Ложь наш сын всегда на дух не переносил. Он и в других-то ее за версту чуял, а сам просто физически не мог соврать. Поэтому я была уверена, что он действительно рассказывает нам все, как есть — вопрос только, в каком объеме.
Но все перестроенные, переформированные, перекрученные и вывернутые наизнанку вопросы моего ангела он отвечал спокойно и уверенно. И слишком гладко. С не меньшим разнообразием формулировок и акцентов на главной мысли — но по сути он всегда выдавал нам одну и ту же информацию. Словно твердо заученную версию событий, которой он неуклонно держался.
С учебой у него нет никаких проблем, ему даже предоставили свободный график посещения занятий, и он теперь все контрольные, зачеты и экзамены сдает экстерном и, как всегда, на «отлично» — поверить в это, помня ту неизменную легкость, с которой ему всегда любые науки давались, мне не составило ни малейшего труда.
Наблюдатель с аналитиком ему не докучают, хотя и продолжают висеть у него над душой, поскольку у него, со всей той кучей досье на его собратьев-ангельских детей, просто не остается времени обращать внимание на своих соглядатаев — это тоже звучало довольно правдоподобно, ведь ждущие его заключения по тем досье аналитики наверняка имеют все возможности приструнить и своего, и наблюдательского шпиона.
С Мариной он практически не встречается, разве что перезваниваются время от времени, у нее какой-то новый и очень важный проект появился, и она тоже до предела занята — вот в это мне уже как-то слабо верилось. Что бы там ни говорил Стас о ее исключении из всех ангельских планов, заставить ее перестать присматривать за детьми в наше отсутствие даже ему бы не удалось. А попробуй Игорь сам от нее отстраниться, она бы его в момент на место поставила — на то самое, под ее бдительным взглядом.
А вот то, что Игорь видится с Дарой только в университете … Ах да, еще пару раз к Светке на дачу ездили — нет-нет, не вдвоем, а с Олегом и Аленкой … это уже вообще ни в какие ворота не лезло! У них и прежде бывали периоды отчуждения — а некоторые так и по моему прямому настоянию — но Игорь всегда переживал их очень тяжело. И Дара — судя по Тошиным рассказам — тоже. Настолько тяжело, что в конечном итоге всем нам — и мне, и Тоше, даже Максу с моим ангелом! — пришлось признать, что они испытывают совершенно непреодолимую, далеко выходящую за рамки детской дружбы или подростковой влюбленности и не поддающуюся никакому описанию — буквально физическую потребность друг в друге.
Ладно, допустим, что Игорь сам пошел на разрыв их не разлей вода тандема, чтобы не подвергать Дару опасности — в павильоне Стаса, сразу после совещания у Винни, мой ангел самолично и в моем присутствии проинформировал нашего сына, что не только Марина, но и Дара с Аленкой не включены в ряды сопротивления. Так это мы еще тогда о Тошином бегстве не знали — после которого рядом с ними на земле действительно никого не осталось, кто мог бы защитить их в случае нового нападения с небес.
Но чтобы Игорь сообщал нам об этом вынужденном расставании с Дарой с таким невозмутимым хладнокровием? И даже бровью при этом не ведя?
Я обратила внимание моего ангела на это кричащее, на мой взгляд, противоречие — он вступил с последним в дуэт. Умудрившись одновременно завопить менторским тоном и расплыться в торжествующей ухмылке.
Оказывается, наш сын наконец-то вырос.
Из детского упрямства и капризов.
И начал отличать истинно важное от блестяще показного.
И ценить оказанное ему доверие.
И значимость своего, данного нам, слова.
И сбивать его с этого достойного, наконец, пути, расшатывать беспочвенными сомнениями его решимость и подтачивать ими же его самоуважение, а также подрывать установившееся между ними с Игорем в период моего беспамятства доверие — это самая настоящая медвежья услуга, от которой мой ангел удержит меня всеми возможными и невозможными способами, поскольку я о ней сама в самом ближайшем будущем горько пожалею.
Больше я ему ничего не говорила. С нетерпением ожидая их следующей местной командировки в главную ангельскую резиденцию. Уж до кого-нибудь я точно дозвонюсь — внешняя прослушка вместе с Максом уйдет.
Как мой ангел эту мысль выудил — ума не приложу. Я ее только в офисе думала, под прикрытием батискафа, но в один вовсе не прекрасный день выяснилось, что отлучаться за отчетами они теперь будут по очереди. Ну что ж, руки они мне таким образом, может, и связали, но не глаза.
Если бы они возвращались в офис все вместе, как в тот первый раз, я бы вряд ли заметила хоть какие-то странности в поведении каждого — у меня бы просто глаза разбежались. А так — даже мысленная надиктовка всех их бесконечных отчетов очень скоро утратила свою новизну и больше не требовала от меня никаких сознательных усилий, и тогда моя пресловутая наблюдательность, проснувшаяся во время наших видео свиданий с Игорем и не стреноженная больше никакими активными действиями, решительно расширила поле своего применения.
В отношении моего ангела его собственно возвращение из своего бывшего отдела нельзя было странным в полном смысле этого слова назвать. Всякий раз он появлялся в нашем офисе с выражением вселенской печали на лице и сидел потом до конца дня, надувшись, как мышь на крупу. Это-то было мне понятно — как ни крути, он все же был настоящим хранителем и, оставшись не у дел, наверняка очень болезненно переживал регулярное напоминание о своей отстраненности от всех событий, в которых он уже давно привык крутиться в самой гуще.
Атмосфера в офисе тоже никак не способствовала восстановлению его изжаленного самолюбия — присутствие Стаса и Макса и на земле-то всегда действовало на него, как сигнал к боевому построению, и под их прищуренными взглядами он мгновенно принимал вид незыблемой уверенности в своем полном контроле над ситуацией.
Но он же и на меня не выплескивался, когда мы после рабочего дня наедине оставались! Что было на него уже совсем непохоже — когда это он упускал случай в очередной раз поразить мое воображение своей приобщенностью к высшим тайнам мироздания? Если доступа к ним его полностью лишили, то где туманные намеки на равнодушие бывших коллег, горькие сетования на неблагодарность власть имущих и трагические замечания о несправедливости всего мироустройства?
По правде говоря, я такого раздраженного неудовлетворение скорее от Стаса ожидала — в конце концов, не просто руководя, а держа в ежовых рукавицах самое боевое ангельское подразделение с незапамятных времен, он вряд ли мог легко смириться со своей нынешней ролью обычного посыльного в нем. Отчитываться навытяжку перед тем, кто его должность занял, и козырять в ответ на его указания — это уж точно не с его характером!
Стас действительно возвращался из каждого своего похода наэлектризованным — но явно не унижением и вызванным им бешенством. На земле я его таким лишь однажды видела — когда мой ангел наблюдателя Игоря прихлопнул, и их с Тошей и Максом прямо на небесное судилище с земли выдернули, а Стасу нужно было в кратчайшие сроки неопровержимые основания для их оправдания собрать.
Здесь он тоже являл мне пару раз такой же образ тарана — хоть стены им прошибай! — когда в его тщательно разработанные планы переправки нас с моим ангелом на землю что-то вмешивалось, и ему приходилось их на ходу перестраивать.
А сейчас он даже тон свой командный в офисе на какое-то время бросал, полностью уйдя в себя.
Макс же — как в самый первый день в свою темную ипостась ушел, так из нее и не выходил, демонстративно и надменно держа всех нас на расстоянии. Но не таком уж большом, чтобы я не заметила, что и у него после каждого посещения своих собратьев какая-то бесконечно тяжелая работа мысли на лице отражается. Временами просто напряженная, а иногда и вовсе мучительная — при всей его непробиваемой невозмутимости у него правый глаз, с моего стола видный, то и дело подергивался.
А Тень так и вообще больше из офиса не отлучался. Это меня тоже поначалу удивило, но не надолго — он-то к аналитикам должен был являться, а все наши ангельские ноутбуки как раз к ним и были подключены. Вполне разумно было предположить, что он через свой и докладывает, и инструкции от них получает. Особенно после того, как он в лесу в первый раз заблудился.
Мысль эта была, может, и разумной, но крайне неприятной — с какой это стати он на дистанционной работе прохлаждается, когда наши ангелы (намного более заслуженные, между прочим!) все ноги себе сбивают, добросовестно исполняя все возложенные на них обязанности?
И главное — о чем это он аналитикам докладывает и какие инструкции от них получает? Уж не он ли настоящий «жучок» — абсолютно незаметный, как таковому и положено быть, особенно на фоне гораздо более подходящего для этой роли и не скрывающего ее Макса?
Начав то и дело коситься на ]тень, я разглядела ответ на этот вопрос — только он меня еще больше запутал.
Тень забился за своим столом в самый угол, развернув свою прозрачную панель так, чтобы она ребром к Стасу стояла — и явив, в результате, мне, находящейся с ним на одной прямой, значительную часть своего экрана. Пусть и под углом.
Сначала мне показалось, что это именно последний искажает приоткрывшуюся моим взглядам исподтишка картину — такого плотного покрытия экрана я даже в зале у самих аналитиков ни разу не видела, а нас с Тенью по нему два дня водили от одного сотрудника к другому, с подробным объяснением, чем те занимаются.
В той свистопляске, что бесновалась на экране Тени, может и можно было вычленить хоть какие-то элементы, поддающиеся здравому осмыслению, если бы они не деформировались постоянно расстоянием и углом обзора, как в кривом зеркале. После доброго десятка тщетных попыток я с досадой перевела взгляд на свою панель, которой уже совсем машинально начитывала или, скорее, надумывала очередной доклад моего ангела.
Лениво скользнув по уже оскомину мне набившим округлым строчкам, взгляд тут же метнулся назад — и выудил-таки из кишащего месива нечто подобное. Я напряженно прищурилась и через пару минут отбросила все сомнения — взгляд уже совершенно уверенно выхватывал то там, то здесь знакомые до боли очертания. Зря я их, что ли, уже столько дней часами созерцала?
Я загнала этот вопрос поглубже в свой батискаф — где ему тут же составили компанию другие.