Он злился. К нему уже несколько недель никто не смел подойти. Слуги старались слиться с окружающей обстановкой и быть как можно незаметнее: не разговаривать, не шуметь, не дышать в его присутствии. Здесь почти никогда не было новичков, отсюда никого не увольняли. Только проверенный годами персонал, где каждый знал, что никогда не станет бывшим работником Ахмеда Нармузинова, разве что посмертно. А смерть здесь витала в каждой молекуле воздуха, ползала тенями по стенам и растекалась прозрачной паутиной по зеркальному белому полу.
Уже больше месяца Ахмед закрывался в своем кабинете с утра и до утра, впускал к себе только Рустама и Саида. Все остальные не смели даже в дверь постучать, если их не звали. В доме царила тишина, как в закрытом музее. Даже от шороха эхо под потолками шелестело.
На
