Белое и черное

Глава 2

Арон Шапиро закончил писать и выключил  компьютер. Несколько мгновений он смотрел на потухший экран монитора, напоминавший ночное беззвездное небо. В этом заключается что-то знаменательное, подумал он. Его жизнь стала такой же темной и беспросветной.

С тех пор, как пропала старинная рукопись, вернее, с тех пор, как обнаружилась ее пропажа, жизнь для него потеряла все краски. То, что составляло смыслом ее столько лет, вмиг утратило  свое значение. С того самого момента, когда семнадцатилетним юношей он обнаружил в пещере, в которую провалился и едва не погиб, сосуд, а в нем папирус, все переменилось для него.  Конечно,  когда он с замиранием сердце   доставал из сосуда свиток,  этого не знал. Но предчувствие огромной важности происходящего настигло его уже тогда.

Свиток оказался в хорошем состоянии, учитывая, какое количество бездонного времени он тут пролежал. А в том, что он очень старый, Арон не сомневался. Хотя тогда он еще ничего не знал о науке, изучающей древние рукописи. Да и письмена на ней были на незнакомом языке. Но охватившее его волнение было таким острым, что некоторое время он почти ничего не видел и не слышал. Такое с ним случалось впервые. И как юноша из ортодоксальной семьи,  он не мог не подумать, что таким образом с ним говорит сам Господь. Иначе как объяснить, что же с ним тогда произошло.

Как ни странно, но прошло столько лет, все переменилось в его воззрениях настолько кардинально, что он даже сам этому удивлялся, а то убеждение сохранилось по-прежнему. И даже окрепло. Разумеется, он на все смотрел теперь иначе. Но разве это что-то меняет по большому счету. В этом мире все сохраняет свою неизменность. Меняются лишь только наши представления о ней. Но этот тончайший нюанс мы редко ощущаем.   

В последнее время Шапиро томило предчувствие. Он  ощущал поступь некой невидимой череды событий, которые непосредственно имеют отношение к нему, но о которых ему пока  ничего неизвестно. Это утомляло и раздражало, лишало уверенности и спокойствия.

Шапиро был убежден, что пропажа, а точнее кража древней рукописи – в чем он нисколько не сомневался – не может пройти для него бесследно. Столько лет он хранил в глубочайшей тайне  ее существование, пока однажды не понял, что если и дальше будет это делать,  то совершит непоправимую ошибку.  И тогда он нашел этих людей, кому доверил свой секрет.

То был долгий и кропотливый труд, который занял почти два года. Ему нужны были не просто люди, а особенные люди, которые бы отвечали его представлениям о том, каким должен быть настоящий человек. А таких в мире оказалось ничтожно мало. Как печально, что с той эпохи, из которой пришла к нему однажды эта рукопись, практически ничего не изменилось.

Шапиро продолжал смотреть на погасший экран. Получается по всему, что один из этих людей оказался вором. Значит, он ошибся, по крайней мере, в одном из них. Обидно. Хотя стоит ли этому удивляться,  ведь каждый человек загадка для самого себя, а уж для другого – тем паче. К тому же вполне возможно, что у кого-то их них серьезно изменились обстоятельства или убеждения. Мало ли чего может в жизни произойти.

Совершил ли он в свое время ошибку, что поступил именно таким вот образом? Этот вопрос он задавал себе неоднократно, но ответа не находил. А какие были альтернативные варианты? Опубликовать свиток? Но что потом? Вселенский скандал. Но это ли было его целью? Нет и еще раз нет. Широкая огласка ничего бы не изменила в мире,  то  бессмысленная затея. Ни тогда, ни теперь это был не тот путь. Впрочем, и выбранный им вариант  был далеко не оптимальным. Скорей всего такого просто не существует. Этот мир еще не созрел для него. И ему ничего не оставалось делать, как лавировать в этой ужасной действительности.

Шапиро на экран своего воображения выводил всех товарищей по обществу. Нет, это бессмысленно, он никого не подозревает. Вернее, подозревает всех. Кроме одного. Потому что его не было на последнем заседании, после которого и пропала рукопись. И если что-то с ним, С Шапиро,  случится, то одна надежда на него.

Шапиро  стал думать о нем. К обществу этот человек присоединился последним. Это случилось  после того, как он прочитал его книгу; он послал ему приглашение. Они встретились. А он и не думал, что тот такой молодой. По крайней мере, по сравнению с ним. Все же пятнадцать лет разницы в современном мире, где время так спрессовано,  совсем не мало. Он ощущал в нем представителя иного поколения, хотя и родственного ему.  То, на что он затратил десятилетия размышлений, к нему пришло за считанные годы. То, что у него  вызывало мучения, внутренний протест и сопротивление, которые приходилось с помощью героических усилий  преодолевать, он  просто перешагивал, как лежащий на земле саквояж. И это вызывало и зависть, и восхищение.  И вот теперь одна надежда на него. Больше за содействием  обратиться не к кому.

Шапиров услышал,  как открылась входная дверь и по квартире застучали каблучки.  В комнату вошла молодая девушка со жгучими черными волосами  и смуглой кожей.

- Я тебя ждал, - сказал отец.

- Я задержалась в университете.    

     Шапиро кивнул головой. После окончания университета, ей, как лучшей студентки, предложили остаться в нем преподавать. Он был против, так как был уверен, что хорошим это не кончится. Но и возражать не стал. Что положено, то и свершится.

      - Я хочу тебе кое-что сказать, это очень важно, - произнес Шапиро. 

       - Я слушаю тебя, папа. – Эльвира села рядом с ним.

       Шапиро задумчиво смотрел на дочь.  Правильно ли он поступает, намереваясь возложить на нее всю ответственность в случае чего. В конце концов, у нее своя жизнь. Он вспомнил, как десять лет назад, когда он развелся с женой, всех поразила тогда еще четырнадцатилетняя девочка. Она вдруг решительно заявила, что будет жить только с отцом, хотя все были уверены, что она останется с матерью. И кто  только ее не уговаривал изменить решение. Даже он попытался внести в это дело свою скромную лепту.  Но она его единственного, кого не захотел слушать, просто сказала, чтобы он  не вмешивался. И он больше не вмешивался, поняв, что это ее принципиальный выбор, который определит всю дальнейшую жизнь.

 - Я хочу тебе кое-что сказать. Ты знаешь о пропаже свитка.

- Да, конечно, ты мне об этом говорил.

- Но сейчас я хочу поговорить с тобой о другом. Эта пропажа не может пройти бесследно.

 Эльвира пристально посмотрела на отца.

 - Что ты имеешь в виду? -  с тревогой спросила она.

 - Все, что угодно. Ставки не просто большие, они гигантские. Поэтому можно ожидать самого худшего.

 - Папа! – вскочила Эльвира со своего места.

 - Пожалуйста, сядь. Эмоции ничего не изменят. Помнишь наш девиз: что должно, то и случится.

  - Да, папа, - упавшим голосом произнесла девушка.

  - Не будем изменять ему и на этот раз. Так вот, если произойдет нечто такое, что резко изменит нашу жизнь… – Он замолчал, думая о том, должен ли называть вещи своими именами. Должен. – Если я погибну, то…

  - Но папа, - прервала его Эльвира.  – Ты говоришь ужасные вещи.

- Ты помнишь, я был солдатом и участвовал в войне Судного дня. Я несколько раз был в сантиметре  от гибели. И сейчас я тоже не хочу закрывать глаза.

- Хорошо, говори дальше, - сдалась девушка. 

Шапиро кивнул головой, словно бы говоря: так-то лучше.

- Ты сама должна решить, что тебе делать, как поступать в этом случае.

- Но как бы хотел, чтобы я поступила?

- Единственный человек из всех, на кого не падает подозрение, - это Вадим Ведев. Его не было на том заседании.

- Этот тот русский? 

- Да, он живет в России, в Москве. Только он может заняться поиском свитка. А его надо найти. Я совершил грандиозную ошибку, не опубликовав  этот документ. И если он попадет в руки тех, кому он не выгоден, они уничтожат его.

- Но ведь он представляют огромную историческую ценность!

- Вот поэтому и уничтожат. Если истина противоречит устоявшимся представлениям о ней, то тем хуже для истины. Увы, эта логика миллионов, а также десятков очень влиятельных людей. И во все времена тех, кто бросал ей вызов, ждала печальная судьба.

Эльвира задумчиво посмотрела на отца. Давно они так не разговаривали.

- Но зачем эти люди так рисковали? – спросила Эльвира.   

Теперь задумался Шапиро.

- Истина есть одновременно начало и окончание любого процесса. И тот, кто стремится к завершенности, не может ей пренебрегать. Он обречен на то, чтобы искать ее. В каком-то смысле это марш обреченных. Но ты не расстраивайся, - улыбнулся он, - быть обреченным вовсе не означает быть несчастным. Я никогда не чувствовал себя несчастным, хотя всегда был обреченным. На самом деле, мы единственные подлинно счастливые люди на земле. И другого счастья просто не существует. А то, что остальные принимают за счастье, всего лишь иллюзия.

- А любовь?

Шапиро молчал, вопрос дочери смутил его. Он даже не знал, как ответить. Вернее, знал, но не хотел озвучивать эти слова. Вряд  ли они нужны этой очень чувствительной и страстной девушки. Год назад на палестинской территории во время небольшого военного рейда погиб ее жених. Это горе она переживала молча, но глубоко, никого не пуская на его территорию. Несколько его слабых попыток туда проникнуть, встретили сдержанный, но твердый отпор. Но Шапиро вскоре заметил, как изменился характер Эльвиры, она стала более замкнутая, менее общительная. А иногда так глубоко погружалась в саму себя, что ему становилось тревожно. Он знал, что из такого состояния однажды можно не выйти, остаться там навсегда.  

  Он в полной мере разделял горечь этой утраты.  Жених дочери  был очень талантливый, а может быть и гениальный молодой человек с невероятно смелым, даже в чем-то безрассудным полетом мысли. И Шапиро всерьез предполагал в скором времени привлечь его к работе  их общества. А впоследствии, возможно, если с этим будут согласны и остальные его члены,  передать ему  бразды правления. Но пуля фанатика оборвали эту блистательную жизнь. Он тогда долго размышлял о смысле этого события. Но так и не пришел к окончательному выводу. Вернее,  выводов было много. Но сейчас он не собирался о них вспоминать. Его в данный момент волновала другая тема.        

- Любовь – это тоже поиск истины, - мягко сказал он. – Если в ней не присутствует этого элемента, это…

Он вдруг замолчал.

- Что же это тогда, папа? – В голосе дочери звучала настойчивость.

- Это не любовь, - закончил он фразу.

Эльвира на несколько мгновений погрузилась в раздумья. И Шапиро не сомневался, что она вспоминает своего жениха, анализирует их отношения.

Он слегка коснулся руки дочери. Ему хотелось сказать, что она непременно встретит еще любовь, настоящую любовь, но промолчал.  Он знал, что после смерти жениха, она не обращала внимания на мужчин. И все попытки ухаживать за ней, отвергала с первого же мгновения,  И это беспокоило его. На эту тему они обязательно поговорят, но в другой раз. Сейчас время для такого разговора еще не пришло.

Шапиро посмотрел на часы.

- Мне надо идти. Вернусь вечером. Ты все запомнила?

Девушка кивнула головой.

- Да, папа. Я все сделаю, как ты просишь.

Он встал и поцеловал девушку в лоб.

- Тогда до вечера.