Хранитель твоего сердца

Part 20

По возвращению в свою комнату Адриан, совсем не собираясь медлить, переоделся в ночную одежду и лёг на кровать. Пускай время и было ещё совсем раннее, пускай и не время ложиться сейчас спать, но ему так захотелось… Захотелось покинуть этот мир вновь, немного отдохнуть от суеты, от проблем, от всех, кто не желает принимать сторону принца… Кому важен лишь статус, кому дороже лишь власть…

Только сомкнув свои очи в безмолвной тишине, младший Эриксон погрузился в бесконечную тьму. Её руки так нежно и аккуратно обхватывают тонкую осину талию, прижимают к себе крепче, вовсе не собираясь выпускать из своего плена… А он холодный, от него веет одиночеством, сумасшествием, бездной, смертью… Ледяные конечности чёрного мрака пробираются тайком под ночную рубашку юноши, длинными пальцами пересчитывают рёбра… Делаю это нежно, но доставляют этим столько боли, чего не доставила бы жестокость… В её объятьях некомфортно, неуютно, однако Адриан не пытается избавиться от невидимых оков, не старается избежать своей участи… Он лишь покорно поддаётся влиянию тьмы, из-за чего та стремительно утягивает его к себе в тёмное царство, из которого юный принц выйдет совсем другим, совсем не таким, каким он всегда был… Тогда-то юноша и изменится вновь… Он станет холодным, станет чёрствым, станет столь эгоистичным, что без слёз смотреть на него станет невозможно…

Излечить от того может Адриана лишь одно существо… Лишь сирена, что поёт своим ангельским голоском ночами, лишь тот неземной красоты паренёк, что покорил сердце прекрасного принца. Лукас своим присутствием уничтожает любую в грудине боль, любое недомогание, что тревожит Адриана изнутри… Потому что только любовь способна его оживить…

В тот омут окунувшись со всей головой, Адриан погружается в обитель своего сна, пускай не сразу, пускай спустя время… Долгое время… Но юный принц наконец заснул. За окном ветер нещадный напевает свою мелодию, слышен вперемежку и голос океана, что сейчас вовсе не спокоен, он бьётся своими могучими, грозными волнами о прибой, разбивается о скалы и, скорее всего, морякам в открытой местности там приходится несладко.

Только вот вся непогода происходит лишь снаружи, внутри, в королевских покоях, тепло, уютно, но совсем одиноко. Сюда не проникает ветер, не долетают брызги воды, не бьются ветви деревьев о стекло… Адриан спит сейчас в безопасности. Во сне вовсе и не замечает, как солнце сменяется луной, как буря с полнолунием тем лишь усиливается, как шторм сносит ветви деревьев, как колышет их листву… Он будто бы не в этом мире сейчас прибывает, будто происходит всё это не вокруг него… Однако и плевать… Адриан сквозь сон всё это слышит, только вот просыпаться не хочется совсем. Плевать, что происходит там… Плевать, что происходит здесь… Ему бы просто полежать с закрытыми глазами, поплакать во сне, а затем проснуться с болью в грудине, но не вспомнить причину её появления… Вот чего юному принцу сейчас бы действительно хотелось.

***

Глаза медленно распахиваются, взгляд в скором времени фокусируется на окне. На улице уже ярко светило солнце, пока Адриан спал своим неспокойным сном. Погода снаружи стихла… Кажется, будто бы того шторма ночного и не было вовсе. Вода спокойна и неспешна… Так и хотелось в неё окунуться скорее, вместе с Лукасом.

Принц поднимается с постели, подходит к дверям, открывает их почти незамедлительно и проходит на балкон. Морской запах тут же улавливает нос. Юноша в наслаждении прикрывает глаза. Его волосы развиваются на ветру, что приятно обволакивает своими дуновениями лицо. Он расправляет руки, представляя, что вновь находится на корабле, что сейчас он снова спустится по канату вниз, прыгнет в шлюпку и подплывёт к своему любимому, дабы снова провести время, пускай и совсем немного.

С тем самым дуновением ветра юноша тут же почувствовал холод, как покров его нежной кожи лица вдруг сильно замёрз. Подушечками пальцев дотронувшись до своих щёк, он почувствовал обилие на них влаги. Сразу же принц понял, что вновь во сне горько плакал. Однако, что с этим можно поделать, если чувства и эмоции скрывать получается лишь на глазах, лишь на людях, которые видеть их вовсе не должны.

Пускай приятно надумывать себе хорошее, но Адриан вскоре распахнул веки, огляделся вокруг, выглядывая в воде того самого. Волны волнуются, поднимаются совсем невысоко, там в океане сейчас так спокойно, что хотелось бы в его омут окунуться с головой, но что может себе сейчас Эриксон позволить, так это только ближе подойти к периллам, облокотиться о них и ещё совсем немного полюбоваться видом, полюбоваться водой и, возможно, если совсем повезёт, то и взглядом уловить сирену.

Чувства сжимают сердце, перетягивают его толстыми канатами и преграждают поступление кислорода в лёгкие… Который раз они уже так делают? Какой раз подряд мешают спокойно проживать эту чёртову жизнь? Только вот что с этим поделать можно, если лекарство от боли находится в океане, где-то там глубоко в воде, куда ни разу человеческая нога не ступала.

И в который раз Адриана эти существа поражают. Они могут нырять на столь большую глубину, плавать и находиться в воде так долго, как только того пожелают. К тому же и времени ограниченного у них на суше нет, могут дышать воздухом и кислородом точно так же, как и водой, многочисленные жабры на теле им в этом помогают. Сирены талантливы, во многом успешнее человека, однако люди возомнили из себя несокрушимых Богов. Думают, что такие непобедимые, что такие всемогущие…

Никогда в жизни Адриан не встречал человека такой необычной красоты, где без изъяна любой изгиб тела. На памяти своей не припомнит и голоса того же ангельского, как у Лукаса. Сколько певцов он за свою жизнь в замке не повстречал, но столь прекрасного голоса не слышал никогда. К тому же и скорость сирен уникальна, быстрее будет любого гепарда и сухопутного животного, быстрее тихоокеанского парусника, что является самой быстрой рыбой в мире, тем более скорость сирен с лёгкостью переплюнет и человека, который передвигается по сравнению с ними слишком медленно.

По слухам, один из жителей королевства смог погрузиться на глубину в пятьдесят три, а может и семьдесят пять метров. Только вот и это слишком для сирен мало. Легко и быстро, не чувствуя резкой смены давления, они спускаются всё глубже, пока и вовсе не достигают дна… А там по словам Лукаса водится страшное, большое и до сих пор даже им самим неизведанное. Люди о подводной жизни не знают многого, лишь парочка рыб, что плавает чуть ли не на поверхности, которых они жестоко вылавливают, продают, готовят и едят. Там, в глубине, Лукас однажды завидел огромные, длинны, мощные и сильные щупальца с большими присосками. Они били по с силой по дну, поднимая песок вверх. Вибрации их могли отбросить обыкновенную сирену на несколько десятков метров, а если и вовсе не повезёт, то в скалу русалка врежется и погибнет от сильнейшего, смертельно сильного удара. Их кости сломаются, превратятся в маленькие кусочки, которые держать будет кожа на протяжении какого-то времени, пока не станет разлагаться.

Ту встречу с монстром юноша запомнит навсегда. Как он удирал с того страшного места прочь из всех сил, с помощью мощного хвоста. К счастью, ему удалось избежать встречи лицом к лицу с ужасным, однако внутри его не покидают чувства, постоянно в голове крутятся вопросы: “кто это был?” или “что это?”, “может, оно не столь опасное, как казалось?” или же “страшнее этого существа ещё в глубинах океана что-то таится?”. Только вот с этими вопросами приходится продолжать жить, ведь возвращаться он туда не хочет. Сирены стараются избегать погружения на слишком в слишком глубокие места, так как, пускай и живут они долго, но остаются всё такими же смертными, как и всё живое на всей планете.

Адриан, к великому сожалению, в воде ничего не замечает. Издалека даже не видно, как плещется там рыба, однако хвост русалки большой и красивый увидеть бы смог… Нет… Он бы желал этого больше всего… Увидеть сейчас Лукаса, насладиться мимолётным мгновеньем его красоты. Только вот не было там вдали никого. Корабль с моряками лишь приближается к пристани. На боту видны сети с большим уловом, там люди постоянно неспокойны, всё время чем-то занята, ни минуты покоя, только лишь ночью, в этом Эриксон убедился лично, когда находился в плавании с отцом. Моряки сворачивают паруса, дабы только судно не набирало скорости от ветра, потому что корабль должен остаться на расстоянии от берега, и только потом люди смогут перевозить свой улов на лодках, так как большое судно может застрять в песке.

Всё это принцу становится неинтересно, так как нет там вдалеке, вместе с кораблём, сирены. Нет там Лукаса, на которого юноша готов смотреть часами напролёт. В этот раз ему не повезло. В этот раз он возлюбленного не встретил. Адриан бросает свой взгляд вновь на их постоянное место встречи, оглядывает скалы, на которых обычно любил лежать Лукас… От воспоминаний принц горько улыбается, а после же отводит взгляд в пол и разворачивается, покидая балкон, закрывая при этом за собой обе двери.

Медленно и не спеша он двигается к углу своей комнаты, где сложенный стоял вдоль стены деревянный мольберт. Адриан останавливается прямо перед ним, медлит, раздумывая, стоит ли столь увлекаться и быть таким помешанным на сиренах. Он глядит на свёрнутые рядом валяющиеся нетронутые другими пергаменты, а чуть поодаль ещё и краски. На столике небольшом разбросаны небрежно кисти, они были разными: большими и маленькими, густыми и тонкими. Хвостовые волоски были жёсткими, потому что в свой прошлый раз принц не смог закончить свою живопись и бросил всё как есть.

Давно Адриан не брался за кисти. Давно Адриан не чувствовал того перфекционизма, что будоражил ранее кровь и заставлял свои творения доводить до идеального… Ведь раньше он рисовал шедевры… Только вот со временем всё изменилось, со временем его интересы стали другими.

Юноша подходит к мольберту ближе, садится на корточки и вдруг замечает позади него лист, испачканный чёрной краской с обратной стороны. На самом деле принц и не помнит уже, что рисовал несколько месяцев назад… Ему стало интересно…

Совсем молча, не говоря и слова, Адриан тянется к испачканному пергаменту, подбирает его, а после и вовсе разворачивает к себе изрисованной стороной. Пускай лист и выглядел небрежно, ведь был он помят, с углов порван и испачкан краской, но рисунок был красив… Достоин похвалы самого короля – а это самая важная и серьёзная оценка.

Живописный пейзаж океана – вид на воду, что открывался у юноши, стоя на балконе. Красивый закат, где солнце скрывалось за серыми тучами. Небо было в тёплых оттенках: где-то ярко выражен был оранжевый, жёлтый и золотой, а некоторых местах доминировал коралловый, светло-розовый и пурпурный. Где-то примерно около линии горизонта изображён был тендер – парусное небольшое судно, там вода изображена темнее: много фиолетового и сиреневого – отражение казалось, как настоящим. Высокие голубые волны, образующие красивые гребни, белая пена возле берега… Шедевр, любой бы художник эти аккуратные мазки красками бы оценил, как настоящий шедевр, но только не Адриан.

Юный принц, при создании этой живописи думал же совсем иначе. Ему казалось, что все его действия напрасны, что из-за того, что он всё же нарисует этот пейзаж океана, Адриан так никогда и не сможет побывать там сам. Эти мысли терзали сердце и душу, рвали в клочья, и юноша не смог более с этим мириться, ведь боль становилась всё сильнее. Он бросил картину уже в самом конце, не закончив несколько штрихов, смял и швырнул в сторону, оставив кисти в краске валяться на столе. Он убрал акварель, вылил воду, сложил мольберт и то на это потребовалось время. Эриксон не мог прикасаться к вещам, связанных с океаном, однако всё же перешёл через себя и со временем смог убрать хотя бы часть, но всё же к самому пергаменту подходить не осмеливался. И всё же он забыл… Забыл спустя месяцы, что занимался рисованием, что когда-то у него был ещё один талант…

Ещё совсем немного посмотрев на пейзаж, нарисованный им много времени назад, Адриан всё же откладывает его, но не так небрежно, как делал это ранее, а аккуратно, разворачивая и на каждый край листа ставя утяжелитель. Юноша поднимает и раскладывает деревянный мольберт, ставит его, как было бы удобно, тянется к чистым пергаментам и берёт один, устанавливая, чтобы вновь рисовать, чтобы вспомнить прошлое.

Мольберт, ватман, кисти, вода, акварель и стул – всё было уже готово, Эриксон и не заметил, как на подготовку ушло слишком много времени. Однако и это не помешает ему вновь взяться за кисть.

Адриан всё медлит, смотрит на своё место, но после же всё равно усаживается. Пальцы карандаш обхватывают, они постепенно набирают в себе уверенность и в конце концов расслабляются.

Первый штрих – и принц отпускает всё плохое, всё его гнетущее.

Второй – и в голове его звучит ангельский голос сирены.

Пятый и шестой – вырисовывается и образ любимого.

Десятый и пятнадцатый – тело полностью ослабевает и поддаётся вальяжным покачиваниям.

Штрих за штрихом. Нота за нотой. Движение за движением. И вот набросок Лукаса был уже готов. Ровные линии образовали очертания красивых изгибов русала, их было сложно передать на лист, однако Адриан старался, старался потому что любоваться своей же работой хочет часами напролёт, ведь вживую так не получается.

Акварель покорно ложится на шершавую поверхность пергамента. Кисть в умелых руках скользит по бумаге. Бесцветный набросок приобретает оттенок, сначала тусклый, блёклый, невидный и неброский, а затем же становится ярче, потому что Адриан прорисовывает каждую линию, старается так как не старался никогда. И вот…

— Готово, — рука доводит последний штрих, а после же плавно отстраняется и отдаляется от холста.

Картина выглядела бесподобно. Теперь же юный принц действительно собой доволен, потому что смог передать пускай и не всю, но хотя бы часть той красоты, что кроется в изображённом на пергаменте существе. Лукас на скале лежит, показывая себя в своём полном превосходстве. Его длинный, мокрый чешуйчатый рыбий хвост блестит лунным светом. Руки сильные скрещены и покоятся на краю камня, они держат на себе голову сирены, волосы которой развиваются на ветру, но ничуть не скрывают чётких линий его лица. Океан позади показывает всю свою злость, он вдали бушует, волны поднимаются очень высоко, там находиться очень опасно. Но вода не только там неспокойна, но и на переднем плане, прямо возле русала, Адриан изобразил огромную волну, образующую гребень – он надвигался прямиком на Лукаса.

Эта картина иллюстрирует и воспроизводит у принца в голове воспоминания о том дне, когда он был заперт в своей комнате по указу разъярённого отца, когда стоял на балконе и вдруг увидел на скале Лукаса, который терпеливо ждал своего избранника, который приплывал на то место каждый день, всё ожидал появления Эриксона… И тогда всё же русал скрылся в воде, в то же самое мгновенье, когда большая волна накрыла его целиком, оголяя и опустошая высокую скалу.

Эта картина – воспроизведение того дня, когда Адриан всё же не смог сдержать свою боль, и она вырвалась наружу… Только вот, смотря на своё творение, ему не хочется грустить, не хочется плакать, наоборот, хочется улыбаться, будто бы холст вытягивает из человека всё плохое, очищая.

В горле уже давно сухо, желудок урчал, казалось, что сейчас он вывернется наизнанку. Принц глянул мельком в окно и понял, что сейчас вечер… Вечер следующего дня… Над картиной он без перерыва просидел целые сутки и на самом деле думает, что это совсем немного.

Теперь же Адриан может видеть Лукаса чаще… Теперь же ему не так плохо, как было раньше…

— Кажется… Я хорошо постарался… Любовь моя…