Мариам

Глава третья. Объятия. Эпизод четвертый

***

Настоящее

Медовое солнце заливало фасады тихой улочки – грязно-рыжие, коричневые, красноватые. Коломенская. Мариам когда-то снимала квартирку неподалеку и по-прежнему любила здесь гулять. Приезжие думают, что в Питере шумно, но на самом деле – стоит свернуть с Невского или Лиговского на улочку вроде этой, и станет умиротворенно, будто в провинциальном городке в полдень. Круглосуточные магазинчики с бойким говором продавцов-мигрантов, куцые липы на маленьком островке зелени посреди камня, аромат булочек с корицей из сетевых пекарен. Редкая старушка с собачкой или угрюмый студент с сигаретой и наушниками – вот и все прохожие. Несмотря на кучу дорогих машин, припаркованных у тротуара.

Отсюда слышно, как мальчишки играют в футбол на площадке под липами – мяч то и дело ударяется в ворота, железные цепи шумят и гремят, детские крики гулко разносятся в воздухе, овеянном не по-осеннему густой духотой. «Не надо меня спасать, я и сам справлюсь!» – гордо заявляет один мальчик другому. Мариам улыбнулась; вот бы и ей такую уверенность.

Последние дни были полны тревоги – она сама не понимала, почему. Точнее, понимала, но не хотела себе признаться. Из-за Андрея. Слишком быстро он стал для нее важен – а это всегда не к добру.

Остановившись в тени красно-коричневого фасада с облезлой лепниной под изящными эркерами – львиные головы, вазы, растительные орнаменты, – она открыла переписку с ним. Не отвечает.

Что-то она явно сделала не так. И даже ясно, что.

Мариам пролистала диалог вверх. Несколько дней после сессии они общались довольно плотно, и это воодушевило ее на то, чтобы все-таки попросить о второй встрече; они назначили ее на тридцатое сентября. Мариам порхала от счастья, наслаждаясь всем – работой, солнцем, вкусным кофе с сырниками; ожидание новой встречи, возможности пережить волшебное То Же Самое заливало ее сиянием. Ей перестало хотеться встреч, знакомств, секса (отчасти с этим был связан разрыв с Кошей, который она проводила две недели, как тяжелую операцию, – по четыре часа выслушивая истерики о том, какой она ужасный человек и как он хочет умереть); она чувствовала себя целостной и наполненной. Мысли о прошлом – об Амире, Витальке, всех остальных – тоже перестали ее преследовать. Может, если ей так не везет с любовью и отношениями – повезет здесь? Кажется, она нашла свое место; здесь есть красота, недоступность, контролируемая боль, контролируемый страх – все, что нужно.

Осмелев, Мариам показала Андрею свое стихотворение – то самое, в котором Егор раскритиковал строчку. Андрей благосклонно написал: «Очень близко чувствую», – прибавив к этому готическое черное сердце. Они разговорились о стихах и книгах – о Кастанеде, Ницше, бумажных и аудио-изданиях. Все шло хорошо и невинно, пока в какой-то момент Андрей не пояснил: «Мне необходимо постоянно слушать книги, чтобы заглушить голоса».

Мариам прочла это на работе, на перерыве – и внутри у нее все сжалось от тревожного предчувствия. Он просто выразил метафорой свои переживания – или?.. «Шум, шум в голове, я устал, солнце, я так устал, слишком много шума!» Бледный бормочущий Даниэль сидит перед ней, тяжело дыша; его разноцветные глаза затравленно бегают по комнате, прекрасное лицо блестит от пота.

Андрей упоминал, что у него две подруги с шизофренией. Но сам он совсем не похож на безумца. Наоборот – он такой спокойный, рассудительный, с обостренной рефлексией. Мариам общалась с шизофрениками, и их объединяло одно – они были большими детьми, надломленными, навсегда оторванными от мира. Андрей не такой – он полноценный взрослый. Да, в их разговоре после сессии было заметно, что он несколько презирает психиатрию и психиатрические препараты – но все-таки… Нет, нет, невозможно.

«Голоса… Не знаю, буквально это или метафорически, но в любом случае отчасти понимаю. Мне жаль», – наконец подобрав самую осторожную формулировку, написала она. Андрей прочитал – и ничего не ответил.

К концу рабочего дня Мариам решила, что допустила ошибку: нельзя отвечать вот так на отвяжись на такое интимное признание. И они ведь уже обсуждали психиатрию, диагностику, ПРЛ его девушки – значит, наверное, стоит спросить.

«Если я могу спросить – ты не хочешь обращаться к врачам и препаратам, потому что хочешь справляться с этим своими силами? Если я могу задать такой вопрос, конечно».

Прочитано. Нет ответа – до следующего дня. Всю ночь прометавшись в кошмарах о старом и больном, утром Мариам первым делом добавила:

«Извини, видимо, лишнее спросила. Не буду больше этого касаться. Просто надеюсь, что у тебя хватает сил и мудрости справляться с тем, что тебя так мучает. Точнее, верю, что хватает. Спасибо, что поделился».

Да, это невротично и неуклюже – снова писать, когда тебе не отвечают; но Мариам душила тревога. Их встреча казалась такой важной, такой особенной – она давно ни с кем вот так не говорила. Никогда не позволяла никому вот так всерьез, по-ритуальному, связывать себя, бить – не игрой, а по-настоящему, до боли, слез, синяков. Она будто впервые прошла сама то, через что…

Нет. Неважно.

Неужели ее оплошность так серьезна? Даже с учетом извинений?..

Судя по всему, да. Судя по всему, все бесповоротно изменилось – дружелюбие Андрея пропало, словно его и не было. Может, он пожалел, что сказал нечто настолько личное – и этим дал ей право задавать вопросы, изучать его, а не быть безмолвным объектом для пыток, покорной глиной. Может, считал ее навязчивой влюбленной истеричкой и был разочарован. Так или иначе, она нуждалась в ясности. Протерзавшись пять дней, запрещая себе писать, на шестой Мариам позволила себе сорваться:

«Привет. Хотела уточнить, в силе ли договоренность про встречу? Кажется, я задела тебя. Сильно переживаю на этот счет».

Это было вчера – и вот нет ответа, опять нет. Что будет дальше – он заблокирует ее без объяснений? Неужели он будет заниматься такой ерундой, детским садом на уровне Луи?..

Хотя и игнорирование – тактика ничуть не взрослее.

Стоп, что это?.. Печатает. Мариам замерла; сердце ухнуло вниз, ладони похолодели. Пусть ответит хоть что-то – неважно, что; хотя бы будет определенность, хотя бы…

«Здравствуй, Мариам. Одной встречи было достаточно, тридцатое отменяю».

…Вечером ей открыла Эля – Мариам забыла ключи. Она ввалилась в квартиру обессиленная, промокшая от дождя.

– Ты как? На сообщения не отвечаешь, – пробормотала Эля, беспокойно глядя на нее.

Бездомная собака. Вот кто я. Жалкая, преданная, легко привязывающаяся собака. Та, которая захлебывается радостным лаем при виде хозяина – и никогда не может вовремя заткнуться.

Та, которую вечно все отшвыривают. Пинают – лишь бы оставила в покое. Глупая шелудивая шавка. Поиграться с ней разок – и выбросить без объяснений. «Одной встречи было достаточно».

Мариам закрыла руками лицо – и позволила себе разрыдаться.