Кристаллы, правда, нашла не она, а их лохматые. И немудрено — росли они не из центра водоема или симметрично вокруг него, где бы их разместил Первый, а на дальнем его конце, подходы к которому были липкими и скользкими. Но Лилит заметила, что лохматые туда постоянно бегают, и однажды последовала то ли за ними, то ли за своим неизменным любопытством — обнаружив там белую кристаллическую корку на камнях, которую лохматые с энтузиазмом облизывали.
На вкус эта корка оказалась отвратительно горькой — так, что челюсти сводило. Как вода в водоеме, но многократно сильнее. А Лилит уже давно заметила, что вымытые в водоеме плоды приобретают несколько иной вкус…
Более тесный контакт кристаллов с плодами вкус последних существенно ухудшил, а вот с животной пищей — довел его до типичного для Лилит совершенства. Что Первый многократно и громогласно признал, уплетая принесенную ему на пробу птицу. Третью по счету. После половины ушастого.
Вот и Лилит после этого почти полностью на животную пищу перешла. И Первого принялась покусывать в моменты полного единения, если он успевал совершить омовение в водоеме после возвращения.
Скользкие подходы к кристаллам также не остались без ее внимания земля на них прилипала к ногам и высыхала, пока Лилит шла с дальнего края водоема, превращаясь в твердую несмываемую корку. С досадой сдирая ее с ног, Лилит вдруг присмотрелась к вогнутой форме одного из ее кусков … и скоро у них уже было более чем достаточно емкостей — и для воды, и для молока от рогатых, и для животной пищи, которую она принялась резать на куски отобранными у Первого острыми камнями и выдерживать вперемешку с кристаллами перед тем, как предлагать их Первому.
Лохматая коза навела Лилит на еще одно открытие, но тут, скорее, ее прежний опыт свою роль сыграл — плести ей давно уже понравилось. Длинная козья шерсть мешала беспрепятственно добраться до источника молока, и однажды Лилит принялась выдергивать ее, чтобы ускорить процесс. Коза совершенно не возражала, даже подставила ей другой бок — и скоро перед Лилит выросло горка пушистой шерсти, к которой она с самых первых дней испытывала абсолютно необъяснимую слабость.
Радостно рассмеявшись, Лилит принялась мять ее в руках, скручивая, потягивая … и вдруг в руках у нее оказалось нечто вроде гибкого стебля, подобного тем, из которых она подстилки мастерила, но намного мягче и податливее. Естественно, она из него сплела покров — Первый к нему даже прикоснуться не решился, настолько хрупким тот выглядел, но Малышу под ним спалось намного лучше, чем под меховыми …
Всех этих воспоминаний едва хватило на обратную дорогу Первого со скакунами, и когда они наконец добрались до места, отчет в голове у него уже полностью сложился. И заиграл такими красками, что на месте Творца он бы тут же придал своему уникальному проекту статус максимального вознаграждения особо отличившимся последователям за особо выдающиеся заслуги.
И увеличил бы штат самому Первому для дальнейшей работы над ним.
Предоставление такого шанса Творцу пришлось, однако, отложить.
Из-за очередного нападения мира.
Похоже, все-таки его — попытки корректировки пищевых цепочек тот уже предпринимал.
И сделал из них выводы — бросив в атаку на этот раз целую стаю хищников.
И замаскировав последних под их лохматых.
В чем Первый убедился, растерянно мечась посреди ночи перед неясными тенями и не понимая, в какую из них копьем бить.
Он собирался предупредить Лилит о внеочередной отлучке сразу по возвращении, но она оторваться не могла от подруги скакуна, та отвечала ей самым дружеским пофыркивание и подставляла под ее поглаживания бока, и Первый решил пока отдохнуть перед новым походом.
Потом перед ним не мешало и подкрепиться.
Потом у Лилит оказалось весьма игривое настроение.
Которое напомнило ему о кокетливом пританцовывании их со скакуном находки у коварного водоема.
И о стеклянном, ошалевшем взгляде скакуна на нее.
Потом он подумал, что, пожалуй, слегка перестарался, сделав инстинкт влечения в своем мире преобладающим над всеми остальными.
Вернее, об этом он подумал существенно позже, уже засыпая.
Разбудил его скакун. Сначала фырканьем, а потом и копытом. Первый вскочил, намереваясь напомнить ему, что у некоторых хватило такта только словесно к себе внимание привлекать — как вдруг расслышал в низком утробном ворчании скакуна самую настоящую ярость.
А потом до него понеслись тревожные вскрики рогатых, отчаянные вопли их потомства и бешеное рычание лохматых.
Которые вдруг кинулись к краю их оазиса.
Где их тут же стало много.
Первый кинулся было туда, но они все уже надвигались на него, а он никак не мог отличить своих от чужих.
Чего не скажешь об их живности. Не раздумывая, они били копытами и рогами исключительно в те тени, у которых — вдруг заметил Первый — ярко горели желтые глаза. Устремленные к водоему, на берег которого Лилит уже оттащила потомство рогатых, ушастых …
… и Малыша.
У Первого вырвался низкий, гортанный, кровожадный рык. Такого бешенства он еще никогда не испытывал. Он даже не подозревал о его существовании. Но мир — или кто там стоял за ним — на этот раз перешел все границы. У Первого даже мысли не мелькнуло отогнать пришельцев — он бросился убивать.
Объединенными усилиями рогов, копыт, зубов и копий через … Первый понятия не имел, сколько времени на земле остались лишь неподвижные тела пришельцев. Последнего догнал острый камень, брошенный Первым и вонзившийся тому прямо в шею.
Но больше всего его поразила Лилит. Успев — непонятно, как — согнать в самое безопасное место самых беспомощных и уязвимых в их хозяйстве, она затем — словно мысленно — сгруппировала взрослую живность полукольцом перед ними, а во время схватки постоянно оказывалась именно в том месте, где атакующие наседали особенно яростно и угрожали прорвать их оборону.
Когда все закончилось, она бросилась к водоему и принялась ощупывать Малыша, дрожащее потомство рогатых и все еще оцепеневших от ужаса ушастых. Закинув голову и шумно выдохнув с закрытыми глазами, она через мгновенье встрепенулась, метнулась к Первому и принялась осматривать и его, напряженно хмурясь и бесцеремонно отбив его потянувшиеся к ней руки.
— Ты-то как? — спросил он, все еще тяжело дыша.
— Нормально, — коротко бросила она, удовлетворенно кивнув, и отошла к их живности.
У тех без потерь не обошлось. У подруги скакуна обнаружилась рваная рана в плече — которую он уже усердно зализывал. Лохматая коза прихрамывала на заднюю ногу, а у более крупного рогатого существа — Лилит назвала его коровой — оказался сломан один рог.
Лохматых потрепало сильнее: одна тоже на трех лапах ковыляла, вторая же вообще подняться не могла — но хвостом при виде Лилит вильнула и от угощения не отказалась. Лилит тоже не выказала особой тревоги, и Первый решил ей поверить: в конце концов, им уже доставалось в схватке с хвостатой лисой, и ничего — Лилит их быстро на ноги поставила.
Она уже почему-то отошла от их живности и направилась к неподвижным телам захватчиков, наклоняясь над каждым и внимательно рассматривая их. Правильно, хлопнул себя — мысленно — по лбу Первый, если остались живые, лучше добить, а то уползут. Так и есть — возле одного Лилит присела, протянула руку над шевельнувшимся телом, задержала ее там на несколько мгновений и позвала Первого.
Не может сама, растрогано подумал он, поудобнее перехватывая копье; одно дело — в схватке, а другое — вот так, поверженного противника …
— Помоги перенести, — вскинула она на него глаза, как только он приблизился. — К собакам. Раны промыть нужно.
Первый застыл с уже занесенным копьем в руке и в абсолютной уверенности, что ослышался.
— Зачем? — резко выдохнул он со вновь вскипевшей яростью. — Чтобы снова напал, как только в себя придет?
— Пожалуйста, — добавила Лилит неотразимый аргумент. — Она — другая.
Первый недоверчиво глянул вниз, на морду существа и наткнулся на его взгляд. Устремленный вверх, на все еще нацеленное на него копье — с отрешенным спокойствием, как перед лицом неизбежного.
Рука у Первого опустилась сама собой, копье тоже само выпало из нее, а ноги отнесли его к меховым покровам, на которые они и переместили осторожно стоически молчащую находку Лилит и на них же перенесли ее к лохматому родственнику.
Тот зарычал было при виде еще недавно кровожадной фурии — та ответила ему тонким, протяжным звуком и закрыла глаза, чуть шевельнув надорванным ухом. Лохматый перевел озадаченный взгляд с нее на Первого, явно интересуясь, что делать, если нападение повторится.
Первый и сам задавался этим вопросом. Нет, его вопрос звучал иначе: Что делать, чтобы не допустить очередного нападения? И как он его ни крутил, ответ приходил один и тот же.
Придется-таки строить загородку.
Причем не преграждающую их живности путь во внешний мир, а наоборот — удерживающую мир от проникновения к ним.
А ведь кроме живности, есть еще и Лилит с Малышом, и растений она вон уже сколько насадила … Нет, лучше сразу строить стену вокруг оазиса — прямо по той границе, которая даже ледяной пустыне мира не по зубам оказалась.
Еще раз оглянувшись по сторонам, Первый понял, что это будет очень длинная стена. До завершения которой — до обеспечения полной безопасности Лилит и Малыша — ни о каком визите в башню Творца и речи быть не могло.
Хорошо, что он целых два помоста из бревен по реке спустил!
Одного разобранного помоста хватило только на часть стены. Очень маленькую ее часть. И слегка кривоватую — он решил вкапывать бревна между уже имеющимися деревьями и очень гордился изяществом этого решения, пока его стена не стала забирать в сторону от границы оазиса, то и дело норовя вторгнуться в посаженную Лилит растительность.
Спроецировав второй помост на оставшуюся часть стены, Первый понял, что к тому моменту, как он ее достроит, надобность в его отчете в башню Творца отпадет. Вместе с надобностью в новой планете для Адама с Евой. Потому что у тех уже жизненный цикл закончится. В макете.