— Какая досада! — насмешливо опустил он уголки губ. — А я как раз намеревался предложить тебе создать перемычку!
— Что создать? — подозрительно прищурилась я.
— Личный канал связи, — пояснил он. — Соединяющий только двоих участников. У нас в последнее время они сделались удивительно популярными.
— Так ваша же техника с людьми не работает! — с торжеством поймала я его на явной подтасовке фактов. — Или уже вдруг научилась?
— Конечно, не работает, — с удивлением моргнул он. — Зато у нас есть ваша. Которая — донельзя кстати — начала работать у нас.
Чуть отклонившись, он потянулся — и вытащил из кармана брюк телефон.
Мобильный.
С виду еще круче, чем у Анатолия.
Так, похоже, Тоша пал существенно ниже, чем я опасалась.
И не убьешь паразита — у него в руках, как в том коммутаторе, все мои контакты и с Татьяной, и со Стасом.
Ага!
— Личный — не получится! — уверенно мотнула я головой. — Если ты о наших видео сессиях, то они все через Тошу проходят.
— Через него может проходить только то, что уже существует, — задумчиво произнес он. — Эта машинка впервые ожила у нас в руках Анатолия, а он случайно заново открыл закон реализации необходимости. Очень старый закон — и уже почти забытый, так давно им никто не пользовался. И мне очень интересно, почему он дался в руки именно Анатолию — и именно сейчас.
А мне вот интересно, не нашла ли вылитая ангельская мысль в своих высотах способ земные изобретения к рукам прибрать? Вот так приложишь трубку к уху, а оттуда вкрадчивые небесные наставления — прямо в мозг.
— А зачем тебе со мной связь? — приготовилась я выслушивать лекцию о важности координации действий союзников в режиме реального времени.
— Ну как же? — плутовато усмехнулся он, вскинув брови. — Во-первых, вдруг у тебя возникнет некий острый вопрос — зачем же ждать целый день одного-единственного далёкого часа? Во-вторых, некоторое время такое ожидание еще дольше затянется — нам придется сделать перерыв в наших живительно бодрящих встречах. И в-третьих, — снова свел он брови углом к переносице, — я хочу проверить, до какой степени возродился старый добрый закон.
— Какой это еще перерыв? — резко выпрямилась я, невольно глянув в сторону дома Татьяниных родителей. — Это еще с какой стати?
— Я должен обдумать все, что здесь узнал, — тоже перевел он взгляд за окно машины — там, кстати, снова распогодилось. — И проверить некоторые догадки. Возможно, у нас есть куда большая поддержка, чем я предполагал.
— А поконкретнее? — нетерпеливо заерзала я на сидении.
— Ну вот, видишь — уже вопросы! — с чрезвычайно довольным видом заметил он. — Может, все-таки настроим наши машинки друг на друга? Только я попрошу тебя показать мне, как это делается — я не очень знаком с ручным управлением.
Ага, значит, не освоила пока еще великая ангельская мысль земную технику!
Или опять зубы заговаривает, чтобы на законной человеческой гордости сыграть?
И выведать принцип работы моего единственного отныне средства связи с Татьяной?
Я взяла у него телефон, ввела в него свой номер, нашла его собственный и вбила его в свой список контактов — летая пальцами по экрану, чтобы он уследить не смог. И тут же набрала его.
Услышав звонок, он слегка вздрогнул, недоуменно глянув на источник звука у себя в руках. Я ткнула пальцем в кнопку приема вызова у него на экране, показала ему свой и приложила ее к уху.
Он повторил мое движение — и замер в заинтересованном молчании.
— А «Алло» где? — раздраженно рявкнула я — мне еще кто-то будет рассказывать о непревзойденной развитости ангельского мышления?
— Преградой вечной быть не может, — негромко произнес он, прикрыв глаза, — ни расстояние, ни года.
У меня возникло очень странное ощущение.
Во-первых, он словно к кому-то другому обращался.
Во-вторых, это обращение навалилось на меня с двух сторон: одним ухом я его совсем рядом расслышала, а до второго оно донеслось как будто из неведомой дали.
И прямо в мозг.
В котором еще и эхом прошелестело.
— Так, все, работает, — решительно стряхнула я наваждение. — Теперь, если понадобится меня набрать, прямо здесь, в списке звонков, — снова ткнула я ему под нос свой телефон, — можешь нажимать. Только в рабочее время мне не звонить! Лучше пиши.
— Нет-нет, — снова открыл он заблестевшие от непонятного оживления глаза, — я не стану злоупотреблять твоим вниманием! А писать как?
Я показала ему, где и как набирать сообщения, и велела прямо сейчас попробовать.
Пробовал он минут десять.
За которые до меня раз сто донеслось яростное шипение, раздраженное цоканье языком и обрывки фраз о допотопных средствах коммуникации.
Так кто-то же изо всех сил рвался эту допотопную технику изучить! Вот теперь пусть пыхтит — глядишь, не один раз подумает, прежде чем сообщениями меня заваливать!
Наконец, мой телефон издал знакомый звук, и на экране показалось: «Спасбо. За помщь. Инересный опыт. Хочу тоже предлжить тебе …».
— И это все? — дала я наконец себе волю. — Я думала, ты там уже роман ваяешь!
— Да на скале проще надпись выбить! — шумно выдохнул он. — В небе послание оставить!
— Ну, тебе, надо понимать, виднее! — насмешливо хмыкнула я — и быстро перевела разговор, когда он резко подался вперед. — А что ты там предложить хотел?
— Я хотел поблагодарить тебя, — откинулся он на спинку сидения, с излишней силой запихнув телефон назад в карман. — Не менее увлекательным времяпрепровождением. Мне показалось, тебя заинтересовала история создания этого мира — я мог бы показать тебе, как это происходило.
— А у вас, что, машина времени есть? — собиралась сострить я — и вдруг услышала опаску в своем собственном голосе.
— Лучшая машина времени — это память, — ответил он так, словно это само собой разумелось. — Я слышал, что к тебе воспоминания из прошлых жизней возвращаться начали?
— Так, обрывки, — пожала я плечами, напрягаясь. — Муть всякая.
— Можно их восстановить, — небрежно бросил он, как будто речь шла о случайно утерянном документе. — Сама, своими — в самом прямом смысле слова — глазами все увидишь.
— Так человеку же всего пятнадцать жизней отмерено! — отшутилась я, поежившись от мысли о многократно размножившихся и далеко не радужных сценах из моих снов. — Это мне ваши хранители сообщили — так мы даже до начала новой эры не дотянемся.
— Меня всегда удивляла эта цифра, — снова обратился его взгляд куда-то внутрь. — Для приобретения опыта — слишком много, для обретения мудрости — слишком мало. Особенно, если каждая жизнь перечеркивается последующей … А хранители говорили тебе, — вынырнул его взгляд на поверхность острым кинжалом, — что к людям могут вернуться только те воспоминания, которые зафиксированы у нас? Их собственной службой. Представители которой направляются к человеку исключительно в его последней жизни.
Глаза у меня сами собой метнулись к зеркалу заднего обзора.
Это он на что намекает?
Что нечего, мол, на слегка потрепанный вид пенять, если он столетиями истрепывался?
И это на фоне добрую четверть века с виду сбросившей Татьяны?
Ей, значит, к вечности еще и свежесть прилагается, а как мне не поддающееся исчислению количество лет на земле — так со всеми их естественными последствиями?!
А с чего это они вообще на сверхплановые жизни мне расщедрились? Все мое общение с ними уже не оставило у меня ни малейшего сомнения в том, что в каждом их даре где-то шип припрятан — и хорошо, если не отравленный. Похоже, где-то я им серьезно дорогу перешла …
… и это не может не радовать! Значит, я их не только сейчас раскусила, а с самого начала насквозь видела — и если они раз за разом отказывают мне в доступе в свою шайку, значит, за все эти жизни так и не удалось им меня обломать!
— Если воссоздать каждую из твоих, — словно прочитал мои мысли один из основателей упомянутой шайки — снова куда все принципы подевались! — возможно, где-то там отыщется причина твоей неприязни к нам.
— А то непонятно! — презрительно фыркнула я. — Если они у меня никак не заканчиваются, значит, в каждой последней мне самого разгильдяйского хранителя подсовывали — который всякий раз поставленную задачу запарывал!
— Вполне допускаю, — не бросился он, против всех моих ожиданий, отчищать уже донельзя запятнанный ангельский мундир. — Но ведь по образу и подобию — помнишь? — то есть, не все мы, как и люди, на одно лицо. С некоторыми, как мне говорили, ты прекрасно ладишь — с Тошей, к примеру, или с тем же Стасом, — вопросительно вскинул он брови.
— С вами хоть как-то ужиться можно, — напомнила я ему причину, по которой все еще оставалась на земле — чтобы сразу выкорчевать ложные надежды, ежели таковые появились, — если выдавить из вас обещание жить на земле по ее законам, зафиксировать его на бумаге, заставить подписать ее кровью — и потом каждый день напоминать о нем, а каждый второй — пинками освежать напоминание. Кисе первой стадии хватило, Тоша где-то между второй и третьей обтесался, а Стас — если рискнет мне на глаза попасться — весь цикл заново пройдет. С усиленным последним этапом.
— А Макс? — поинтересовался он с довольным смешком.
— Макс у Дары в руках в пластилин превращается, — не сдержала и я усмешки. — Мои ни в какое сравнение не идут. Про Анатолия не спрашивай, — добавила я для полноты картины, — этот необтесываемый.
— Какие яркие, веские определения! — мечтательно протянул он. — И все же ты сама признала — ужиться с нами можно. Кто знает, может, где-то в твоих прошлых жизнях был куда более позитивный опыт сосуществования с кем-то из нас? Который просто похоронили под собой другие воспоминания. Может, стоит все же взглянуть на него — поближе, простой справедливости ради?