Льен Мин

Часть первая. Глава 10

Седьмое октября, вторник

Похоже, каждый новый день теперь будет приносить мне убеждение, что Россия погружается в болото беспросветной средневековой грубости и невежества.

Мысль о том, что я должен посетить общежитие и увидеть, как нашей китайской гостье живётся там, пришла мне ещё вчера, моё сердце было очень неспокойно после рассказа Игнацишвили. Однако весь вчерашний вечер я провозился с замком, а потом идти куда бы то ни было оказалось поздно. Сегодня же, вернувшись домой под вечер после четырёх утомительных «пар», я запоздало вспомнил о своём намерении. Не диво было его забыть под конец рабочего дня! Сам я первый изумлюсь, если кто-то покажет мне педагога, у которого после восьми академических часов останется в голове хоть одна мысль...

«Хорошо ли это?» — обеспокоился я. Снова злые языки начнут говорить о том, что я нашёл себе среди студенток очередную протеже. Неверная, абсолютно пошлая идея! Какой же гнусной личностью был бы я, если бы хоть на миг подумал о Льен Мин как о своей «протеже», стал бы «строить виды» на неё, пользуясь её неопытностью и своим положением!

Напротив, лишь сейчас я осознаю, что эта девушка, иностранка, китаянка, можно сказать, существо с другой планеты, стала для меня недосягаемым идеалом женственности, точнее, идеалом человечности. Какая грустная судьба! Едва ли не полжизни я тщился воспитать среди своих студентов «человека облагороженного образа». И вот я встречаю «человека облагороженного образа», но в создании этого образа нет ни капли моей заслуги, и ровным счётом ничего я не могу сделать, чтобы защитить мою фарфоровую китайскую принцессу от нашей безобразной русской действительности!

А не рано ли я идеализирую эту девушку? Вдруг она — обычная дурочка с приятной внешностью, а я  — просто сентиментальный осёл?

Наконец, я успокоил себя тем, что ревизия общежития как места проживания студентов также входит в обязанности куратора. Это — правда, и не моя вина, что почти не один куратор не совершает указанную ревизию. Движимый благородным стремлением полностью выполнить свои должностные обязанности, я и отправился в общежитие, усталый, с натруженными ногами. Вдобавок у меня начинается и кашель, первые признаки проявились вчера, после курения в машине при открытом окне.

Около семи часов вечера я оказался в студенческом общежитии. Вахтёрша смотрела на меня недоумённо, почти с подозрением. Я объяснил, кто я, где работаю, зачем пришёл, даже предъявил паспорт, в конце концов, рассердился. Что они думают, чего опасаются: что я, старый дядька, доцент кафедры теории воспитания, сейчас побегу по комнатам совращать молоденьких студенток? Всё это я и высказал доброй женщине, совершенно смутив её, заставив долго извиняться (она-то, оказывается, меня знает, она, конечно, ни на миг и не подумала ничего плохого, а просто удивилась), так что и сам пожалел о своей вспышке.

Четыре девушки из вверенной мне группы, и среди них Льен Мин, проживают в комнате номер сто четырнадцать. Я постучал. Дверь мне открыла Алёна, хмурая, злая, с кастрюлькой в руках, в каком-то затрапезном халате.

— Ой! — с ужасом воскликнула она. — Проходите, Василий Александрович!

Девушки явно не ждали меня. Я прошёл в комнату, поздоровался с ними, присел на табурет, для проформы вынул из кармана блокнот, ручку, огляделся по сторонам. Давно я не был в общежитии, и снова меня поразила скудость здешнего быта, грязные разводы на потолке, облезлые обои десятилетней давности, трещины на стенах, плохо заклеенные щели в оконной раме, которые дают простор для сквозняка...

— Как живёте, девушки? Не холодно здесь? Топят? — Девушки отвечали, что «не жалуются».

— Конфорок вам хватает на кухне?

Конфорок хватало.

— Ну, я ещё проверю... А где китаянка ваша?

Маша и Света переглянулись.

— Она, это... к хахалю своему пошла, — с плотоядной ухмылкой сообщила Света. — В семьдесят восьмую комнату.

— Что?! — глаза у меня полезли на лоб. Девушки, похоже, были рады-радёшеньки, что «заложили» свою соседку и ей, следовательно, «влетит».

—  Алёна, объясни-ка ты мне, что это за прогулки по вечерам! — потребовал я.

— Василий Александрович! — бойко затараторила староста. —  Мы уж ей говорили-говорили... Есть тут Митрич, парень такой. Клеится он к ней, значит, ну, то есть вы меня понимаете. И приглашал он её в комнату евонную, помощь вроде как нужна ему. А она мне говорит, что, это, ей его жалко, пропащая вроде как душа. Он вроде как без неё человеком не станет! — Ольга фыркнула, Алёна продолжала. — Уж я ей говорю: не ходи, дура, известно, чево ему от тебя надо, какой помощи...

— Да уж известно! А Ленка-то не дура совсем, и губа у неё не дура, — язвительно прокомментировала Света. У неё, похоже, был свой взгляд на эти события.

— Так девушки, всё ясно с вами. — Я поднялся, попрощался, вышел, успев заметить, как они снова переглянулись между собой.

По коридору я бежал. Как глупо в мои годы!

Приосанившись, поправив галстук, несколько раз выдохнув, я энергично постучал в дверь комнаты номер семьдесят восемь. Голоса за дверью сразу затихли.

— Открывайте, это преподаватель! — рявкнул я.

Молчание. Затем чьё-то предложение: «Засов засунь, балда!»

— Открывайте, выломаю дверь, позову коменданта!! — заревел я. Из соседней комнаты высунулась испуганная голова и юркнула назад.

Снова молчание. Я толкнул дверь и вошёл сам.

Моя девочка, моя буддистка, моя прекрасная фарфоровая принцесса сидела на кровати, волосы её были всклокочены, растрёпаны, на щеках, всегда бледных, проступал яркий румянец. Увидев меня, она вскочила, смотря на меня с болью, мукой, стыдом и радостью одновременно.

—  It wasn’t my fault [я в этом не виновата]! — воскликнула она очень высоким, страдальческим голосом. — Dear teacher, please stop them! [Уважаемый учитель, остановите их, пожалуйста!]

У стола стоял, скрестив руки, крепкий, видный собой юноша с длинными, до плеч волосами, с небольшой бородкой, наглым взглядом, весь в чёрном. «Неужели он тоже церковник?» — мелькнула у меня абсурдная мысль. Несколько раз я видел этого студента, всегда он был в длинном пальто и шляпе с широкими полями. Раньше любители выделяться таким способом произвели на меня впечатление безобидных дураков: надо было присматриваться внимательней. У другой стены присел низкорослый паренёк с нелепой стрижкой и физиономией, водянистыми глазками, заячьей губой.

— Ничего, — помедлив, ответил длинноволосый. Усмехнулся. — Она сама лезет в штаны...

— He is a liar [он лжёт]!  — воскликнула девушка. Я почувствовал неудержимое желание дать ему оплеуху со всего размаху, схватить за плечи, трясти его за эти плечи, так, чтобы голова стучала об стену!.. Я уже сделал шаг к нему — он отшатнулся, но продолжал смотреть мне в глаза. Я, наконец, овладел собой.

— Lian Min, leave this place now and make sure you never return [Льен Мин, уходите отсюда и больше не возвращайтесь], — приказал я. Она послушно и поспешно вышла.

— Если вы ещё раз посмеете тронуть её хотя бы пальцем... — начал я, обращаясь к этим двоим.

Длинноволосый вдруг снова усмехнулся.

— Что, гоcподин доцент, — перебил он меня, не сводя с меня своего тяжёлого взгляда, — у вас у самого планы?

Парнишка с заячьей губой в углу истошно взвизгнул, потому что я, не помня себя, всё-таки добрался до горла его хозяина, всё-таки сдавил его на секунду, всё-таки швырнул его на пол!.. Я вышел, красный как рак. Навстречу мне по коридору уже бежала комендант.

— Что такое?!.

— У вас студенток заманивают вот в эту комнату и там их «обрабатывают» двое субъектов, — хмуро пояснил я.

— Ай, да что же это делается!.. А ну, открывайте, поганцы! — завопила она и замолотила в дверь комнаты кулаком. «Субъекты» снова заперлись, выключили у себя свет.

Мы с Льен Мин дошли до лестницы.

— I am very much obliged to you, dear teacher [я очень вам обязана, уважаемый учитель], — сказала Льен Мин дрожащим, неповинующимся ей голосом. — I am so sorry about causing you so much trouble. [Мне так жаль, что я причиняю вам такое беспокойство!]

— Please don’t visit them any more [пожалуйста, не ходите к ним больше], — повторил я ещё раз и добавил. — Please, don’t trust anybody here! We Russians are cruel, Lian Min! Please, be very modest and careful! [Пожалуйста, не верьте здесь никому! Мы, русские, жестоки. Пожалуйста, будьте очень осторожны и скромны.]

— I'll follow your advice [слушаюсь], — сказала она тихо. Сложила руки на груди и низко, в поясном поклоне поклонилась мне. Я поскорее обернулся и пошёл прочь, чтобы только не видеть этого. Господи! За что она, хрупкое произведение искусства, благодарит варваров, едва не разбивших её своими грубыми руками?

Сейчас уже полночь, а я всё не могу заснуть, всё вспоминаю этот ужас во всех подробностях. Мне нужно бы подготовиться к завтрашней лекции, я ведь обещал заменить Любу Окулову. Какое там! Моих сил едва хватило, чтобы сделать запись в дневнике. Вот я и достиг того, что девушка обращается ко мне «уважаемый учитель», почти как к духовному наставнику. О, лучше бы я никогда этого не дождался! Нет, из меня плохой буддист. Буддизм означает спокойствие, но как перед лицом  э т о г о  можно быть спокойным?!

Я определённо заболеваю, температурю. Дай Бог отчитать лекцию завтра. Господи Боже! Пошли мне мудрое решение, которое положило бы конец этим безобразиям!