Мафия. Жажда свободы

Глава 2. Леонардо

Я сидел в нашем частном самолете, что рассекал воздушное пространство на пути к России. И буквально задыхался от нехватки воздуха, который стал разреженным, пропитавшись яростью отца. Разделял его недовольство, но также и осознавал, что лучше не напрашиваться под его горячую руку сейчас, если конечно не имеешь желания проститься с жизнью. Поэтому я молча сидел, пялясь в экран телефона, пытаясь заниматься своими делами, абстрагируясь от негативной энергетики, парившей в салоне. Раскрывать рот было опасно, пока отец сам не обратится к тебе.

Смерть одного из капо, поставила под удар весь бизнес, но сильнее всего подорвала спокойствие босса клана. Похороны уже прошли, новый человек на место назначен, а русская семья предупреждена о нашем визите. Они нас ждали, как судей своей жизни. И от этой встречи не стоило ожидать ничего хорошего.

— Леонардо, — все же соизволил ко мне обратится отец, прекращая пыхтеть от злобы, — как думаешь, кого этот никчемный отдаст на растерзание в плату за свою ошибку?

В его голове вероятно ответ был получен уже в следующую минуту после известия о смерти Гвидо. Он меня проверял, желал сделать из меня свою копию. Жизнь в очередной раз подбросила на мой путь смерть знакомого человека, но сейчас я сильнее, чем пару лет назад.

Русский, и правда, совершил ошибку, которая обойдется ему очень дорого. По нашим заповедям, он должен был отплатить кровью. И будь это намеренное нападение - это послужило бы развязыванием кровавой войны между нашими кланами. Но это было нечто иное - случайность. Наш груз решил пройти в тот раз новым маршрутом, вдоль берегов России. И русский посчитал это посягательством на его имущество, не разобравшись, началась перестрелка, и капо слег с пулей в сердце. А значит русская семья должна была заплатить за нашу потерю. И кровью ответит не какой-то капо, а тот кто ему дорог. Вот только кто именно?

— У него жена и две дочери, — сухо констатировал я, но сделать предположение дальше не смог.

Язык не повернулся, боль старой раны вспыхнула огнем, колким воспоминанием в груди. Криминальный мир был жесток, и я осознал это очень давно. Но в свои тридцать, все никак не мог понять, как можно спокойно отдать жену или дочь на хладнокровную смерть другим людям. Не понимал, и не пойму. У отца в этом плане была фора, потому он и требовал от меня ответа, а я не хотел его давать, вновь тревожа свои душевные раны.

— Я жду ответ, — отец пронзил меня темно-карими глазами, словно кинжалом, но я не поддался на провокацию. — Ты все еще слишком слаб!

Словно раскат грома пронеслись его слова. Он всех считал слабыми, за исключением себя самого. Однако я не был таковым. Был жесток, по отношению к другим, безжалостен, с теми, кто того заслужил, бесстрашен, когда речь шла о безопасности семьи и близких. У меня была слабость, не спорю, но она была, есть и будет у каждого члена семьи Руссо. Только один отец храбрился, пытаясь показать себя сильным, а я был слишком прямолинейным, чтобы скрывать слабость, хотя бы не отрицая ее перед родными.

— Еще скажи, что ты дашь слабину по приеду! Боишься пролить их кровь?! А они вот не боялись, и не станут этого делать, если ты будешь слабаком в их глазах!

— Нет, не боюсь, — хватался я за последние капли терпения, несмотря на сковывающее напряжение внутри.

— Что было бы окажись на месте Гвидо Винченцо?! Ты бы также спокойно сидел, убей они твоего брата?!

— Я сказал - нет! — в груди все сотрясалось от бессильного гнева. Хотя, стоило уже привыкнуть, что у отца был талант выводить на негатив за считанные секунды, стирая самообладание к чертям.

Винченцо сидевший напротив нас, молча следил за перепалкой и правильно делал. Открой он рот, ему досталось бы сильнее. Он хоть и мой брат, но младше на пять лет, и он не наследник клана, от него не требуют того же, что и от меня. Но он капо, который мог оказаться на месте Гвидо. И тогда без войны бы не обошлось. Но страшнее всего не кровопролитная б***я, а еще одна потеря, от которой наша семья вряд ли бы оправилась. Я уж точно бы не смог.

— Знаешь что, сын? Неважно кого русский мафиози отдаст на растерзания: жену, дочь, себя, до хоть всех сразу - ты станешь сегодня их палачом.

Руки непроизвольно сжались в кулаки, до побелевших ноющих костяшек. А ненавистным взглядом, я готов был прожечь дыру сначала в отце, а после в фюзеляже, чтобы самолет рухнул, забирая нас всех на тот свет. у***ь невиновных, да еще и женщин, это было выше моих сил. Не способен, не готов, не стану! Любого мужика убью и глазом не моргну, но не то, о чем говорил отец... Однако я должен беспрекословно подчиняться ему. Ведь ко всему прочему он выше меня в иерархии, он мой босс.

— Как скажете, — прошипел я, соглашаясь с его приказом, словив на себе сожалеющий взгляд брата, он понимал меня, как никто другой.

***

Не менее давящая аура настигла нас в доме русского мафиози, Дементьева Матвея Алексеевича. Он браво встретил нас в фойе, засунув руки в карманы брюк, с порога выказывая свое крайнее недовольство сложившейся ситуацией, но старался держать невозмутимое лицо. Всего лишь старик, с выцветшими от времени глазами, сединой на висках, взявший на себя непомерную ношу. Мы стояли на расстояния друг от друга не менее пяти метров. Он был один, в то время как за спиной Габриэля Руссо, стояли мы с Винченцо, сыновья своего отца.

— Ты знаешь причину, по которой мы здесь, Матвей, — не вопрос, чистое утверждение, сказанное отцом с холодной режущей сталью в голосе.

— Долг крови, — тихо все же отозвался мужик.

Разговор шел на итальянском, и надо отдать должное, старик прекрасно говорил на нашем языке. Хотя и обратись он на русском, я бы прекрасно его понял, чего не скажешь о моем отце.

— Ты должен мне, моим сыновьям, моему клану. Кровь за кровь, — отец был великодушен, давая выбор, а не забирая сам того, кого посчитает нужным.

— Жена прольет кровь за мою ошибку.

Казалось будто, его слова отозвались бо́льшей болью в моей грудной клетке, нежели в его. Он словно ненужную часть себя отдавал на растерзание, на безжалостную смерть. Даже глазом не моргнул, в его тоне не проскользнула ни капля сожаления. Она ведь его жена, мать его детей. Мы с братом переглянулись, и я увидел в его глазах ту же боль, что и в своих. Нам обоим была знакома эта боль, что будет тащиться за нами до самой гробовой доски.

— Леонардо, Винченцо, — обратился отец, повернувшись в пол обола в мою сторону, и кивком указывая отправиться на второй этаж. Я вобрав полную грудь воздуха, и мы сделали первые шаги, прежде чем услышать дополнение отца: — приведите.

Он дал время. Не убивать ее прямо сейчас, а просто привести, спустить в фойе. Это позволило выдохнуть, но в русском словаре есть такое выражение - перед смертью не надышишься. И скорее оно относилось ко мне, нежели к безвинной женщине. Я не смогу пойти против отца, но и выполнить его приказ тоже не смогу. Как бы он следом не убил меня за такую выходку.

Минуя лестничный пролет, мы шли на звук глухих всхлипов. С первой попытки нашли комнату, и застали женщину, пытающуюся что-то промямлить в трубку телефона. Ее лицо было мокрым от слез, глаза невероятно красными и вытаращенными, а движения дёрганными. Она шарахнулась при виде нас, как от приспешников самой смерти, заливая комнату визгливым криком, испытывая прочность наших барабанных перепонок. Я не сделал ничего непозволительного, поднимая ее с пола за предплечье и ведя вниз, игнорируя ее попытки вырваться.

— Настя! — предостерегающий тон мужа, заставил ее замереть, затихнуть, только мы подошли к лестнице. Она покорно продолжала слушаться своего мужа. Но стоило ли делать это теперь?

Я встал по левую руку от отца, не отпуская женщины, но на шаг позади. Винченцо тоже спустился, вставая по другую руку. Переговоры продолжались между главами кланов, который я уже не слышал за звоном в ушах, напоминающий истошный крик женщины. Она тряслась как осиновый лист, ее слезы, не прекращая, стекали по подбородку, желая разлиться морем и утопить нас всех. Она готовилась к смерти, но это не отменяло ее страха.

Не убью, не стану...

Не подниму руку на безвинную женщину, будь она даже женой кровного врага.

Не смогу...

За спиной раздался быстрый ровный цокот каблуков, навстречу которому я не успел повернуться. Почувствовал, как в мой затылок уперлось холодное твердое дуло пистолета. В помещении возникла гробовая тишина, а все внимание было направленно на объект потенциально угрожающий моей жизни.

— Отпусти ее!