Не выдержала картины моего унижения, подумал я, с яростью глянув на Стаса.
Он нахмурился, не отрывая глаз от Татьяны, схватился за задний карман джинсов … и ответил мне не менее взбешенным взглядом.
Я машинально повторил его движение …
Мой карман тоже оказался пуст.
Когда темный гений заявил, что мне нужно как можно быстрее связаться с Игорем — как будто мне нужны были его указания! — я не стал говорить ему, что при аресте у меня отобрали все, включая единственное средство связи с землей. Во-первых, не его дело, как мне с сыном разговаривать, а во-вторых — самому неприятно было об этом вспоминать.
И в-третьих — я уже давно и заслуженно считался в родных пенатах непревзойденным мастером преодоления любых преград. Причем, исключительно своими силами, а во многих случаях — и вовсе заблаговременно. Зря я, что ли, Татьяне телефон подарил на время своих отлучек с отчетами в аналитический отдел? Главным образом, чтобы она была чем-то занята в мое отсутствие и в безопасности своей комнаты, но и запасной аппарат в хозяйстве еще никому не мешал.
В очередной раз отдав должное своей легендарной предусмотрительности, я решил, как только выберусь из логова темных, сбегать за ним в Татьянину комнату в учебном здании. Даже если его внештатники все еще стерегут, во второй раз пройду я их кордоны, играючи. В смысле, одной ногой туда, другой назад в лес — и немедленно мириться …
Стас, однако, тоже не забыл, что у меня одна только мысленная связь осталась. Еще бы — он даже освобождением Татьяны пытался телепатически, из своего кабинета, руководить. Как будто не мне, на месте, было виднее, что делать.
Окинув меня подозрительным взглядом, он молча бросил мне свой телефон.
— Звонить первым делом по выходу, — понесся вслед ему мысленный приказ. — И чтобы сразу вернул.
Сунув телефон на привычное место в задний карман джинсов, я коротко кивнул. Интересно, как он собрался контролировать очередность моих действий, если ему самому велено мчаться со всех ног перед руководством оправдываться? Я уж как-нибудь сам разберусь, чем мне первым делом заниматься …
Так вот зачем Татьяна со мной обнималась! Неужели опять внушил? Причем, все сразу. Меня немного кольнуло, что для нее первым делом звонок Игорю оказался, но если она еще и решила первой ему о сложившейся ситуации сообщить … Абсолютно не владея моим отточенным мастерством найти самые подходящие слова и представить самые выверенные аргументы …
С места мы со Стасом сорвались тоже одновременно. И одновременно же услышали последние Татьянины слова.
— Жди Стаса, И скажи ему, что все знаешь …
Оторопев, я резко затормозил. Что здесь произошло в мое отсутствие? С какой стати этот костолом выскочил у нее на первое место? С какой стати он введет нашего сына в курс событий лучше, чем собственный отец последнего?
Татьяна уже повернулась и уставилась на нас исподлобья, с выражением отчаянного упрямства на лице. Потом она молча протянула мне телефон.
Машинально взяв его, я так же автоматически опустил взгляд на экран. С которого — в самом верху списка звонков — на меня глянуло имя, которое я всегда старался не поминать — ни вслух, ни мысленно — без самой крайней необходимости.
Твердо, как всегда, следуя своим принципам — и вдобавок не очень веря глазам — я просто молча показал экран Стасу. Он уставился на него так, словно в руке вместо телефона распылитель оказался.
И впервые за всю свою долгую жизнь увидев на лице Стаса это выражение, я простил Татьяне все.
Мою искусанную спину, ее подозрения, что я к темным подался, ее нарочитое игнорирование меня в башне темных, ее обман с объятиями перед нашим выходом и с доверием к безграничности моих сил после него …
Нет, я все-таки не зря столько лет над ней трудился! В ежедневном поте лица, между прочим, и с редкими мгновениями сомнений, признаюсь. Но в конечном итоге — назовите мне хоть одного другого хранителя, которому удалось за всю историю нашего отдела добиться от своего человека такой преданности, такого взаимопонимания и единства. Особенно после смерти.
Она не только поставила мое освобождение условием своей работы на аналитиков.
Она не только потребовала моего трудоустройства рядом с собой.
Она не только совершенно недвусмысленно дала всем понять, что последует за мной даже на поиски Всевышнего в бесконечности вселенной.
Она еще и избавила меня от необходимости раскрывать Ма … ее лучшей подруге глаза на ангельский заговор против людей. С маниакальной неприязнью той ко всему небесному сообществу — и ко мне в особенности — такая миссия поставит под угрозу если не жизнь, то уж точно здравый рассудок любого ангела. И мой в особенности.
И вдобавок она — наверняка разглядев выходку Стаса возле башни темных — без каких-либо сомнений и колебаний немедленно переложила эту миссию на плечи ее автора.
Вот он — результат моих неустанных внушений ей идей справедливости, верности и смелости в принятии неординарных решений!
Стас, похоже, тоже так подумал. Он перевел тяжелый взгляд с телефона на Татьяну, а затем на меня, вновь пытаясь придавить — на сей раз мысленно — к земле. Я с вызовом прищурился — ему от прошлой попытки мало отрикошетило?
— Сговорились, — медленно проговорил Стас без какого-либо намека на вопросительную интонацию.
— Не сговорились, а договорилась, — застрочила Татьяна, как пулемет, и судя по лицу Стаса, каждое ее слово, обращенное к нему, ложилось точно в цель. — Я. С Мариной. Ей обязательно нужно было сообщить — ты сам сказал. И ничего не скрывая — ты ее знаешь. А слушать она никого, кроме тебя, не будет — это мы все знаем. И слушаться тоже — она только тебя начальником признает. А начальник должен все контролировать — это все знают. А Марину только ты можешь контролировать — это даже она знает. Значит, нужно, чтобы ты ей все рассказал и нашел ей место в наших планах — иначе никто не знает, что она сделает.
Слова Татьяны неслись короткими очередями с такой скоростью, что часть из них снова отрикошетило от заданной цели — на сей раз в меня. Именно та часть, в которой дифирамбы Стасу содержались. Мне кто-нибудь ответит, что здесь произошло, пока я в заброшенной пустыне одной только силой воли буквально прогрызал путь назад? Какими методами этому солдафону удалось за пару недель моего отсутствия добиться от нее славословий, которых я от нее за пару десятилетий защиты и заботы ни разу не слышал?
Стас ответил коротко и емко. И, похоже, не мне — одной из тех фраз, которые я от него прежде только в адрес темных слышал, и то, только когда они в самый последний момент особо тщательно подготовленной операции у него из-под носа ускользали. Но в присутствии моей жены такое выдавать?!
Я глянул на Татьяну с извиняющимся видом — главным образом за то, что ей пришлось вытерпеть в мое отсутствие в обществе этого невежи, понятия не имеющего о приличиях. Она сосредоточенно нахмурилась, не отрывая глаз от Стаса и старательно шевеля губами.
Я снова спрашиваю, чем они тут без меня занимались, что он, глазом не моргнув, ругательствами швыряется — и не просто в ее присутствии, а чуть ли не ей в лицо — а она их еще и усердно на память заучивает?
Я резко шагнул в сторону Стаса.
Опрометчиво резко и необдуманно близко. Он мгновенно схватил меня за предплечье, сжал его, как в тисках — другая его рука выстрелила в сторону Татьяны, рывком и ее притянув поближе.
— В инвертацию. Оба, — произнес он негромко, но таким тоном, что мы оба немедленно инвертировались: я от неожиданности, Татьяна — как мне показалось — по привычке.
Я когда-нибудь услышу, что здесь …?
Не успел. Договорить. Даже мысленно. Зубы застучали.
Несмотря на разделяющего нас Стаса, на меня дохнуло от Татьяны волной леденящей стужи. А на нее — без всякого сомнения — покатилась от меня волна обжигающего жара.
Когда в самом начале своего обучения Татьяна обнаружила — совершенно случайно — как распознавать ангелов не только в невидимости, но и в инвертации, мы также заметили, что ощущаем друг друга намного сильнее, чем кого-либо другого. И ослабевало это воздействие только тогда, когда мы касались друг друга.
— Отпусти, — выдохнул я — мысленно, онемевшие от холода губы и язык не шевелились. — Татьяна сейчас задохнется.
— Не волнует, — отрезал Стас тоже мысленно, уже инвертировавшись и рванув вперед, не разбирая дороги и волоча нас за собой.
Пробежка наша была мучительной, но не долгой. Мучительной для Татьяны — я на бегу хоть согрелся немного, а с нее наверняка с первых же шагов пот градом катился. Недолгой для меня — я по этой пересеченной местности и раньше с удовольствием бегал для поддержания формы, а вот для Татьяны любые физические упражнения, как показали занятия и у хранителей, и у того же Стаса, были абсолютно бесполезным мучением.
Целью нашей оказался тот самый павильон, где инструкторы Стаса готовили наших новичков. Перед Татьяной там, правда, поставили задачу не учиться, а наоборот — обучать его инструкторов проникновению в инвертацию. А меня в то же время обязали передать им открытое мной умение выводить инвертированных ангелов в видимость. В результате, мы тогда с Татьяной почти вообще не виделись целыми днями и однажды так поругались, что она сбежала и чуть к темным не забрела.
Так что никаких особо приятных воспоминаний вид этого павильона у меня не вызвал. С другой стороны, в лесу я не стал спорить со Стасом — там был высок риск попасться на глаза внештатникам, прочесывающим окрестности в поисках похищенных нами Татьяны и Тени, а в павильоне можно и в видимость вернуться.
Что я и сделал, как только дверь в него немного приоткрылась и Стас втолкнул нас внутрь. В смысле, попытался сделать.
— Назад! — взорвалось у меня в голове, и меня бросило одновременно назад в инвертацию и вперед по коридору.
Который вел к единственно полностью мне знакомому там помещению. Оно было оборудовано в виде пещеры — с трещинами в полу, нишами в стенах, скошенным, опасно нависающем местами над головой потолком и разбросанными повсюду валунами.
В этой пещере я когда-то тренировал подручных Стаса.