— Что заметила? — насторожилась я — как бы Светкина наблюдательность еще какой-нибудь фортель не подбросила. — Как по мне, так она цветет, как майская роза, когда вы чирикаете.
— Точно — цветет, — согласно закивала она. — Когда мы о прошлом говорим — а мы только о нем и говорим. Она хоть раз спросила, как у нас на работе, как в ее бывшей фирме дела идут, как тот же Тоша со своим хозяйством управляется, как его Галя поживает?
— Да брось ты! — успокоившись, махнула я рукой. — Кому эта рутина интересна?
— Не скажи, не скажи, — задумчиво протянула она. — Это тебе обычная ежедневная жизнь до лампочки, а Татьяне всегда до любой мелочи дело было.
— Короче, ты это к чему? — Вот со Светкой мне еще не хватало хождений вокруг да около!
— Я когда еще в редакции работала, — продолжила та в и ее уже, похоже, заразившей дурацкой ангельской манере, — была у нас девчонка одна, Алина. Шустрая такая — откопала себе где-то испанца, выскочила за него замуж и уехала к нему жить. Сначала дома сидела, по хозяйству, потом уже подвывать от скуки стала — и занялась тортами. На заказ. Очень наши рецепты там по вкусу пришлись — одним словом, нашла себя в кондитерском деле.
— А Татьяна здесь причем? — начала я закипать — от той легкости, с которой гость наш залетный всех под себя подмял.
— Так Алинка тоже приезжала, — с удивлением, как на недоумка, глянула на меня Светка. — Сперва через год, своих проведать, ну и с нами заодно на полчасика. Потом через два, потом … не помню, мне она уже не звонила, более близкая ее подружка потом рассказывала.
— И что же она тебе рассказывала? — от нетерпения принялась я постукивать пальцами по столу — сейчас же Татьяна со своим эскортом уже появится!
— А то и рассказывала, что я и сама видела, — пожала плечами Светка. — Всего пару лет прошло, а она уже ни о нашем житье-бытье не расспрашивала … ну, разве что из вежливости, ни о переменах в нем: кого выдвинули — кого задвинули, кто женился — кто развелся … Она даже о ценах перестала спрашивать — хоть для сравнения! — воскликнула она с видом крайнего недоумения на лице, и тут же спохватилась. — Нет, ты не подумай — она ничего не критиковала: мол, там все лучше. Просто по сторонам поглядывала, а на лице прямо написано было — вот не то!
— Да Татьяны-то всего год не было! — попыталась я урезонить ее — я за поддержкой каких аргументов сюда приехала?
— Так это у нас год, — вздохнула Светка, — а у них там, поди, год за три идет. Если не больше. Это же как в места детства вернуться — в родную деревню из большого города, в котором уже новую жизнь себе построил. Бурную, кипучую, насыщенную — и хочется иногда от нее отдохнуть, в воспоминания о времени без забот и суеты вернуться. Только насовсем в него не вернешься — изменился человек, другую жизнь узнал и нет ему пути назад.
Нет, это уже вообще! Земля, значит, захолустная деревня, а настоящая жизнь — в сияющем граде на заоблачном холме?
Откуда у нее этот бред взялся?
У редчайших хранителей принципов невмешательства последние только на готовых к отпору распространяются?
— Хорош мне тут юлить! — резко хлопнула я ладонью по столу. — Говори прямо — ты, что, против Татьяниного возвращения?
— С чего это я против? — возмутилась Светка. Так, словно это я ее только что агитировала. — Не обо мне же речь — я тебе о чем уже час талдычу? Она же, как тот птенец, из скорлупы своей наконец выбралась — и разбила ее при этом. Куда ее назад заталкивать? Ладно, жить ей, допустим, есть где, но нам же на работу возвращаться пора, а детям на учебу — она, что, одна в пустом доме целыми днями сидеть будет? Так она же не высидит! С нее же станется в бывший офис наведаться, а потом что — расширенную бригаду реанимации вызывать? А, не дай Бог — к родителям?
К Светкиным аргументам непрошено присоединились мои собственные — о полной небезопасности для самой Татьяны пребывания в любых известных ангелам местах. За которыми снова замаячило видение подземного бункера в самой дальней земной глуши.
Ничего себе — добро пожаловать домой!
— Только ты ей сама скажи, — донесся до меня голос Светки, — тебя она скорее послушает.
Обалдеть. Значит, незваных гостей на место ставить — это я в ее доме не смей, а лучшей подруге прямо в лицо дверь назад на землю захлопнуть — как раз для меня задачка! Ну да, я помню — мне же на всех плевать.
О, сработало. Старательно разозлившись, я прихлопнула и Светкины аргументы, и свои собственные — чтобы они мне правильные, земные, не заглушали. Нужно еще Татьяниным слово дать — и мы еще посмотрим, какой хор финальную арию громче пропоет.
До нее в тот день дело не дошло. Я даже на кухню к девчонкам не зашла — уехала сразу после разговора с великим укротителем и дрессировщиком всех попадающих в поле его зрения окружающих.
Добавил он мне в нем аргументов.
Не в тот хор.
— Так какое же место людям в великом плане отведено? — все еще не остыв, сразу взялась я за его носителя, как только он с Татьяной явился — остальных сдуло из гостиной даже без лишнего взгляда в их сторону.
— Вот это просто отличный вопрос! — расплылся он в широчайшей улыбке. — Прямо старыми спорами повеяло. И мой ответ на него с тех пор ничуть не изменился — люди должны сами выбирать свое место в этом мире, как и в любом другом, для них созданном.
— Да ну! — насмешливо фыркнула я. — А как насчет Адама и Евы, которых вы …
— Причем здесь Адам и Ева? — нахмурился он, произнеся их имена немного иначе.
— Да вы же их сюда сослали! — Ну, не могла я упустить возможность ткнуть его носом во вранье! — Ничуть не спрашивая их согласия! В наказание за простое любопытство — самое лучшее свойство людей, которое вы еще тут же грехом объявили!
— Ну, не такое уж и простое, — усмехнулся он какой-то потаенной мысли, и досадливо качнул головой. — Ты знаешь, тебе постоянно удается поставить меня в довольно затрудненное положение. Много из того, что ты говоришь — правда. И одновременно неправда. Поскольку не вся.
Так, планируя покопаться в прошлом, я вовсе не намеревалась начинать прямо от Адама. С другой стороны, я, в отличие от некоторых, не имею привычки от своих слов отказываться. Не говоря уже о том, что только что впервые упоминание о правде не от меня прозвучало.
— Что значит — не вся? — решила я поймать его на наверняка случайно сорвавшемся слове.
— Насколько я понял, ты знакома с историей Адама и Евы, — с готовностью отозвался он. — И у меня сразу же возникает вопрос: откуда ты ее знаешь?
— Из самой читаемой книги на земле, — сдержанно сообщила я ему данные статистики. — А еще не так давно и вовсе обязательной для всеобщего ознакомления.
— Но ведь ее кто-то написал, — развел он руками. — Оба упомянутых персонажа в момент как своего создания, так и перемещения в этот мир были неграмотны — в этом я тебя уверяю с полной ответственностью. И если я не ошибаюсь, их история была составлена спустя очень длительный промежуток времени после их кончины. Кто же мог тогда описать ее в таких подробностях?
— Да ваши, небось, и надиктовали, — озвучила я очевидный вывод. — И заодно акценты в тексте жирным шрифтом расставили — что такое хорошо и что такое плохо.
— Если бы только в тексте, — вздохнул он, дернув бровями. — Историю пишут победители. И не только свою трактовку ее дают — оставляют в ней только вписывающиеся в последнюю события и факты. Все остальное приговаривается к забвению.
— И о чем же они умолчали? — ухватилась я за поворот в сторону слабостей проигравшей битву за власть на земле стороны.
— Позволь задать тебе еще один вопрос, — с понимающим видом вернул он разговор в прежнее русло. — Тебя никогда не смущало, что весь человеческий род произошел от одной пары, все последующие поколения? Ведь даже известная вам история свидетельствует о том, что потомство близких родственников обречено на полную деградацию и, в конечном счете, вымирание. Ты никогда не задумывалась над двойственностью человеческой природы?
— Да ладно! — вспыхнула я от такого топорного перевода стрелок на избитую тему. — Ежедневно из всех утюгов несется — уже уши вянут! В человеке постоянно борется возвышенно божественное и низменно земным!
— Земным? — рассмеялся он, удивленно вскинув брови. — Надеюсь, этот мир прислушивается к таким речам — ему должно понравиться.
Нет, мне эта чехарда уже поперек горла стоит! Не вышло меня, как Светку с Тошей и мелкими, кавалерийским наскоком под себя подмять, решил виражи покруче закладывать? Чтобы у меня голова кругом пошла?
Сейчас!
— Мы как будто о людях говорили? — прищурилась я. — О мире потом. Он без них ничего не стоит.
— А вот это крайне спорное утверждение! — усмехнулся он, покачав головой. — Надеюсь, пока оно осталось незамеченным. Хотя к нему наверняка придется вернуться — скоро, — добавил он, отвернувшись к окну, и, выждав несколько секунд, снова обратился ко мне с самым деловым видом: — О людях. Сколько из них разделяют твою позицию в отношении моих соплеменников? Сколько из них готовы всерьез противостоять им?
— Тебя численность пушечного мяса интересует? — процедила я сквозь зубы. — Хочешь убедиться, что его хватит, чтобы дырки затыкать, если очередное поражение наметится?
Он смотрел на меня, не говоря ни слова, так долго, что я решила, что переговоры подошли к концу — не очень веселому для земли: против объединенных небесных сил устоять нам будет … сложнее.