Мариам

Глава первая. Сон. Эпизод пятый

***

Настоящее

Пока Эля не вернулась, они лежали и обнимались, объятые сумерками – только желтый свет лампы золотил густую шапку волос Коши. «Давай глядеться?» – расплывшись во влюбленном умилении, то и дело говорил он. Это значило – лежать напротив друг друга и смотреть в глаза. Коша почему-то болезненно обожал ее глаза – по-кошачьи жмурился и мурчал от удовольствия, когда она на него смотрела; не моргая, вглядывался в каждую черту.

Все это было очень трепетно и мило – но Мариам часто чувствовала скуку. Часто. Все чаще и чаще.

– Ты сегодня как будто отчего-то нервничаешь, – заметил Коша. У него прыщ под носом, подумала Мариам. Противный такой, гнойный. Почему я это замечаю?.. – Что-то случилось?

– Да нет, ничего. Разве что сны… Странные.

– Кошмары?

– Вроде того, – она скатилась с кровати и налила себе воды – лежать и обниматься откровенно надоело. Потом села обратно – на край. – А ты о чем думаешь?

Коша перевернулся на другой бок и задумчиво подпер щеку ладонью.

– Ну, в последнее время все чаще – о религиозной стадии Духа. У разных философов по-разному – Бог трансцендентен или является частью нас. Ну, то есть в душе каждого из нас – как первоначальный свет, как спасение. Тебе какая точка зрения ближе?

– Первая, – помолчав, крепко сжимая стакан, ответила Мариам. – Нет в нас никакого Бога. Разве что его отдаленный отблеск – как в героях есть отблеск автора. Не более.

– А мне наоборот кажется, что творец и его творение суть одно. И все мы, когда умираем, приобщаемся к Богу заново.

– Как большой шар из светлячков? – пытаясь представить это, с улыбкой спросила она.

– Вроде того.

– Ты же мой пушистый выдумщик! – она ласково потрепала Кошу по волосам. – Будешь творог? Эля сказала – не станет доедать.

***

Прошлое

Дорезав козлятину, Мариам вздохнула и выложила красные жилистые кусочки в котелок, а потом залила водой – пускай варится. Добавить в бульон поджаренных овощей, соли, щепотку специй – и будет царский ужин.

Ну, почти царский; просто похлебка – и все же с мясом. То, что они могут себе позволить.

– Ворожишь над котелком, Мариам? – откинув полог шатра, с улыбкой спросил Иоанн. Мариам опустила глаза, зашуршала в котелке поварешкой. Иоанн ей не нравился – слишком лучезарно улыбающийся, слишком льстивый; светловолосый и голубоглазый, как ангел. Таким точно нельзя доверять. – Неужто равви привел нам повариху?

– Почему бы и не сварить поесть, если свободны руки? – сердито пробормотала Мариам, поворачиваясь к мешку с овощами. И чего ему надо от нее?.. Сначала луковица – вот эта, крупная, подойдет. Она бойко очистила луковицу от хрусткой кожуры, сполоснула в чане с водой и бросила на каменную доску – под тот же безжалостный нож. Тонкие, красивые полукольца; без женской руки эта шайка бродяг, наверное, и вовсе такого не ела.

– Ты так добра, что помогаешь нам, Мариам, – мягко произнес Иоанн – и присел на коврик в углу, скрестив ноги. – С тобой дорога намного легче.

– Угу, – буркнула она, нарезая луковицу. Глаза тут же заслезились; она недовольно шмыгнула носом.

– Ты ведь еврейка, верно?

– А тебе что? – огрызнулась она.

– Я просто спрашиваю.

– Еврейка.

– Хм, – Иоанн потер куцую бородку, задумчиво глядя, как она расправляется с одной луковицей и берется за следующую. Кипяток свирепо булькал, языки огня лизали дно котелка. – Равви сказал, что спас тебя от побиения камнями. Это правда?

Мариам посмотрела на него исподлобья – и промолчала. Иоанн перестал улыбаться.

– Ты меня боишься, наверное? Я не причиню тебе вреда.

– Еще чего! – фыркнула она, кровожадно рассекая вторую луковицу. – Лучше ты меня побойся!

«Хилый мальчишка», – возмущенно добавила она про себя.

Иоанн тихонько засмеялся.

– Ты, кажется, смелая девушка и можешь постоять за себя.

– Чем богаты, тем и рады.

– Мариам… За что тебя хотели казнить?

Ее рука с ножом замерла.

– А Иешуа… Равви не говорил?

– Нет. Все три дня, что ты с нами, он молчит на этот счет. И на вопросы отвечает уклончиво.

Мариам, стиснув зубы, продолжила резать луковицу.

– Мало ли за что. Люди разное болтают.

– И все-таки?..

– Вот это да – пахнет мясом и луком! – вдруг прогремел зычный бас Петра; он тоже вошел в шатер, поглаживая черную бороду. – Намечается хороший ужин, не так ли, брат, сестра? О чем разговор?

– Хотел узнать у Мариам ее тайну, – снова улыбнувшись, сказал Иоанн. – Но, кажется, она крепко за нее держится.

Мариам, зашипев от злости, достала из мешка пару морковин.

– Что ж, в таком случае, это не наше дело, – прогудел Петр, скрестив руки на груди. – Или, может, ты все-таки расскажешь нам что-нибудь, сестрица Мариам?

– Я вам не сестрица, ясно?

– Разве? А равви говорит, что все люди – братья и сестры.

Мариам опустила нож на доску – совсем близко от пальца. На расстояние в нить.

– Я блудница. Один человек отказался платить, выдал это, и меня хотели побить камнями. Довольны? – не поднимая глаз, процедила она. Иоанн и Петр молчали. – А теперь оставьте меня. Я готовлю суп.

– Мы тоже далеко не безгрешны, сестра Мариам, – после короткого молчания грустно отметил Иоанн. – И мне жаль, что тебе пришлось пережить такое. Спасибо, что поделилась с нами.

– Равви привечает всех, кто пострадал несправедливо, – согласно пробасил Петр. Кажется, их обоих нисколько не удивила правда о ней. Они все тут какие-то странные. – Так что он сделал правильно, что забрал тебя!

– Несправедливо? – переспросила она, соскабливая грязно-рыжую шкурку с моркови. – Почему же? Блуд – это грех.

– Вот потому я и спросил, еврейка ли ты, – подняв указательный палец, сказал Иоанн. – Ты знаешь, что относится и не относится к грехам?

– Ну, примерно. Я не священник и не богослов.

– Примерно – это что? – спросил Петр.

Мариам подозрительно покосилась на них. Они что, заявились сюда с каким-то планом? Разговорить ее?..

– у******о, воровство, блуд. Скотоложество, мужеложество… Лжесвидетельство, или клевета. Взятки, богохульство, идолопоклонство. Дальше продолжать?

– А ты ведь знаешь намного больше, чем хочешь показать, – склонив голову набок, задумчиво протянул Иоанн. – Что я хочу понять – грешна ли ты чем-то, кроме блуда? По твоему разумению?

Мариам растерянно убрала с лица прядь волос. Непослушные, много их, вечно выбиваются из шпилек под покрывалом.

– Ну… Я никогда не убивала, не крала. Не брала взяток, не поклонялась чужим богам. Лжесвидетельство… Никогда не клеветала, а лгать – лгать у меня вообще не очень получается, – она печально усмехнулась. – К сожалению. Ложь – полезное умение.

Она вспомнила, как тот пузатый мужчина кричал о том, что у него жена и двое детей, а она «соблазняла» его, – и стиснула нож в руке так, что побелели костяшки пальцев.

– Звучит так, будто ты чище и добрее многих из нас, – заметил Петр, грузно усаживаясь рядом с Иоанном. Забавное зрелище: огромный черный бык бок о бок с белым ягненком.

Мариам пожала плечами и молча взяла вторую морковь. Ведь она зря сказала им, что блудница; что, если потом, ночью… Горло сжало спазмом. Хотя – ведь до сих пор здесь с ней ничего не случилось, хоть она и ужасно боялась первые два дня: пряталась, старалась быть как можно незаметнее. Пустым местом. Как всегда.

– Может, у тебя есть к нам какие-нибудь вопросы? – после неловкой паузы спросил Иоанн; Петр закивал, поддерживая. Мариам вздохнула.

– Ну, для начала, я вообще пока не очень понимаю, чем вы тут занимаетесь. И куда идете.

Петр хмыкнул, улыбаясь в бороду; Иоанн остался серьезен.

– У нас нет какого-то определенного направления – мы просто путешествуем следом за равви и несем людям его учение, – сказал он. – Учение об истине.

– Истине?..

– Да.

– То есть, равви – кто-то вроде… странствующего философа? – на секунду она забыла о похлебке. – А на что вы живете? Побираетесь?

– На подаяния добрых людей. Также люди иногда платят нам за беседы и чтение.

– В лесах я охочусь и добываю нам дичь, – Петр довольно хмыкнул и согнул руку, демонстрируя бугры внушительных мышц. – Иногда ношу тяжести, чиню что-нибудь, помогаю в стройке… Каждый, в общем-то, делает то, что умеет. Хотя Иоанн только и может, что говорить о высоком, – он хихикнул, как мальчишка, и ткнул Иоанна локтем в бок; тот закатил глаза. – Еще равви иногда плотничает.

– Плотничает?..

– Ага. Он сын плотника и знает это ремесло.

Недоумение Мариам нарастало. Она медленно достала следующую морковь и луковицу.

– А… что это за учение об истине? Откуда он его взял? И почему вы пошли за ним?

Иоанн и Петр переглянулись, странно улыбаясь.

– А об этом, – сказал Петр, – тебе лучше поговорить с самим равви. Сейчас он что-то пишет, но, думаю, будет свободен после ужина. Кстати, скоро ли доготовится, Мариам? Я умираю от голода!..