Ангел-мечтатель

Глава 9.6

Это проявление совершенствования своего уникального мира Первый встретил со слезами на глазах. Выжатыми сложным комплексом ощущений. В глубине которого несомненно присутствовала гордость за свое творение. Щедро приправленная признанием его изощренной издевки.

Мало того, что на сей раз мир удостоил своего создателя исходной позиции в пищевой цепочке нижайшей формы жизни, так еще и вынудил его избивать себя, отгоняя ее. А потом и вовсе и руки ему связал — увидев двух птиц, осторожно ковыляющих к нему по земле, Первый замер, чтобы не спугнуть их. Чем нижайшая форма жизни воспользовалась по полной.

Птицы приближались, деловито тыча костистыми клювами в землю. Первый стрельнул глазами по сторонам. Часть длинных тонких стеблей вокруг него заканчивалась метелками — среди которых виднелись зерна. Вокруг него их виднелось меньше, чем в стороне. Скосив глаза себе под ноги, Первый понял, что, отбиваясь от летающей живности, стряхнул их на землю — где на них тут же с аппетитом насели птицы.

Не дожидаясь, пока все его окружение полностью насытится, Первый вскочил, наломал охапку стеблей с метелками и рванул назад — зигзагами в воздухе, чтобы хоть немного остудить горящую кожу.

А потом до самого вечера сидел по горло в потоке, то и дело окунаясь в него с головой — ощущение дискомфорта было не саднящим, а жгучим и зудящим, и оно никак не смывалось, просто перетекая с одной части его тела в другую.

С того дня он сначала отправлялся — больше не оглядываясь по сторонам — на новую планету, а потом уже возвращался за добычей для Лилит.

К плодам в ней добавилась обязательная ежедневная птица. Каждой из них Лилит сворачивала голову, глазом не моргнув, выдергивала перья — осторожно, чтобы ни единого не повредить — и потом уплетала за обе щеки.

Первый никак не мог определиться в своем отношении к этому расширению ее рациона. С одной стороны, это все же была почти животная пища — и поглощаемая с ней почти животная жизнь определенно сказывалась на облике Лилит: у нее заблестели глаза, ярче проступил здоровый румянец и все лицо словно изнутри засветилось.

Но ведь предполагалось, что животная пища будет еще и покровы с собой приносить — а холода определенно приближались!

Первый решил проверить, не дрогнуло ли табу, по совершенно непонятным причинам наложенное Лишит на пищу, упрятанную в пушистую шкурку. Ушастые в зарослях ему попадались, но бегали они быстрее, чем он если не летал, то пикировал. При этом стремительная встреча с землей оказалась не менее неприятной, чем с коварным водоемом. Что Первый нехотя признал после первого же раза. Когда к нему вернулось сознание.

Вместе с сознанием к нему вернулась отошедшая на задний план в азарте погони способность мыслить творчески. Мир выбрал ушастых, чтобы унизить его, снабдив их недостижимой увертливостью и идеей поживиться — в прямом смысле слова — плодами его трудов. Отлично — пусть первая таковой и остается, а вот вторую можно развить, превратив охотника в добычу.

Первый разыскал то место с переплетенными на земле корнями, к которому его однажды привели лохматые. Или похожее на него — при ближайшем рассмотрении он так и не определился, где именно могла запутаться конечность ушастого.

Но дальше рыскать в зарослях ему не хотелось. Жгучее желание проверить свою уловку на практике — и взять верх над миром — снова перевесило в нем чувство долга. Посещение новой планеты отложено совсем ненадолго — твердо уверил он себя, вооружившись всем необходимым заранее.

Поместив оранжевый плод возле одного из самых многообещающих извивов корней, он устроил свою засаду в нескольких шагах от нее в зарослях. Тщательно замаскировав себя со всех сторон покрытыми густой листвой ветками. Особенно сверху — от летающего эскадрона мира.

Место все же оказалось не тем самым — поймать ему удалось только четвертого ушастого. И то в полете. Первые три ушли у него из-под носа. С приманкой. Пока он выпутывался из своей маскировки.

За новой приманкой пришлось возвращаться к их с Лилит припасам. Исключительно для экономии времени. И в невидимости. Опять-таки, чтобы не тратить драгоценное время на объяснения с Лилит. Лохматые его, конечно, учуяли, настороженно повернув головы в сторону пирамиды из оранжевых плодов. Но не выдали. Переход частей противника в союзники определенно повышает шансы на победу, отметил про себя Первый.

Победа над ушастым сначала показалась ему полной. Перехватив того в прыжке, Первый рванул его к себе — и рухнул на землю и прямо на него. Поднявшись на ноги, он обнаружил у себя в руках обмякшую тело с безвольно свисающими конечностями.

Отлично, подумал Первый, новый способ добычи пищи оказывается куда более перспективным. Решение вопроса ее умерщвления вполне стоит нескольких утерянных оранжевых плодов. Причем решение совершенно бескровное — что должно полностью устранить любые возражения со стороны Лилит.

Новая планета еще немного подождет, решил он и ринулся назад, чтобы продемонстрировать Лилит свою находку. Держа последнюю — на всякий случай — за уши. На расстоянии вытянутой руки от себя.

Его полного внимания новой планете пришлось ждать до следующего дня.

Лилит запричитала над добычей Первого, выхватив ее у него, крепко прижав к себе и гладя по пушистой шерстке — ушастый немедленно ожил. И с места в карьер скакнул в сторону оранжевых плодов.

Лилит догнала его, сама предложила ему самый сочный плод и заявила, что ему нужно отдельное место, чтобы он не тревожил хромого соплеменника — Первый резонно заметил, что ему вполне подойдет выкопанная для пушистых непосед яма. Лилит с ним согласилась.

Но не ушастый. Который раз за разом выскакивал из нее с ничуть не большим усилием, чем из рук Лилит — она дернула Первого за рукав, кивнув ему на ограждение, за которым топтались уже подросшие и не такие пушистые почти птицы.

Ушастый обнюхал тонкие прутья, которыми Первый обнес его яму, потыкался в них носом — и в следующем прыжке снес половину заграждения.

Разозлившись, Первый бросился в заросли за более толстыми и прочными ветками. На земле таковых оказалось немного, и от деревьев они отрывались с трудом — Первый вовремя вспомнил об острых камнях на новой планете. Там он задержался, чтобы набрать их столько, сколько смог унести, уверяя себя, что день, посвященный очистке новой планеты от ненужных объектов, нельзя считать потерянным.

На его планете с камнями дело пошло быстрее. Они также пригодились ему для заострения концов толстых веток — иначе те в землю не втыкались.

Ушастый опять обнюхал новое заграждение, просунул нос между двумя ветками — и принялся расшатывать их, протискивая наружу голову.

Первый от всей души треснул его по ней оставшейся веткой — Лилит взвизгнула, оттолкнула Первого, метнулась к охапке гибких стеблей, из которых мастерила свои корявые сооружения для сбора плодов, и начала переплетать их между толстых веток, чтобы те нельзя было больше раздвинуть.

Первый с удовольствием выразил свое полное восхищение ее сообразительностью и двинулся к зарослям, едва сдерживаясь, чтобы не перенестись на новую планету прямо у нее на виду.

А надо было, крякнул он про себя, когда Лилит бросила ему вслед, что имеющихся стеблей ей не хватит.

Острые камни помогли ему ободрать первое же попавшееся дерево с длинными, тонкими, свисающими них ветвями — Лилит напомнила ему, что теперь у них появился еще один любитель оранжевых плодов.

Для копания те же камни подошли ничуть не хуже, чем когти ушастых — Лилит сообщила ему, что так проголодалась, что одними плодами не обойдется.

У коварного водоема от камней оказалось больше вреда, чем пользы. Попытка рассечь ими тут же налетевший на него и тоже изрядно изголодавшийся летающий эскадрон мира ни к какому видимому эффекту не привела.

Следующая, когда он попытался разрубить — для острастки — хоть одного из летающих кровопийц, усевшихся ему на руку, привела к такому эффекту, что он взвился над водоемом с диким воплем, уронив окровавленный камень в воду.

Эскадрон перегруппировался над его рукой, по достоинству оценив облегчение доступа к пище.

Ринувшись вниз — от них и за камнем — Первый с головой ушел под воду и там уже отвел душу, искромсав немедленно вцепившиеся в него корни. Ими он потом связал пойманных птиц — оказалось, что они летают медленнее, чем он. Когда ему нужно спасаться от кровожадного нападения.

Лилит корни привели в куда больший восторг, чем принесенная пища. Услышав, что они намного лучше подходят для плетения, Первый отчаянно затряс головой. Из потока. Он вдруг кристально ясно осознал, что не выйдет оттуда до самого следующего дня. Или хоть пока кровь из руки идти не перестанет. Кто знает, с какого расстояния самостоятельные творения мира ее учуять могут?

Лилит даже ощипанную птицу ему туда принесла. Первому та показалась слишком мягкой — не оставляла ощущения покорения чужой жизни, преодоления ее сопротивления. Но все же это лучше, чем ничего — если Лилит категорически отказывается от настоящей животной пищи, оставалось только придумать, как обойти летающий заслон мира на пути к этой. Там и ему бы плотные покровы не помешали …

Опять все возвращается к добыче шкурок! Никто не спорит, Первый сам придумал пушистых зверьков скорее как развлечение, но не поддающийся никакому объяснению трепет, которые испытывает к ним Лилит, явно является делом рук самоутверждающегося мира.

Первый так и не смог избавить ее от этого внушения — устранил его сам мир. Когда устроил очередное нападение на них.