***
Прошлое
Разнеженно застонав, мужчина откинулся на подушки; на его волосатом животе блестел пот. Мариам надела тунику, набросила красное покрывало на голову, нашарила на полу сандалии. Она всегда одевалась быстро – помыться лучше потом, где-нибудь, где посетитель не увидит.
Ей очень хотелось помыться.
– Два золотых шекеля, – напомнила она, торопливо заправляя под покрывало волосы. – Заплати, пожалуйста.
Мужчина хмыкнул, перебирая пальцами черную бороду. Одеваться он, кажется, не собирался. Мариам старалась не смотреть на его расплывшуюся наготу.
– Заплатить? За что, красавица? – он подполз к ней по скомканным простыням, развернул к себе, взял за подбородок. Его пальцы все еще землисто пахли семенем; Мариам задержала дыхание, чтобы подавить тошноту. – Ты же получила удовольствие, да? Почему я должен платить за твое удовольствие?
Удовольствие? Он что, шутит?.. Мариам заставила себя улыбнуться и протянула ладонь.
– Два золотых шекеля, – холодно повторила она. – Я отработала. Работа должна оплачиваться.
– Ах, это твоя работа, выходит, солнце? – нежно проворковал он, проводя пальцами по ее щеке. Мариам отодвинулась. – Раздвигать ноги и открывать рот, когда скажут?
– Два золотых шекеля, – замерев, без выражения повторила она.
– Вот как. А ты упрямая, – мужчина вздохнул и потянулся к своему шелковому халату. – А что будет, если я не заплачу?.. Просто любопытно.
– Тебе лучше заплатить.
– А не то – что?.. Меня побьет тот, кто тебя защищает? Развратник, который тебя в это втащил?
Мариам стиснула зубы, глядя в пол. На самом деле, не было никакого «развратника» – только нищета. Но это не его собачье дело.
– Два золотых шекеля. Просто заплати, как договаривались. Вижу, ты богатый человек – вряд ли тебе это трудно.
– А если я хочу по-другому, солнце? – он встал в полный рост, завязав тесемки халата на объемистом животе – улыбаясь с каким-то странным ликованием. – Хочешь, открою тайну? – он наклонился ближе, обдавая ее зловонным дыханием; Мариам зажмурилась. – Я ненавижу шлюх.
«Полчаса назад ты явно думал иначе», – съязвила бы Мариам, если бы имела на это право. Но права не было: он еще не заплатил.
– Два шекеля. Пожалуйста. Если ты ненавидишь таких, как я – просто не подходи ко мне больше.
– О, ты еще и дерзка на язык! Мне нравится, – захихикал он – и шагнул к ширме, закрывающей вход. – А если я сделаю вот так?.. Блудница, люди! Блудница!! – закричал он, приложив руки ко рту; Мариам вздрогнула и вскочила. – Блудница заманивает меня своими греховными прелестями, блудница торгует собой в стенах нашего города! Позор! Позор!.. Соблазняет меня – честного супруга, отца двоих сыновей!
Да что он творит? Он сумасшедший?.. Мариам выругалась, метнулась к ширме, чтобы задвинуть ее – но мужчина схватил ее за локти. Она дернулась, глядя на него с остервенелой злостью – снизу вверх.
– Отпусти! Отпусти, слышишь?!
Прохожие останавливались, оборачивались на его крики. Мариам дергалась, шипела, попыталась укусить его в волосатую руку – но он вытащил ее на улицу, сгреб в охапку и бросил на землю – легко, как горстку льна.
– Блудница, добрые люди! Блудница!..
Людей все больше – собирается толпа. Проклятье. Мариам замерла, сидя на земле, прикрывая лицо покрывалом. Но толку-то – ее и так все знают. Все тут как тут – сбежались на вопли. Толстый торговец фруктами, который держит лавку напротив, уже выбежал и тоже глазеет. Молодой писец из соседнего дома. Пучеглазая Рахиль, промышляющая тем же, что она. Старый священник…
О нет, только не он. Только не…
– Какой стыд! Какое бесчестье! – запричитал священник, брызгая слюной, тыча пальцем в Мариам. Она смотрела на его сморщенный палец – и старалась не вспоминать о том, как этот самый священник заходил к ней. Он уже ничего не мог – просто просил дать себя потрогать. И вот… – В стенах нашего доброго, священного города, рядом с нашими детьми! Разврат, гной и растление, принесенные Римом!..
Мариам замерла красным бесформенным комком, вся спрятавшись в складки ткани – только глаза видны. Она несколько раз дёргалась, чтобы встать, убежать – но волосатые руки крепко прижимали ее, давили вниз – на плечи, хватали локти и талию.
Бежать, бежать. Спастись. Возмущенное бормотание в толпе нарастает; кто-то уже поднял камни. Нет. Нет, нет, нет.
– Блудница подлежит наказанию, которого заслуживает! – ее мучитель коротким рывком поднял ее, как она ни брыкалась – и сорвал с неё покрывало. Осуждающий гул, смешки, хохот. Мариам закрыла глаза. Попыталась пнуть его в ногу – но не достала; только сандалий слетел. И тут…
Что-то маленькое просвистело мимо ее лица, обдав ветром; что-то еще – такое же маленькое, но тяжелое – упало под ноги. Они бросают, уже бросают камни… Поняв это, она обмякла в злых волосатых руках. Может, так будет даже лучше – умереть? Может, так должно случиться? Правда, слишком страшно умирать в муках – но…
– Отпусти ее, – твердо и спокойно произнес рядом чей-то новый голос. Мариам приоткрыла один глаз.
Высокий худой человек, залитый солнцем; молодой – не старше тридцати; в каких-то лохмотьях. Поодаль стоит и грустно шевелит ушами осел – человек, видимо, только что с него слез.
Толпа все росла и росла – уже заполнила всю маленькую рыночную площадь; почему все они здесь, откуда у них столько времени?.. «Камни! Камни!» – увлеченно выкрикивал кто-то. Волосатый мучитель еще сильнее сжал ей локти; Мариам зашипела от боли.
– С чего бы это? – огрызнулся мучитель. – Ступай своей дорогой, бродяга! Это ш***а, торгующая собой! Тебе заняться больше нечем, кроме как защищать ее?!
– Вы хотите побить эту девушку камнями за ее грехи, – все так же негромко и спокойно произнес человек. – Верно?
– Именно! – прорычал мучитель.
– Да! – закричали из толпы.
– Камни! Побить камнями!
– Нам ни к чему разврат в нашем городе!
– Бог должен ее наказать!
– Боги должны наказать!..
Есть даже дети – чья-то маленькая чернявая голова выглядывает из-за ноги отца, радостно ухмыляясь. Камни, правда, больше никто не бросал; Мариам недоуменно покосилась на худого человека, не понимая, чего тот добивается.
– А кто из вас безгрешен? Безгрешен ли ты? – человек обратился к тому, кто держал ее. Тот высокомерно хмыкнул.
– Конечно, нет! Никто не безгрешен среди людей.
– Почему же тогда тебя не забрасывают камнями?
Повисло молчание; толпа притихла. Мариам вдруг поняла: чтобы ударить худого человека, ему придется выпустить ее – и тогда она убежит. Вот почему он не отвечает на вызов. Случайная ловушка.
Мучитель заскрипел зубами – видимо, думал о том же.
– Потому что я не торгую собой, как ш***а! Блудницы заслуживают казни!
– Разве? Но где написано, что ее грех тяжелее твоих? – скрестив руки на груди, худой человек встал перед лицом мучителя. Он все еще был удивительно спокоен – почти безмятежен. Что ему нужно? Вдруг он хочет сделать с ней что-нибудь похуже, чем побивание камнями? Похуже, чем все они?.. Мариам безвольно обвисла в чужих руках; сердце колотилось, страх сжимал горло.
Она не доверяла мужчинам. Им нельзя доверять – даже если они кажутся добрыми.
– Кто из вас без греха, пусть сейчас же бросит в эту девушку камень! – возвысив голос, человек обратился к толпе; там начали отводить глаза, недоуменно шушукаться. Неужели?.. – Кто из вас считает, что она виновнее вас? Бросайте прямо сейчас! Первыми!
Что он делает?..
Все внутри Мариам сжалось от ужаса – но… Никто ничего не бросил. Даже наоборот. Кто-то растерянно молчал, глядя в землю; кто-то плюнул, отмахнулся и свернул в ближайший переулок. Толстый торговец гаркнул смехом и вернулся в лавку. Юный писец, краснея, исчез, будто его и не было.
Священник гордо потряс клюкой, попытался провозгласить что-то еще – но почему-то не стал. Мучитель, выругавшись, швырнул Мариам на землю; она ойкнула – ударилась лодыжкой, болели намятые локти и плечи, ладони горели, обожженные камнями и песком.
– Забирай ее, бродяга, что уж теперь. Раз она тебе так приглянулась! – едко воскликнул мучитель – и ушел восвояси. Мариам прижала ладони к вискам, тяжело дыша, почти плача от облегчения; голова и все тело пульсировали болью.
Худой человек протянул ей руку – будто хотел помочь встать. Мариам недоверчиво уставилась на его смуглую ладонь. Он что, не поверил тому, что услышал?.. Мужчины никогда не подают руку таким, как она. Только честным женщинам.
– Как твое имя, сестра?
– Сестра? – нервно усмехнувшись, пробормотала она. Поколебавшись, взяла его за руку – и встала, морщась от боли; он попытался придержать ее за плечи – но она испуганно отшатнулась. – Я Мариам. Мариам из Магдалы.
– А я Иешуа из Назарета, – сказал он. Мариам, сжавшись, угрюмо смотрела в землю.
– Спасибо, что заступился… Иешуа. Я могу идти?
– Тебе теперь опасно оставаться в этом городе, – грустно отметил он. Мариам дернула плечом, безмолвно соглашаясь. – Хочешь пойти с нами?
– С вами?
– Со мной и моими братьями. Всего нас тринадцать.
Тринадцать мужчин. Мариам похолодела.
– У тебя так много братьев? Взрослых?..
– Говоря «братья», я имею в виду «друзья», – спокойно пояснил Иешуа; осел у него за спиной недовольно фыркнул, поблескивая угольками глаз. – Просто мы очень близки и путешествуем вместе. Ты можешь отправиться с нами, если хочешь, Мариам. Обещаю – тебя никто не обидит.
– А… Но…
Ему почему-то хотелось верить – хоть все и происходило резко и безумно, как в страшном сне. Мариам подняла голову.
И посмотрела в его глаза. Серые. Такие печальные.
Больше ее жизнь не была прежней. Никогда.