Тот же самолет, тот же рейс, только возвращаемся обратно другими. Александра прильнула ко мне всем телом, слушая стук моего сердца, а я губами ее макушки еле касаюсь, про себя отмечая, какие мягкие и шелковистые на ощупь ее волосы.
Чем меньше времени оставалось до посадки, тем невыносимее становилась тишина, которая внезапно нас поглотила. Опутала липкой паутиной тревоги и опасения. Как похмелье после бурного веселья. Пока оно длится, отдаешься ему сполна. Позволяешь пьянящему чувству вседозволенности убедить себя в том, что все под контролем. А потом, спустя время, понимаешь, насколько иллюзорной была эта уверенность. За все в этой жизни нужно платить, а мы решили посягнуть на самое дорогое.
- Ты почему притихла, Александра? Не выспалась? Покажи мне того негодяя, который мешал тебе спать…
Она так и осталась сидеть, приложив голову к моей груди, рисуя невидимые узоры на моей рубашке…
- Александра… - сказала еле слышно, почти шепотом, растягивая каждый слог, - как официально. Никогда не любила, когда меня так называли, а сейчас кажется, что никогда мое имя не звучало так…
- Красиво?
- Нет, завораживающе. Наверное все дело в том, кто его произносит…
Приподнял ее подбородок и в глаза посмотрел. От боли и грусти, которые в них плескались, в груди что-то больно сжалось. Я никогда не видел ее такой. Понимал все, но от моей веселой, задорной и жизнерадостной Лексы сейчас ничего не осталось. Она казалась такой маленькой, беззащитной, слабой… хотелось сгрести в охапку и миллион раз сказать, что ей нечего бояться.
- О чем ты думаешь?
- Я не знаю, Андрей… Наверное о том, что иногда это очень страшно – не знать…
Говорит так медленно, слишком спокойно, слишком… Как будто не здесь сейчас, не со мной. Летает где-то далеко в своих мыслях, а мне так хочется ее обратно вернуть.
- Не знать чего?
- Что со мной будет… Что меня ждет… Что мне теперь делать.
- Ну как что, Александра? Сводить меня с ума и дальше… – Улыбнулась наконец-то. А вместе с ней улыбнулся и я, еще крепче к себе прижимая. – До сих пор ты отлично с этим справлялась.
– Это самая приятная миссия, которую только можно придумать…
– Вот и решили. А об остальном не думай, у тебя для этого есть я.
– Андрей, но… - замолчала на мгновение, видимо, подыскивая слова, - как же папа…
Моя умная маленькая девочка… Слишком хорошо понимала, что ее папаша, больной на всю голову ублюдок, варфоломеевскую ночь устроит, если дотянуться до нас сможет. Все знали, на что он способен. Только если раньше мне было за что мстить, то теперь появилось за что бороться. И х**н он у меня что-то отберет.
– Боишься?
– Боюсь… – сжала губы в тонкую линию, и глаза закрыла, прогоняя накатывающиеся слезы, и со всей силы пальцами в мою руку впилась.
– Не стоит… Просто верь мне!
– Но он никогда не смирится с тем, что мы…
– В этот раз обойдемся без родительских благословений, Александра… Или ты у меня консерватор?
– Андрей, с каких это пор ты стал таким шутником?
– Я серьезен, как никогда… - поймал ее взгляд, который остановился на пальце с обручальным кольцом, и в этот момент мне сквозь землю провалиться захотелось. Сжал руку в кулак и убрал мгновенно. Впервые, смотря на него, раздражение появилось и желание немедленно снять. – Теперь у тебя есть персональный защитник, каменная стена, жилетка… в общем, насчет робота-андроида ты не ошиблась… Функционал расширим, исходя из пожеланий одной очаровательной особы…
Нужно было разрядить обстановку. Понимал, черт возьми, что боится, переживает, волнуется. Потому что, как ни крути, все, что случится с ней дальше, от меня зависит. Только сложных разговоров не хотелось, это не то, что нужно. Единственное, что она должна сейчас чувствовать – это уверенность.
– М-м-м, как интересно… Функционал, говоришь? Есть тут у меня одно пожелание к разработчику…
– Я весь во внимании…
– Усиленная защита от перегрева… Так как устройство будет подвержено постоянному воздействию высоких температур…
И опять эти прищуренные глаза, в которых чертята пляшут, и лукавая ухмылка. Приблизился вплотную к губам, замер в миллиметре от них, зарываясь пятерней в волосы, и сказал еле слышно:
– Обещаешь, что будет горячо?
О да, очень-преочень горячо….
Я не привык верить на слово… Только проверять лично…
***
Мы вернулись в дом, который встретил нас тишиной. Лекса очень волновалась, что придется объяснять наш совместный приезд Карине, но я ее успокоил. Дочь все эти дни жила в доме Макса, и пока что оставалась там. Так было спокойнее. И для нее, и для всех нас. Оставить ее просто под присмотром охраны я не мог. По крайней мере, сейчас. Карина с радостью согласилась, ведь проводить время с родными получалось все реже, а за три месяца стажировки она сильно по всем соскучилась. Все эти дни она была с Дариной, помогала ей нянчить Таис, все не так тоскливо, как сидеть одной под замком. Я попросил брата пока не сообщать ей, что мы вернулись. Нам нужно было еще немного времени. Ошарашивать ее новостью об отношениях с Алекс сейчас нельзя. Это не та информация, о которой сообщают, ставя перед фактом. Так что Ахмед – далеко не единственная проблема, которая нас ожидала, и я, как никто другой, это понимал.
Лекса отправилась в спальню, сказала, что хочет отдохнуть с дороги, да и какое-то время наедине с собой побыть. По ее блуждающему взгляду и отстраненности видел, что мысли терзают и мучат. И у каждого из нас они свои. В душу лезть не хотел, знал, что когда захочет – сама расскажет. Но догадаться о том, что именно ее гнетет, было не трудно. Ведь девчонка еще совсем, вот только вчера под отцовским крылом жила. Любима и обожаема им. Каким бы ублюдком он ни был, но то, что за нее на все готов был, мы сами убедились. Да и родителей не выбирают… Жила, горя не знала, а сейчас… можно сказать, предает его, пока он спасти ее пытается.
Когда обнимал в очередной раз, в глаза глядя, мысленно смелостью своей девочки восхитился. Решимостью и… бесстрашием. Раньше ее поведение сумасбродством считал, эпатажем напускным, попыткой доказать мне что-то, а потом вдруг осознал – она мне все самое дорогое отдала. Не просто невинность… а вообще всю себя. Свое сердце в ладони вложила и жизнь передала в мое распоряжение. Вот так просто. Наплевав на то, что уверенности ни в чем не было. Не зная, а вдруг завтра, после всего, ненужной окажется. Отдавая себе отчет, что собственный отец ее с грязью смешает после такого поступка. И опять в голове зашумело от этого абсолютного доверия и чувств, искренних и чистых. Ни на секунду оставлять не хотел, чтобы, когда вдруг опять грустить начнет, все ее горькие мысли разогнать.Сгрести в охапку и миллион раз повторить, что моя теперь…
Дождавшись Макса, пригласил его в кабинет. Обнялись, как обычно при встрече, и хотя разговор предстоял не особо приятный, все же само его присутствие вселяло какую-то уверенность, что все, что я провернуть хотел, удастся. Мы и не из такой трясины выбирались. Справимся. Я на все сто уверен был, что положиться на него могу. Как и на Изгоя. Ахмеду задницу надрать – святое дело. А остальное – по ходу решим.
Максим вальяжно расселся в кресле, закурил, и стал выпускать кольца дыма, глядя в потолок.
– Ну, что ты мне расскажешь, брат? - поднес ко рту сигарету и еще раз затянулся. – Судя по всему твоя… эм-м-м… заложница сменила статус?
Издалека начал, засранец. Сам обо всем догадывался, но возможность подколоть никогда не упустит. Только я решил не ходить вокруг да около, не Карина же передо мной. Поэтому сразу к делу перешел.
– Она останется со мной…
– Не вопрос. С тобой – так с тобой. Надолго?
Он пока не понимал, о чем речь. Да… Оказывается, объяснить все будет не так легко, как я надеялся. Я подошел к мини-бару, наливая нам обоим виски. Протянул Максу, который в недоумении ждал моего ответа, бокал, давая понять, что сейчас самое время выпить.
– Навсегда...
Макс поперхнулся и, постучав себя несколько раз кулаком по груди, откашлялся и встал из кресла.
– Граф, бл***, шутник херов. Не смешно сейчас. Вот вообще!
– А я не шучу… Она останется здесь, со мной. Правила меняются!
– И давно они поменялись, а? – Макс начал нервничать, сдерживался пока, но я уже читал раздражение в его глазах. – Тут на ушах все, кипиш такой, что мама не горюй, а ты, бл***, правила менять решил.
– Да… решил. Так нужно, Макс!
– Кому нужно? Кому? Я твою сестру и дочь из дома не выпускаю, потому что Ахмед, сука, на нас охоту открыл, хоть и втихаря. А ты? - подошел вплотную, руки в кулаки сжимая.
- Макс, я не мальчик! – глаз не отводя. – Мне объяснять не надо. Знаю без тебя все!
Говорил спокойно, но только одному дьяволу известно, чего мне это сейчас стоило. Сдерживался, потому что каждое его слово и реакцию понимал. Макс же наоборот – распалялся все больше, потому что не мог понять, что происходит.
– Граф, это дочь Ахмеда… Ахмеда, бл****! Он за нее задницу свою подставить не пожалел. Все твои условия выполнил. ВСЕ! Наверное впервые в жизни сделал что-то без кидка. Ты вообще отдаешь себе отчет, под чем ты сейчас подписался? Под какую херь себя подвел. И не только себя! Всех нас! Более подходящей кандидатуры потрахаться не нашлось?
И вот тут я не выдержал. Схватил его рывком за куртку, и на себя дернул. Наши взгляды схлестнулись, дышим тяжело, как будто врагами за секунду стали. И руки чешутся друг другу в челюсть заехать. Я в его зрачках уже не просто злость, а ярость видел. Но с собой совладал, кулаки разжал, сделав шаг назад. Макс смотрел на меня, как на ненормального.
– Что за хе*ня происходит? Граф… что ты творишь?
– Мне она не для потрахаться… Так что со словами поаккуратнее теперь…
– Охренеть! И давно тебе чистой и светлой захотелось?
– Да какая разница. Она будет жить здесь.
– Ты там не женился хоть случайно? А то х*р его знает, что ты еще поменять решил.
– Нет. Сюрпризы окончены.
– Вот уж спасибо, порадовал. Только что-то мне подсказывает, что они только начинаются.
– Не важно, Макс. Есть то, что есть. Я тебе исповедоваться не собираюсь, да и ты на духовника мало похож…
– Как тебя угораздило-то, Граф? Я реально сейчас своим ушам не верю. Скажи, что это какой-то идиотский розыгрыш… Ты что, правда на мелкую эту запал?
Я не отвечал на его вопросы, ему ответы и так не нужны были. Не дурак, сам понял. Да и не шутят с таким. Только рот у него не затыкался, черт бы его побрал. Как будто плотину прорвало:
– Нет, ну с Ахмедом все понятно. Пределы его радости я уже представил… Но вот глаза твоей дочурки… В общем, не завидую... – отсалютовал бокалом и засмеялся. – Ну ты чудишь… Никогда бы не подумал. Не тех в нашей семье бл**дунами называют.. Ох, не тех…
– А ты, я смотрю, оживился…
– Ну брат, когда у меня еще такая возможность выпадет – правильного Графа постебать. Что там про тихий омут говорят, наивные? Это они Андрея Воронова не знают…
– Макс, бл***. Хватит трепаться…
– Мда… - он все не унимался. Расселся в кресле опять, ноги на стол закинув. – Не, она мне еще тогда понравилась, когда особняк твой подожгла. Заноза в твою аристократическую задницу…
– Да иди ты к черту… Давай лучше к делу. Что по Ахмеду?
– Неужели? Ты наконец-то о тесте своем вспомнил…
И смеется дальше. Смешно ему, бл***. Увидел мой вигляд свирепый и, руки ладонями вперед протянул, предостерегающий жест сделал.
– Ну все, все… спокойно. Ахмед визжит, как резаный. Телефоны разрывает, слюна изо рта летит… Орет, что кинули мы его. Притих вначале на какое-то время, а вот вчера опять двоих наших подстрелили. И…
– Что и?
– Да… не хотел говорить… Но шакалы ублюдка этого каким-то образом в дом отцовский проникли. Взрывчатку подложили, рвануло нехило. Хорошо, что Афгана внутри в это время не было – он у отца на кладбище был. Так что, считай, Сава ему с того света жизнь спас.
Вот тварь. Ему этот дом и даром не нужен, нет там ничего ценного, просто плюнуть в лицо захотел, показать, что в затылок нам дышит.
– Терпение у него на исходе, одним словом. Нужно, Граф, разгребать всю эту хрень.
– Я знаю. Разгребем. Встречу назначим. Дня через два.
– А с Лексой как?
– Макс, ну нас-то учить не надо, как мразей на место ставить. Не впервой же… Есть у меня план. Изгоя еще вызвать надо. Я все продумал.
– Вызовем… не впервой, ты прав. Только в любом случае должен быть план «Б». Он у тебя есть?
– Есть…
– Какой?
– Хороший Ахмед - мертвый Ахмед…
Макс присвистнул, и, глядя мне прямо в глаза, ответил:
– Лучший план из всех, что я слышал… Давно пора!
***
Проводил Макса до машины и дождался, когда за ворота выедет. Мы обсудили все детали, и сегодня я назначу встречу Ахмеду. У нас осталось два дня. Два дня мнимого спокойствия до момента, когда начнется мясорубка. Момента, когда вся наша схема должна сработать четко и без заминки. Непредсказуемость – то, что выбьет ублюдка из седла. А пока… пока нужно дать ему иллюзию того, что все идет по плану.
Как только порог дома перешагнул, знакомая дрожь по телу пробежала. Потому что я услышал мелодию… ту самую, которую играла там, в Вене. Те же звуки, аккорды, переливы, только звучала в этот раз по-иному. В ней – тихая грусть вперемешку с волнительным ожиданием. Ноты тревожности, переходящие в трепетную душевность. Поднимаюсь по ступенькам, и музыка звучит все громче… а мне опять хочется стоять в стороне и наблюдать за ней. Не сметь прерывать эту интимность, которую только на каком-то самом тонком уровне можно ощутить. Эта мелодия… она звучала как исповедь. Как самое сокровенное признание перед самой собой…
Белоснежные локоны, спускающиеся на плечи, простое хлопковое платье с низким вырезом, и мне вдруг хочется провести между ее лопаток… Подхожу еле слышно, а она настолько с музыкой этой слилась, что не видит и не слышит ничего вокруг. Пока не встал за спиной и не склонился над ней, со словами “не останавливайся, играй”… И она продолжает говорить со мной звуками… которые звучат откровеннее любых слов. Чувствует мое дыхание, и вдруг жалостливые ноты сменяются нервозными аккордами. А я каждую перемену ее настроения на уровне инстинктов чую… Ее призыв, просьбу и желание. Но продолжает, не останавливаясь, импровизируя, завораживая, продлевая этот интимный монолог…
Вздрогнула от прикосновения к телу прохладного скрипичного ключика из платины, усыпанного сверкающими бриллиантами. Лучшего момента подарить ей этот подарок не найти. Я присмотрел его в одной из ювелирных лавок возле Дома музыки в Вене. Пока Лекса бродила по этажам дворца Эрцгерцога Карла, я отлучился на несколько минут, чтобы его купить. Притронулась к нему сейчас тонкими длинными пальцами, и, мечтательно улыбаясь, сказала:
- Раньше я думала, что любить музыку сильнее уже невозможно… Но как же я ошибалась. Теперь в каждой ноте, которую я играю или пою, есть ты…