…Они говорили в темноте, озаренные трепещущим светом свечи, и пили остывший чай. Андрей лежал на ковре, подложив под голову локоть; Мариам сидела напротив, притянув колени к груди. В процессе порки он, оказывается, снял с нее бюстгалтер – но она почему-то не стеснялась своей наготы.
Между ними не произошло ничего сексуального, ни одно его прикосновение не было лишним. (Ну, разве что то, одно, когда он провел кончиком прута у нее между ног – игриво, будто дразня; но это так идеально вписывалось в общую картину, что она простила его). И все же – произошло нечто другое, возможно, более важное и сокровенное, чем соитие.
Все тело Мариам ныло, но в мыслях звенела легкость, сила и уверенность. Не как после тренировки, не как после хорошей сессии у психолога. Лучше, намного лучше.
– А ты заметила, что во всех своих историях ты выбираешь тех, кто во всех отношениях ниже тебя? – задумчиво глядя на нее, улыбаясь краешком губ, сказал Андрей. – Так нравится пачкаться?
– Пачкаться? – повторила она. – Нет, ну… Нельзя ведь так оголтело судить – «выше», «ниже». Каждый из них, может быть, был в чем-то и выше меня. Например, в харизме, в успехе в карьере, в жизненном опыте. Амир, допустим, отличный математик и талантливый преподаватель – хоть он и наркоман, и мудак. Но…
– Но ты ведь сама понимаешь, что все это звучит крайне неубедительно! – отмахнувшись, морщась, засмеялся Андрей. – Конечно, ты была выше их. Духовно, эмоционально, интеллектуально, еще и материально – каждый раз. Тебе нравится проигрывать тем, кому ты не должна проиграть по своей природе?
– Может, и так, – обдумывая эту фразу, признала она. – Скорее мне нравится… игра. Неизвестность. Интрига. Поэтому мне нравится общаться с ненормальными людьми, – она грустно улыбнулась. – Всегда опасно, всегда… Что-то происходит.
– С нормальными просто не о чем говорить. Скучно.
– Не то чтобы скучно, а… Будто на разных языках. То есть, я могу признать их достоинства в чем-то, мне может быть с ними даже комфортно, даже, может быть, интересно какое-то время. Но…
– Но в итоге пустота.
– Да. Благополучие ничего не дает для сюжета. Любой сюжет – это боль. Конфликт. Страдания. Говорить о быте, говорить на уровне «привет как дела что делаешь» – да, можно, даже нужно. Это есть в каждом. Но…
– Но тебе мало.
– Да. Мне мало.
– У меня бывшая девушка была с ПРЛ, – в проницательной темноте его глаз отражался дрожащий огонек свечи.
– Ох. Тяжело. У меня этот диагноз.
– Да, тяжело. Каждый раз, как перемкнет – как будто другой человек. Таблетки ей какие-то ударно сильные прописали, превращающие в овоща… Потом она их бросила и просто перешла на траву. Помогало.
– Оу… Сомнительно, но окей.
Они засмеялись хором.
– Знаешь, ты отличный психолог, – помедлив, отметила она. – Угадал возраст Сани на момент истории, угадал, что моя бабушка переехала из деревни в город… Даже такие детали.
– Приходится анализировать, – он пожал плечами. – Так сложилось, что последние пять лет я общаюсь только с девушками.
– С травмированными девушками.
– Естественно. Какие же еще сюда приходят? – он хмыкнул.
– Вижу. Навыки отточены до совершенства.
– Возможно. Но мало кто знает об этом – я веду аскетический образ жизни.
Забавное уточнение. «Ты только не подумай – я не бабник»?..
– Я заметила. Твой дом… Здесь красиво, здесь все со смыслом. Но одиноко.
– Да, – он странно посмотрел на нее. – Ты права. Я иногда по месяцу не выхожу на улицу. Здесь только я и мои демоны.
– Ну, судя по всему, вы примирились и уживаетесь. Это самое главное. Слушай, но… Это же не основной твой источник заработка?
– Нет, конечно! – он рассмеялся; на щеках появились неожиданно милые ямочки. – Ты что, я бы с голоду умер!.. Есть работа. Это для меня, мое личное. Раньше я проводил коммерческие сессии, дорогие, но… Понял, что не то. Как будто я оказываю услугу за деньги, понимаешь? Не люблю это чувство.
– Да, я уже поняла, что тебя отталкивает тема денег. Истинный творец. Художник в мансарде.
– Кстати, хочешь посмотреть вид? – вдруг оживился он – и скользнул к окну. – Уже как раз стемнело.
Мариам встала на табуретку и выглянула. Огни Петроградки, вдалеке – мерцающая кукурузина Лахты; лепнина домов и дворцов, потоки машин – город как на ладони.
– Потрясающе! Здесь действительно потрясающе жить… Но, знаешь, уже ведь поздно, – добавила она, со вздохом сожаления выдирая себя из эйфоричного забытья. – Мне пора домой, а то не успею на метро. Совсем я тебя заболтала.
– Рано собираешься, – улыбаясь, негромко сказал он. – Может, еще чаю?..
***
Прошлое
– Тут паук!.. Проклятье!
Выругавшись, Фома сорвал с ноги сандалий и замахнулся, стоя над мешком с припасами. Мариам вздохнула.
– Брось. Зачем убивать его? Просто выпустим.
Фома скептически поджал губы. Он был коренастым крепышом с курчавыми темными волосами и бородкой, с глубоко посаженными карими глазами, которые вечно недоверчиво щурились. Фоме постоянно что-нибудь не нравилось – и он постоянно ворчал. Тем не менее, исступленно обожал Иешуа – и, как и он, был сведущ в плотницком деле, чем почему-то гордился перед другими. Еще Фома отлично рыбачил – на каждом привале ловил им рыбу.
Мариам он сначала принял с недовольством – не скрывая, что ее прежняя жизнь вызывает у него отвращение. Впрочем, этим он ей и понравился – искренностью; он не изображал дружелюбие, как громила Петр или белокурый Иоанн. А потом их сблизил скептицизм. Собираясь по вечерам вокруг костра в беседах с равви, они обсуждали множество разных вещей – власть, справедливость, богатых и бедных, добро и зло, любовь и брак, и то, зачем вообще живет человек. Фома не боялся спорить, не вел себя как безвольный ягненок, соглашаясь с каждым словом равви, – и Мариам зауважала его. Однажды, заметив, что она бледная и уставшая (у нее в тот момент были дни женского лунного цикла, и она правда еле держалась на ногах), Фома молча отдал ей свою порцию жареной рыбы. Мариам ощутила, что он признал ее.
– Зачем выпускать? – фыркнул он. – Пауки разносят заразу!
– Равви говорит, что нельзя убивать живых тварей без необходимости, – сказала Мариам, присаживаясь на корточки рядом с мешком. Виновник переполоха – черный мохнатый паучок – растерянно шевелил лапками в облаке паутины. – Он ведь не наша добыча на охоте или рыбалке. И он не нападает на нас.
Фома строптиво скрестил руки на груди, но промолчал. Мариам осторожно подцепила паука кончиками пальцев, посадила на ладонь, отнесла к выходу из шатра и опустила на землю. Тот пополз прочь по камням.
– Быстро ты прониклась учением равви, – задумчиво отметил Фома, когда она вернулась. – Ты же говорила, что не согласна с ним?
– Смотря в чем. Я не согласна, что люди по природе своей добры. В вопросе об убийствах – согласна.
– О, красавица Мариам уже участвует в диспутах?
Она вздрогнула. Полог шатра приподнялся, и вошел Иуда Искариот.
– Быстро ты вернулся, – усаживаясь на коврик, проворчал Фома. – Равви уже закончил дела?
– Равви выступил на площади перед людьми. Они хорошо слушали. Теперь у него встреча с Лукой, который здесь проповедует, – Иуда скользнул взглядом по Мариам – она почувствовала это, даже не глядя на него, и внутренне сжалась. Он – единственный из учеников Иешуа – смотрел на нее вот так.
Липко. Так, как она привыкла.
Недавно они разбили стоянку возле горячего источника, и Мариам решила искупаться – ночью, когда все спали. Она не видела Иуду – но ощущала на себе тот же взгляд. Она знала, что он смотрит на нее с берега.
И не трогает ее лишь потому, что боится гнева равви. И еще – потому, что они попросту не остаются наедине.
Иуда – красивый стройный юноша, с золотистой от загара кожей, с яркими голубыми глазами, всегда аккуратный и ухоженный, с изысканными манерами. Говорят, он из знатного рода – и покинул свою роскошную жизнь вельможи, чтобы следовать за Иешуа. Но этот взгляд…
– Выпьешь со мной вина, Мариам? – ласково спросил Иуда, отвязывая флягу от пояса. – Купил немного хорошего – с греческих виноградников.
– В честь чего это? – процедила она.
– Просто так. Разве я не могу испить вина с прекрасной женщиной? Прекрасной – и настолько милосердной, что защищает даже паука!
– Ей предлагаешь, а мне нет? – Фома хмыкнул, поджав губы. – Вот тебе и друг!
– Давай тоже с нами, Фома! – не растерялся Иуда, вытаскивая пробку из фляги. Пробка громко чпокнула – и он вдохнул аромат вина, прикрыв глаза от удовольствия. – Ах, просто чудо! Я будто вижу зеленые, свежие греческие виноградники!
– Спасибо, но я лучше пойду, – пробормотала Мариам. – Мне надо… постирать. И сходить на рынок за овощами.