Вся президентская рать

Глава 2

Мы жили втроем в  тесной двухкомнатной  квартирке. После развода жена  отказалась от претензий на нее,  так как теперь переехала  в просторный дом, где один холл больше  всей моей жилплощади. И потому она благородно оставила ее мне.

Но ведь еще древние греки поняли, что надо бояться приносящих даров данайцев. Оставив мне квартиру, бывшая жена посчитала, что имеет право по своему усмотрению вторгаться в мою жизнь. Что она и делала не очень часто, зато достаточно регулярно.

В каком-то смысле, я ее понимал. Когда мы жили вместе, дабы пополнить наш скромный семейный бюджет, ей приходилось работать в одной богом проклятой конторе, где за целый день каторжного труда платили мизерную зарплату. И мне всегда казалось, что она ушла не столько от меня, сколько сбежала с этой беспросветной  каторге.

Теперь же она не работала, ее свободное время было лишь ограничено природными факторами, такими как наступлением ночи. И чтобы хоть чем-то занять себя, она периодически вторгалась в мою жизнь. А   для оправдания своих действий использовала фактор сына, которого в промежутках между нашими встречами настраивала против меня.

Я проверил память определителя номера и обнаружил, что все последние дни бывшая жена ежедневно звонила мне как минимум дважды в день. Понятно, что она хотела узнать, когда же я приеду.

Встречаться с ней мне, мягко говоря, не слишком хотелось. В свое время нас соединила вместе, как нам тогда казалось, большая любовь. Но почти за пятнадцать лет совместной жизни  она сумела уменьшиться до таких микроскопических размеров, что к концу была, словно карлик,  почти уже неразличима. И убило это великое чувство, как это чаще всего и случается, житейские неурядицы. Моя скромная зарплата и еще более скромное ее жалованье позволяли нам вести незавидное  существование. Ее подруги, вышедшие замуж более удачно, ездили на роскошные курорты, одевались в престижных бутиках, катались на шикарных иномарках. А мы-то «Жигули» сумели приобрести только к концу нашего семейного альянса. Причем, чтобы осуществить эту голубую  мечту, пришлось несколько лет проводить отпуска исключительно на даче. 

Поэтому когда ей подвернулся богатей, она раздумывала недолго, поставила жирный черный крест на нашей совместной жизни и отправилась жить во дворец.

Удар оказался сильней, чем я предполагал. Пока мы жили вместе, я даже не пытался понять, какие чувства  к ней испытываю. Я знал, что великая любовь умерла, а что пришла на замену,  не очень представлял. Но когда она покинула нашу квартиру, то боль неожиданно оказалась сильней, чем я мог себе предположить. Понадобилось довольно много времени,  чтобы  анестезия сработала, и  она бы окончательно утихла.

Если быть честным до конца, то я испытывал некоторое смущение, когда попадал в их дом. Богатство, которое бросалось в глаза на каждом шагу, уж больно зримо контрастировала с моим скромным достатком. Но сегодня впервые  чувствовал себя, что наши положения, если и не уравнялись, то разницу между ними стала не такой безграничной, как океан. По крайней мере, теперь у меня тоже появились какие-то финансовые возможности. Да и по общественной лестнице я так же поднялся немного вверх. А потому едва ли не впервые за долгое время мне даже захотелось встретиться  с оторвавшейся от меня второй половиной. 

Я позвонил бывшей супруге.

-   Наконец-то ты объявился, - без предисловий набросилась на меня Вероника. – Нам надо срочно обсудить, что делать с Игорем. А ты где-то путешествуешь.

-   Я работал.   Приехал всего полчаса назад. И уже звоню тебе. Ты должна ценить такое отношение к своей персоне. 

Я решил, что в данной ситуации некоторая доля иронии – лучший способ воспрепятствовать выбросам наружу взаимного раздражения. А оно возникало часто во время наших контактов. 

-   Приезжай, я тебя жду, - сухо сказала она и положила трубку. 

Вероника жила в небольшом элитном поселке, защищенным от атак недружественного мира высокими крепостными стенами. Чтобы проникнуть внутрь этой крепости, нужно было пройти спецконтроль. Всякий раз, попадая сюда, я испытывал нечто вроде комплекса неполноценности. Почему этих людей так берегут и защищают? Только потому, что у них много денег. Но сами-то они зачастую представляют из себя обычные   серые посредственности, не имеющими  никакой ценности.   А о том, каким образом они заработали свои несметные богатства, мне было многое известно по своей прежней работе. Да и новая моя профессия так же поставляла мне на этот счет массу любопытной информации. Вот бы когда-нибудь ее обнародовать, сколько бы больших скандалов  бы, словно летом гроз, разразилось.  

Мне никогда не нравился этот дом. На мой взгляд, в его архитектуре превалировала сумбурность стилей и вычурность форм, чем тонкость  вкуса. Это сооружение создавалось не для того, чтобы радовать глаз совершенством форм, а для того, чтобы проинформировать всех, кто его видит, как у его владельцев много денег.

Вероника ждала меня на веранде.  Она сидела за столом и пила чай. Я сам обнаружил ее там, она же не дала себе труда выйти гостю на встречу.

Я решил, что  буду вести себя в ее стиле. Не здороваясь, я сел  за стол, налил себе в  чашку  чай и стал хлебать. Мне хотелось пить, и это было весьма кстати. 

Несколько минут продолжалась это молчаливое чаепитие. Вероника изумленно поглядывала на меня. По-видимому, она считала, что ее богатства позволяют ей вести себя так, как заблагорассудится, я же, как человек бедный, должен скрупулезно соблюдать правила этикета.

Я же продолжал отпивать из чашки. Я решил, что не заговорю первым. Затем самому упускать из рук инициативу. Мое молчание – это мой важный козырь. А козыри надо приберегать до нужного момента. 

Пока мы молча чаевничали, я рассматривал ее. Конечно, теперь у нее появились деньги, а с ними и  время и возможности, и она могла целиком отдаться исключительно  заботе о своей особе.  И все же мне не нравилось, как  Вероника выглядела. Когда она жила со мной и была вынуждена, чтобы выжить,  крутиться как белка в колесе,  то  смотрелась лучше. Тогда в ней ощущалась энергия и решимость, сейчас – только расслабленность и лень.  И кто сказал, что безделье – лучший образ жизни, на самом деле, он противоречит божественному замыслу, согласно которому, как сказано в одной книге, человек обязан в поте лица зарабатывать себе на хлеб насущный. А если необходимость в этом отпадает, он неизбежно опускается и деградирует. И это подлинная проблема богатых. 

Я подумал, что если выскажу ей все эти мысли, то в ответ на меня обрушится целый град упреков,  оскорблений и обвинений в зависти. Поэтому я предпочел  оставить их в своей голове.  

- И долго ты собираешься молчать? – вдруг раздраженно проговорила Вероника.

- Как мужчина, я хотел предоставить право начать разговор тебе.

- Ах, вот какие мы теперь стали, с издевкой проговорила Вероника.  Она прищурилась, рассматривая меня. – С каких это пор? Впрочем, можешь  не отвечать, сама знаю. Ты же добился успеха. Об этом трубят все газеты.

- Я вижу, ты не слишком этому рада.

По выражению ее лица, я понял, что не далек от истины. Пока  я находился, говоря прямо, в дерьме, то все ее действия и, прежде всего,  уход от меня, имели свое оправдание. Но теперь ее позиция становилась уязвимой. Не может же она утверждать, что бросила меня из-за великой любви. Вернее, любовь была, только не к человеку, а к его деньгам. Хотя, не исключено, что в наше время это почти одно и тоже. По крайней мере, различие становится все тоньше и тоньше. 

-   Но почему же, я рада, - кисло возразила она. – Все-таки мы не чужие. И Игорю ты теперь можешь помочь не только отеческим советом. – Теперь  ее голос, как зуб змеи ядом, наполнился сарказмом.

-                     А где, кстати, он? 

- Ушел к друзьям. Появится только поздно вечером. Он же не знал, что ты сегодня приедешь. Нам надо с тобой подумать об его будущем. Его успехи в школе не слишком блестящие. Поэтому образование он сможет получить только за деньги. Конечно, я могу обратиться к Мише, он не возражает платить за нашего сына. – Последние слова она выделила своим голосом. – Но я считаю, это недопустимым, когда по сути дела чужой человек  будет выкладывать деньги  за мальчика при живых родителей.

- Но живые родители не возражают платить за своего сына, - возразил я.

- Я рада, что ты тоже так считаешь. Я подумала, почему бы не получить ему образование за рубежом. Слава богу, единственное, что он хорошо знает, это английский. У Миши есть знакомые в Америки, они помогут с поступлением в Гарвард. И мальчик  очень хочет поехать туда. Ему нравятся Штаты. Но платить за его любовь  придется нам. – Она наклонилась ко мне и одарила меня пристальным взглядом.   

- Сколько?  - спросил я.

Вероника назвала сумму. Я почувствовал себя так, словно  меня ударили палкой по голове. Не так сильно, дабы потерять сознание, но достаточно чувствительно, чтобы несколько мгновений приходить в себя. Это как раз ровно столько, сколько я заработал. Если я отдам эти деньги, то снова останусь ни с чем. А я так надеялся, хотя бы немного пожить как человек.

- Хорошо, нет проблем. Заплатим за его обучение.

Я заметил, как Вероника облегченно вздохнула. Теперь она налила мне чай.

- Может быть, ты хочешь пообедать? – вспомнила она об обязанностях хозяйки.

Пообедать я был бы совсем не против,  так как мой желудок давно напоминал мне о такой необходимости, но почему-то  не в этом доме. Больше находиться мне здесь не хотелось, тем более Игоря я все равно не увижу.

- Я сегодня только приехал и у меня много дел. Если нет других вопросов, я поеду.

- Подожди. С тобой хотел о чем-то поговорить мой муж.

- Я не могу его ждать.

- Он обещал скоро подъехать. Сейчас мы узнаем, где он?

Вероника взяла телефон и стала звонить.

- Миша подъедет буквально через пятнадцать минут, - сообщила она.

Пятнадцать минут я готов был ждать, несмотря даже на голод. Мне хотелось  узнать, о чем желал  поговорить со мною Загрядский.  Мне было немало  известно о нем, так как в свое время была начата оперативная разработка его. 

Это был типичный бизнесмен, приближенный к кормушке  власти. Он владел целым рядом компаний,  которые действовали в тесном взаимодействии  с ней. А зачастую под ее прикрытием. Он получал государственные заказы и преференции, иногда весьма сомнительные с точки зрения чистоты  закона, а взамен финансировал угодные нынешним правителям  политические силы. 

Нам тогда удалось выявить ряд мошеннических операций  с его стороны, но затем внезапно последовал приказ прекратить против него  следственные действия, и вся немалая проделанная огромная  работа оказалась не нужной. Как аналитик, я тогда провел много  часов, распутывая его хитрые, как шахматные ходы,  финансовые комбинации.

Послышался звук мотора, и через пару минут на веранде появился сам Загрядский в сопровождение телохранителя.

Загрядский направился прямо ко мне.

- Здравствуйте, Станислав Всеволодович. Рад вас видеть.

Если память мне не изменяла в предыдущие мои посещения этого дома, подобных фраз я от него не слышал. Это наглядный пример изменения  моего статуса.

Загрядский сел напротив меня. И что она  в нем нашла, кроме денег? Лысая голова, неприметное лицо, в общем внешность клерка проведший всю жизнь в какой-нибудь скучной конторе.

- Вы давно возвратились в Москву? – неожиданно спросил он меня.

Выходит он знал, что я уезжал, мысленно отметил я. Раньше  ему мои перемещения по планете были до лампочки.

- Сегодня.

На его лице появился интерес.

- И прямо к нам. Это замечательно. – Он о чем-то задумался. – Я предлагаю пройти в мой кабинет. Извини, дорогая, нам надо поговорить, у нас чисто мужской разговор, - обратился он к моей бывшей и к своей нынешней  жене. – Прошу вас, - это было уже снова сказано мне.

Я не стал возражать.

Кабинет Загрядского отличался не только великолепием, но даже неплохим вкусом. По крайней мере, мне все там понравилось. Разумеется, все стоило бешеных денег, вернее, для меня бешенных, а для него совсем небольших.

- Садитесь, - показал он мне на мягкое кожаное кресло. – Желаете что-нибудь выпить?

- На ваше усмотрение. – Мне, в самом деле, было все равно, что пить.

- Обычно каждый месяц я пью что-то одно, а потом меняю. Сейчас у меня месяц  шотландского виски. – Загрядский вопросительно посмотрел на меня.

Я кивнул головой. Он плеснул в бокалы виски и один подал мне. Затем тоже сел в кресло.  От всех его движений исходила некая вальяжная надменность и самоуверенность превосходства.

- Вы только что вернулись с передней линии фронта. Каковы ваши впечатления? – спросил он.

- На войне, как на войне. 

Загрядский рассмеялся.

- Вы, верно, заметили, что это война. Но все же войны бывают разными. В чем особенность этой, где вы только что побывали и участвовали в сражениях? И не только участвовали в сражениях, но и выиграли кампанию.  

 Я пожал плечами.

- Мы выиграли потому, что пошли не традиционным путем. Вот собственно и весь секрет.

- А что хотят люди? Какие лозунги вызывают у них наибольший отклик.

- Люди хотят перемен. Но в тоже время опасаются, что они приведут лишь к худшему. Они устали и разочаровались в прежних политиках, но не очень верят, что новые окажутся лучше. А потому по большому счету они сбиты с толку.

- Это интересный вывод, - задумчиво произнес Загрядский. – Он во многом совпадает и с другими исследованиями. Я не открою вам секрета, если скажу, что предстоящие губернаторские выборы в целом ряде регионов вызывают  наверху немалые опасения. Боятся неожиданностей. А те, кто стоят у власти, их тоже не любят. 

- Не все во власти нашей власти, - заметил я.

Мое замечание вызвало у Загрядского смешок.

- Но наша власть  хочет, чтобы в ее власти была бы вся власть. Или, по крайней мере, ее большая часть. Так уж она устроена. 

- Поэтому во всем мире ее и стараются ограничивать.

Загрядский отпил из бокала и посмотрел на меня.

-                        А скажите, Станислав Всеволодович, вы предпочитаете служить власти или заниматься ее ограничением? 

Я нутром почувствовал, что ответ на этот  вопрос может иметь важные, хотя еще и неизвестные мне последствия.

- Я ушел с государственной службы для того, чтобы работать исключительно на себя. Поэтому мне не хочется заниматься ни тем, ни другим. Я над этой схваткой. Я занимаюсь бизнесом,  зарабатываю деньги. Этим и определяется моя позиция.

- Мне она нравится. Но вы же отдаете себя отчет в том, что при вашей профессии вы зависите от тех, кто вам платит. А значит полностью оставаться нейтральным невозможно. 

Я едва заметно поморщился, так как Загрядский наступил на больную мозоль и вернул мои мысли к недавней дискуссии в поезде. Конечно, он во многом прав, нейтралитет при моей           работе сохранять крайне трудно. И все же я не собирался сдаваться, я слишком долго шел к своему независимому нынешнему статусу.

- Разумеется, вы правы, мы зависим от заказчика. Но эта зависимость ограничивается  условиями контракта. А их, смею вас уверить, мы тщательно продумываем.

- Хорошо, я доволен нашим разговором. – Загрядский встал, показывая тем самым, что беседа закончилась. Мы обменялись рукопожатием. – Да, кстати, по поводу Игоря, Вероника хочет отправить его учиться в Гарвард. Я бы мог дать ему, например, льготную  ссуду. А об условиях мы с вами бы могли договориться.

- Спасибо, я в состоянии оплатить его учебу из собственных средств.

- Вот как? – Загрядский не скрывал своего удивления. – Что ж, не буду настаивать на своих услугах. Но если понадобится помощь, я готов.

Я кивнул головой и вышел из кабинета. Я решил, что сделаю максимально возможное, дабы не прибегать к его помощи. И не только в этом вопросе.