— Тут я во всем полагаюсь на вас, батюшка. Возможно, мне придется вернуться с ребенком под родительский кров? Случись что? Или — не придется?
Щелчки шестеренок в голове князя было слышно без фонендоскопа. Перед ним вырисовывались интересные перспективы.
И пока помолвка не заключена…
— Я подумаю над этим. Иди, Мария. Бал через два дня, тебе надо готовиться.
Я встала, присела в полупоклоне и послушно вышла. И только за дверью позволила себе перевести дух.
О, великий Мольер, да святится твое имя во всех мирах!
«Кто время выиграл — все выиграл, в итоге! Вам нужно без конца выдумывать предлоги… то выла на луну соседская собака… ну словом, мало ли препятствий есть для брака?»[1]
Пусть поторгуются, пусть потянут время. А я постараюсь что-то сделать.
Сейчас я уже не боялась этого мира.
Сбежать? А хоть бы и так! По крайней мере, проживу свою жизнь так, как мне захочется.
Жаль, с Андреем Васильевичем не попрощалась. Но он все понял. И вышел в коридор, когда я уходила.
Взглядов нам было более чем достаточно.
Мы уже никогда не увидимся. Но и не забудем друг друга. И может быть, своего первого ребенка я назову Андреем. И расскажу ему о хорошем человеке.
Смогу ли я побывать на его могиле?
***
Грусть так и не проходила, и чтобы не трепать себе нервы тоской, я занялась разбором вещей. Хотела запереться, но ни на одной моей комнате задвижек не было, только на ванной. Каково?
Все я понимаю, но вряд ли молоденькой девушке нравилось, что в любую минуту к ней могут вломиться. Никакой приватности, никакого уединения… это плохо. Пришлось подпереть дверь стулом. Сразу не своротят, а там я еще парочку поставила. Пусть развлекаются и стучать учатся. А я пока подумаю о важном.
Вот ни разу не поверю, что шестнадцатилетняя княжна не вела дневник. А если он есть, надо найти.
Где она могла его прятать?
Хм-м… вопрос.
И я принялась перекапывать спальню с пола до потолка. Потом подумала — и принялась логически рассуждать, а не просто копаться, как м****к-землеройка.
Спальня — это хорошо. Но ведь доступ-то у всех, заходи, кто хочешь. А если ванная? Там можно закрыться, там можно побыть наедине с собой, там тебя не потревожат без твоего разрешения… Есть ли там, где спрятать дневник?
Я переместилась в нужную комнату.
Ванна представляла собой роскошный мраморный бассейн, утопленный в пол. До водопровода тут уже дошли, это хорошо.
Что есть еще?
Роскошное трюмо, перед которым три могут сидеть причесываться. Куча банок-склянок-бутылок. Удобный стул. Шкафчик со всякими халатами. Унитаз в форме тюльпана. И даже растение в большой кадке. Пальма, что ли?
На нее я свое внимание и обратила. Покрутила горшок так и сяк, поводила по нему руками… нет.
Прощупать стул — нормальный. Трюмо? Ага!
И здесь горничные ленятся, это закон жизни. За зеркалом и была спрятана тетрадка. И судя по количеству пыли, тайник оказался надежным.
Я сунула тетрадь в карман юбки и покинула ванную.
Почитаем.
***
Кто бы сомневался, что спокойно мне почитать не дали. Толкнули дверь один раз, второй…
Я поспешила удалиться обратно в ванную. Кто бы там ни ломился, я занята. У меня важное дело… а что — подождать и постучать нельзя?
Грохот заставил меня выскочить.
На полу лежал лакей, пропахавший носом добрых полметра. И нос разбил… кровь капает. Пожалеть его?
Вот еще не хватало.
Я открыла рот и завизжала на весь дом. Не уважаете? Так бояться начнете!
***
Через десять минут в комнате было шумно и людно.
Лакея увели, а меня успокаивали всем миром, заявляя, что человек ничего дурного не хотел. Я не верила и рыдала в голос.
Как же!
Меня тут напугали, вломились ко мне… а вдруг он все-таки дурного хотел? Стучаться надо!
Конец концерта ознаменовало появление мачехи.
— Что тут происходит?
Я рыдать не перестала. Но окружающих осматривала.
В основном, все смотрели на мачеху этак по-собачьи, преданно и мило. Но парочка человек была и поадекватнее, я потом с ними поговорю.
Шум-гам стих, и я этим воспользовалась.
— Оставьте нас с маменькой, — подала я голос. — Я все объясню сама.
Слуги ринулись вон. Понять их можно, при драке двух кошек лучше не лезть. Раздерут. А кто тут прав, кто виноват… господское это дело, не их. Точка.
— Опять ты концерты устраиваешь? — поморщилась мачеха.
Я смерила ее насмешливым взглядом.
— Маменька, вам хочется, чтобы я тут навеки жить осталась?
— Что?!
— А как это понять? Вы раз за разом портите мне репутацию. То один хам в карету лезет, то второй в спальню… не боитесь, что господин Демидов от потасканного товара откажется?
— Не откажется, — прошипела мачеха.
Я улыбнулась.
Ну, что-то такое я и предполагала, это облезлая шкура знает больше, чем говорит. Но скажет ли?
— А цену снизить может. Вам деньги не нужны?
Деньги явно были нужны.
— Слишком много ты о себе возомнила, Маша…
Прозвучало так, что мне бы стоило испугаться. Увы… не тот типаж. Не видела она нашего шефа перед сдачей квартального отчета, вот где ужас-то был! Там бы и Чужой с Хищником попрятались. А какая-то тетка, пусть даже она может мне нагадить…
— А магички земли вообще товар дорогой. Я удивлена, что отец так продешевил.
— Ты это о чем?
Во взгляде появилось нечто…
Деньги.
Самое волшебное заклинание всех миров и времен. Скажешь человеку о его выгоде — и он готов на многое, если не на все. Я развела руками.
— А папенька вам не объяснил? Тогда простите. Не могу…
— Я с ним сама поговорю.
Прозвучало достаточно угрожающе. Я пожала плечами.
— Поговорите для начала со слугами. А то вконец распустились, папенька это точно не одобрит. Это ж надо, к княжне как в кабак ломиться!
Маменька грохнула дверью.
Я пожала плечами и взялась за дневничок. Итак, Маша, радость наша…
***
Чтение продвигалось небыстро.
Маша придерживалась мнения, что писать надо красиво, вычурно и с завитушками. Еще и на полях рисовала. Хорошо, что смесь французского с нижегородским тут была не в моде, а то словарь бы понадобился, но и так…
Моя предшественница, как оказалось, была совершенно несчастным существом. Из категории тоскующих-страдающих-горюющих-рыдающих. Есть такие. Ипохондрики и даже хуже. Мария была именно такой.
Она страдала, плакала, она ненавидела отца за предательство памяти матери, сестер — за отнятую любовь отца, мачеху — в принципе… Разумеется, ее никто не любил, все оскорбляли, унижали, обижали, и свои обиды, вплоть до того, кто и как посмотрел, она обильно выплескивала на странички дневника.
Я читала с интересом.
Подруги, прислуга, родные… и — ОН!
Разумеется, куда ж без мужика?
Познакомила Марию с этим ОНОМ подруга. Лучшая и любимая, княжна Зизи Михайлова. И Мария влюбилась по уши.
Опять описания. Слез, соплей, слюней, конечно, розовых… Он посмотрел, он сказал, он подарил…
Для верности я выписывала все ее метания на отдельный лист. И мрачнела с каждым разом.
Парень, кстати, не безымянный, а с красивым романтическим именем Милонег Олегович, просто вываживал княжну, как рыбку. То засыпал цветами, то становился холоден, то опять шатался в другую крайность. Как хотите — неспроста.
Мне было это видно, но девчонке в неполные семнадцать? Когда в голове ветер, а под подолом ураган? Какой уж тут анализ?
И — да.
Артефакт малолетней балбеске достал именно он. Достал, дал, показал, как пользоваться. И — ввел в заблуждение. В его интерпретации артефакт служил, чтобы жених неотвратимо охладел к невесте. Продемонстрировано было на собаках.
Где встречались?
А подруженьке спасибо. Княжна Зизи старалась как не всякая сводня за процент. Интересно, что ей такого пообещали?
В результате Мария рассчитывала, что Демидов ее возненавидит. Только артефакт примени, и будет тебе счастье.
Ёжь твою рожь!
А ведь активировать его надо было в храме! На помолвке, чтобы Демидов сам отказался.
Боевой артефакт. Судя по тому, что я узнала в больнице, — очень серьезный.
Среди толпы.
Да там бы всех положило, уж половину — так точно.
Ёжь! Твою! Рожь!
А почему тогда не положило насмерть саму княжну? Надо бы поискать сведения о конкретном артефакте и его действии, может, тогда что и пойму, а так информации маловато.
Мария нервничала, тискала капельку с рубином в руках… она же маг земли, хоть и необученный. Могла случайно активировать?
Ну… если тискать в руках пульт от ядерной бомбы, есть вероятность, что кнопку ты нажмешь. Это логично.
Получается — покушение?
Ах, Андрей Васильевич, как же мне вас не хватает! Но ведь так и получается!
А кто бы с этого поживился?
Опять информации не хватает! И не съездишь, не посоветуешься, не пустит никто. Хотя… Может, попробовать, в больницу-то? Пусть с сопровождением, но могут и отпустить.
Ладно. Я еще об этом подумаю после семейного ужина.
***
Увы, уехать никуда не получилось. Наказания за мою выходку не было, но и выпускать провинившуюся княжну из дома никто не собирался.
Отец был задумчив и серьезен, мачеха поглядывала то на него, то на меня, я расправлялась с овощным рагу, ну а моих сводных сестер по малолетству просто не допустили за стол.
Ужин прошел спокойно и тихо, а вот утром закрутилась адская карусель. Маникюр, педикюр, массаж, волосы, кожа…
Не была я в той жизни светской львицей, вот и в этой себя чувствовала драной кошкой. С которой шкуру содрали, а до того еще и эпиляцию сделали.
Болели все места. Но результат был — ничего не скажу, замечательный. Этакая аристократическая статуэтка. Правда — богини плодородия. Бюст, талия, попа — все на месте. Завтра надо правильно подобрать прическу, и все будет отлично. Лишь бы с платьем не подвели.
До вечера я так и провозилась. А вечером в комнату постучали, и внутрь скользнула служанка. Эту я еще не видела.
Девушка протянула мне букет полевых цветов и осталась ждать у двери.
— Что?
— Ответа не будет ваша светлость?
Я подумала минуту.
— Выйди. Я тебя позову.
Служанка поклонилась и вышла. Я вцепилась в букет.
О, а вот и наш Милонег активизировался. Кому бы такое сокровище подарить, чтобы помучились подольше?
Но каков слог!
Какие чувства!
И почерк тот же, что на карточке из букета в больнице…
«Моя очаровательная, несравненная, любимая девочка!
Я рад, что ты дома. Доверься Лине, я буду ждать тебя сегодня в саду, на нашем месте.
Тысячу раз целую твои нежные ручки, мечтаю увидеть твои прекрасные глаза.
Всем сердцем твой Мил».
Хорошо, что мне не шестнадцать. И даже не тридцать два.
Недолго думая, я взяла перо в левую руку. До чернильных ручек тут тоже додумались, это хорошо.
Итак…
«Не могу уйти.
Встретимся завтра на приеме.
Верю в тебя.
М».
Мария такими записочками не ограничивалась, она эпистолы на полстранички строчила. Откуда знаю? А она их в дневник переписывала, потом еще прикидывала, хорошо ли получилось. А то в романе не совсем так, и обстоятельства там другие….
Ёжь твою рожь!
Вот и дочиталась. И дописалась на свою голову. Нет, кто бы спорил, романтическая любовь обязательно бывает. Но необязательно — с тобой.
Я выглянула за дверь.
Служанка стояла неподалеку. Поманила ее пальцем, та подошла.
— Отнесешь записочку. Просто так не отдавай, пусть тебе денег даст, поняла?
Та кивнула.
— Все, иди отсюда.
А если это провокация мачехи?
Нет, вряд ли. Этот умник так и подписывался во всех письмах, их влюбленная девочка тоже списывала в дневник. Понимала, что хранить нельзя, а вот переписать отдельные моменты можно.
Ладно! И не такое разгребали, и это разгребем. Стопроцентно, я не побегу невесть куда, поздно ночью, к весьма подозрительному типу…
Вот нашел идиотку!
Нет уж. Нужна — сам придешь. Нет — мужик с возу, волкам диета.
И… подопру-ка я двери и окна на всякий случай. А то мне только романтического влюбленного в спальне не хватало. Еще бы какое-нибудь орудие пролетариата подыскать для самообороны…
В итоге я вооружилась канделябром. А что? Хороший элемент декора, старинный, бронзовый, явно дорогой. А главное — тяжелый и ухватистый. Пусть он ночью со мной поспит вместо плюшевого мишки. И на душе спокойнее станет…
Интерлюдия 2
Милонег Олегович Доброславский скомкал записочку и в ярости втоптал в землю.
Дура безмозглая!
Кретинка!
Да что она о себе возомнила?!
С княжной Марией он познакомился около полугода назад. Задание было крайне простым — увлечь и влюбить в себя. Это Милонегу удалось с легкостью. Княжна упала в руки словно созревшее яблоко, даже сильно стараться не пришлось. Пара комплиментов, немного игры… Что поделать, если он нравится женщинам?
А вот самому Милонегу весьма нравились азартные игры. Вот из-за них он и…
Так! Об этом лучше не думать.
Лучше уж делать то, что тебе приказали, и не забивать голову разными глупостями. Сейчас надо посоветоваться с господином.
В принципе, и на завтрашнем приеме поздно не будет.
Милонег там быть обязан, по долгу службы, вот и будет. И возможность встретиться с Марией найдет, и разберется, каким чудом она выжила.
И...
Для чего предназначены влюбленные идиотки?
Правильно. Для того, чтобы их использовали. Так что никуда Машка не денется, сделает все, что он прикажет. Лучше бы все ей рассказать сегодня, но — ладно. Не пришла, так не пришла…
А может, ничего странного в этом и нет? Наверняка за ней теперь в сто глаз следят…
А и верно. Хорошо хоть, написать смогла, потому и записочка такая, чтобы никто ничего не заподозрил.
Милонег поднял ее, еще раз перечитал, убеждаясь в своей правоте.
Да, именно так.
«Верю в тебя…»
Умному достаточно. А себя Милонег считал очень умным.
Записочка отправилась в карман, а Доброславский — между прочим, офицер, дворянин и просто красавец, на хорошем счету у командования, — домой.
Завтра будет тяжелый день. Надо выспаться.
[1] Мольер, «Тартюф». (Прим. авт.)