Погибают всегда лучшие

Глава 2

Сначала в сознание возникло малюсенькое ядрышко света, постепенно  оно стало расширяться. Потом появились первые зыбкие очертания. Это не были предметы, скорее их цветовые пятна; я даже не мог понять, что они означают.  Впрочем, я не понимал не только это, но и вообще что происходит? Где я,  на каком свете? Осознание своего "я" отсутствовало, его заменяли неясные ощущения, которые могли принадлежать кому угодно. Даже животному или растению, если они способны отличать день от ночи.

     Сколько продолжалось это состояние я не знал,  так как неожиданно возникший в моем сознание свет то и дело исчезал из него,  и  я  вновь погружался в  непроницаемую темноту.  Но затем она вновь расступалась, чтобы вновь дать дорогу световым лучам.

     Наконец я открыл глаза по-настоящему и осмотрелся вокруг. Так как двигаться я не мог,  то возможности для обзора были весьма не  велики.

Прямо надо мной висела большая люстра, у стены стоял телевизор, немного правее от него была дверь.  Но куда она вела, в какой мир я не имел понятия.

     Я попытался сосредоточиться.  То,  что в моем сознании  возникали какие-то предметы и образы,  говорило о том, что я был скорее жив, чем мертв. Но что это реально значило?  Я снова закрыл глаза - внезапно  в моем мозгу  ярко вспыхнула картина:  бегущий ко мне навстречу Алексей, затем огненная вспышка наподобие молнии во время дождя - и парящее над землей тело.

     Невольно я сделал резкое движение,  пытаясь встать.  Резкая  боль расколола мой череп,  прошлась по груди и ушла в ноги.  Я закричал,  а затем вновь все погасло,  подобно экрану в кинотеатре после  окончания сеанса.

     Когда мои глаза распахнулись вновь, то они увидели склоненное надо мной мужское лицо.  Рядом стояли еще несколько фигур в белых  халатах. Но  разглядеть я их уже не мог,  они расплывались,  превращаясь в сплошные световые контуры.

     - Где я?  - спросил я. Мне казалось, что мой голос звучит громко, но потому,  как лицо человека сделалось напряженным,  я догадался, что он не расслышал вопроса. - Где я? - повторил я его.

     - Все в порядке,  вы в больнице.  Ни о чем не  беспокойтесь,  все будет хорошо.

     В голове бились какие-то мысли, они требовали словесного оформления, но  у меня было такое ощущение,  что я забыл большинство слов.  К своему удивлению, я не знал, о чем спрашивать, что говорить. Я  в больнице, значит, со мной что-то случилось. Ведь просто так туда не попадают. Но что? Внезапно я снова увидел бегущего человека, яркий блик пламени, подпрыгнувшее тело.

     - Алексей! - закричал я.

     Кажется, я начал биться в истерике, что-то бессвязно кричал, меня успокаивали,  но это не помогало. Тогда меня схватили за руки, а подошедшая медсестра  ввела иглу в вену.  Буйство во мне стало быстро утихать,  теплая волна покатилась по протокам моего тела,  а затем  снова все стало в очередной раз быстро темнеть...

     Наверное, пребывал я в небытии довольно долго, потому что когда я очнулся и огляделся,  то определил,  что сейчас утро. Солнце светило в незашторенное окно,  ее лучи скользили по моему лицу, приятно согревая кожу. Рядом  со  своей  постелью я обнаружил сидящую женщину,  которая пристально смотрела на меня.  Увидев, что я открыл глаза, она вскочила и выбежала из палаты.

     Как ни странно,  но чувствовал я себя достаточно  бодро,  голова  не только не болела,  но была довольно ясная. Но мысли и картины, которые в ней вспыхивали, не доставляли мне радости.

     Вошел доктор,  он  внимательно  посмотрел  на меня и присел возле кровати.

     - Я вас осмотрю, - сказал он.

     Причин для возражений у меня не было,  а потому я ничего не ответил.

     Врач пощупал пульс,  послушал грудь и легкие,  измерил  давление. Затем заглянул в глазное яблоко.

     - Вы можете назвать себя? - спросил он.

     - Легкоступов, Владислав Сергеевич, - уверенно ответил я.

     - Сколько вам лет?

     - Тридцать пять.

     - Вы женаты?

     - Разведен.

     - Есть ли дети?

     - Сын. Его зовут Юрий.

     - Что ж, замечательно, с памятью все в порядке. Я рад за вас.

     - Что  со мной?  - Я попытался подняться - и тут же пронзительная боль снова уложила меня в постель. И все же  она была не такой сильной, как в первый раз.

     - Лежите спокойно, вам нельзя шевелиться, а тем более вставать. У вас черепно-мозговая травма,  сильное сотрясение мозга.  Вам нужен покой. Это для вас лучшее лекарство.

     - Скажите,  а что с Алексеем, моим братом? Я видел, как он летел.

- Последние слова звучали довольно нелепо,  но других - я не нашел. Да и не это меня сейчас беспокоило.

     Я увидел,  как  изменилось лицо врача.  Мне показалось, что он не знает, как ему поступить: отвечать ли правдиво на мой вопрос или нет.

     - Я хочу знать, что с Алексеем, - настойчиво повторил я.

     - Его  спасти  не  удалось,  у него были ранения не совместимые с жизнью. Поверьте, мы делали все, что могли.

     Я застонал.  Меня пронзила боль,  только не физическая,  а совсем другая, а потому еще более тяжелая. Мне хотелось плакать, но при враче и медсестре это было не очень удобно.  Я всегда старался не показывать свои чувства на людях. И все же надолго меня не хватило, я ощутил, как прохладная слеза проложила влажный след по моей щеке.  Я видел  по  их изменившимся лицам, что они не то удивлены, не то обеспокоены моей реакции; было заметно, что они явно не знали, что делать - то ли успокаивать  меня,  то  ли  дать  мне выплакаться.  И эта их нерешительность как-то странно подействовало не меня; я громко, как маленький ребенок, зарыдал. Если память мне не изменяла - а с ней у меня вроде было все в порядке - такое случилось со мной первый раз в жизни.

     Мои рыдания  продолжались минут пять.  Но они оказались целебными для меня, так как помогли мне избавиться от нервного стресса. Но не от боли;  отныне я знал, что она до конца моих дней поселилась в моей душе. И вряд ли есть средства, которые способны оттуда ее извлечь.

     - Как это все случилось? - спросил я.

     - Вы разве не помните? - слегка удивленно сказал доктор.

     Я ничего не ответил, только посмотрел на него.

     - Был взрыв возле вашего магазина.

     - Я это помню.

     - Вам  очень повезло.  Если бы вы прошли еще хотя бы два метра, я не уверен, что мы бы с вами сейчас беседовали.

     - А Алексей?

     - Бомба  разорвалась  всего в нескольких шагах от него,  она была спрятана в урну.

     - Они промахнулись, погибнуть должен был я.

     Врач быстро взглянул на меня, но промолчал.

     - А что известно о том, кто это сделал?

     - Я  ничего вам не могу сказать,  я только знаю,  что идет следствие. Весь город говорит об этом несчастье.

     Даже если об этом будет говорить весь мир,  это все равно не вернет Алексея, подумал я.

     - Для вас главное сейчас отдых,  - сказал врач. - Мы пойдем, а вы постарайтесь заснуть сами, без лекарств.

     - Подождите. Мне что-то мешает на голове.

     - Это перевязка, у вас там рана. Но, как оказалась, не очень глубокая. Все зарубцуется. Спите. - Врач встал.

     - Как вас зовут, - сам не зная для чего, спросил я. Как будто это имело сейчас какое-то значение.

     - Аркадий Яковлевич Липкин.

     Я слышал эту фамилию,  это был самый известный в городе хирург, к нему обращались в самых тяжелых случаях. Но, насколько я понял, у меня случай как раз не самый тяжелый. Или меня обманывают?

     Но спрашивать об этом было уже некого, так как врач, сопровождаемый медсестрой,  покинули палату.  Я остался один со своим  горем,  со своими мыслями и вопросами, на которые не знал ответа. Вернее, в одном я был уверен почти наверняка: целились не в Алексея, а в меня. Но тогда выходит, что я прямой виновник его гибели.

     Хотя врач мне советовал в качестве лекарства - сон,  спать  я  не мог. Мне хотелось немедленно вскочить и бежать отсюда,  дабы отомстить тем, кто убил брата.  Но даже если у меня хватило бы сил,  чтобы  выбраться из больницы,  куда бы я пошел,  где стал бы искать убийц?  Хотя этот город мне родной,  я в нем родился,  но за те годы,  что я тут не жил,  здесь произошло множество перемен.  Появились новые люди,  новые отношения,  о которых я ничего не  знал.  И  последние  события  самым страшным образом подтверждали мне этот тезис.

     Путь к этому взрыву,  как я теперь понимаю, начался неделю назад, когда в  мой  магазин с заднего входа неожиданно валились двое парней. Они по-хозяйски расположились в моем кабинете или если быть  точнее  в шестиметровой  каморке,  где едва умещался стол и две пары стульев.  Я сразу понял,  кто они,  ибо в своей жизни уже имел дело с этим  сортом людей. А  от  них  просто  пахло за версту их занятием.  А потому я не слишком испугался, ведь до сих пор я выходил в борьбе с ними победителем. Ухмыляясь,  они  заявили,  что  требуют от меня 10 процентов всех грядущих доходов,  которые принесет мое скромное  заведение.  Пожалуй, самое  удивительное  в  этой истории заключалось в том,  что они точно назвали сумму прибыли;  именно ее по моим расчетам я должен был  получать   в  первое время пока по-настоящему не раскручусь.  Как они могли вычислить эту цифру,  неужели сосчитали? Если подумать, то это обстоятельство  должно было меня насторожить:  ибо речь пахло не примитивным рэкетом какой-то уличной банды,  а нечто более серьезным. Но в тот момент я не думал о таких вещах, в моей голове бешено крутилась карусель совсем других мыслей.

     Я смотрел на наглые ухмылки этих парней и прикидывал, какими приемами их следует уложить,  дабы они надолго бы забыли дорогу  к  моему магазину.  То,  что  они не представляли для меня серьезной угрозы,  в этом я не сомневался. Не то, что они были щуплыми, наоборот, парни были и высокие и хорошо откормленные,  как гуси перед новогоднем забоем, но я ясно видел, что они на сто процентов уверены, что никакого сопротивления с моей стороны не последует, и я безропотно приму их условия.

Эта убежденность их расслабляла, делала небоеспособными.

     У меня есть одна черта, которая доставляет мне в жизни много неприятностей: я крайне вспыльчив. Эти два наглых подонка вызывали во мне просто ярость. Но я знал, что нельзя ее показать раньше времени, иначе дам им преимущество.  Я встал, вышел из-за стола. Они по-прежнему сидели на стульях,  широко расставив ноги, уверенные в своем преимуществе, основанном на численном превосходстве; один из них демонстративно  харкнул. Его  пенистая  густая слюна,  упавшая на мой недавно вымытый пол, стала для меня подобно извлеченного из гранаты запала;  ударом в шею я мгновенно вырубил его.  Второй вскочил со своего места,  но был моментально отброшен моей ногой к стене. Все было кончено так быстро, что я даже  почувствовал  разочарование,  так как гнев во мне еще не остыл и требовал дальнейшего выброса энергии.  По очереди я выволок  рэкетиров на улицу  и бросил их на землю,  на самый грязный заплеванный участок.

На мой взгляд, это было наиболее подходящее место  для них.      Оба шантажиста были явно в нокауте и потому почти не трепыхались. Рядом стояла машина,  за рулем сидел человек.  Он внимательно наблюдал за происходящим,  его прищуренные глаза встретились с моим взглядом. Я сразу понял, что он тоже член этой банды, может быть, даже глава ее. Я подошел к нему.

     - Возьми это гавно,  - сказал я, кивнув на валяющихся в грязи его товарищей.  - А то от них слишком воняет. А я не переношу отвратительные запахи.

     Гордый и довольный собой,  я вошел в магазин, не обращая внимания на то, что происходит за моей спиной. Каким же я был идиотом!

     Меня снова,  как и тогда, распирала ярость. Больше всего на свете мне  хотелось найти тех подонков и сделать с ними то же самое,  что они сделали с Алексеем. Я  почти не сомневался, кто автор этого взрыва. Если его совершили не те,  кто наведывался ко мне, то уж точно кто-то из их банды. Как жаль, что я не могу выйти немедленно из больницы, просто руки дрожат  от  нетерпения,  так  хочется отыскать убийц.  Ну, ничего, пусть они подождут немного, им еще недолго ходить по этой земле.

     "Алеша, - шептал я,  я не могу тебя воскресить, но я могу за тебя отомстить. И  заверяю тебя:  я непременно это сделаю.  Пусть для этого мне потребуется отдать свою жизнь,  но твоя смерть не останется безнаказанной".

     Дав себе эту Ганибалову клятву, я почувствовал некоторое успокоение. По крайней мере я теперь знал, что мне предстоит делать после того, как я оклемаюсь.  И коли судьба меня пощадила,  то теперь мне надо как можно скорее окончательно прийти в себя, сбросить к чертовой матери больничный халат и вновь облачиться в свою привычную  одежду.  Меня ждут слишком важные дела, чтобы валяться тут.

     Незаметно я снова заснул.  Мне снился взрыв,  чьи-то крики, затем чье-то исковерканное тело.  Но это не было тело Алексея. Я внимательно присмотрелся и узнал в этом изуродованном трупе себя.  Вернее то,  что осталось от меня.  Я глядел и не понимал, что происходит. С одной стороны я знал,  что я - жив, ибо кто же тогда видит убитого, но с другой - сомнений не было в том, что погибшим был я. Я даже разглядел небольшой шрам возле глаза - след от давней юношеской драки. От этой раздвоенности мне стало совсем не по себе,  мне хотелось крикнуть:  кто же я на самом деле - мертвый или живой?  Но никого по близости не  было,  я находился  один,  вернее в компании с самим собой.  Только разорванным бомбой на куски.  Не в силах больше выносить эту странную ситуацию,  я закричал.  И  этот  мой отчаянный крик прогнал родившуюся в моем мозгу страшную картину, а затем я погрузился в непроницаемую темноту.

     Я проснулся и сразу почувствовал себя лучше.  Глаза смотрели ясно на мир,  все  картины  были  четкие  и яркие.  Окна не были зашторены, я видел, как солнечные лучи пробиваются сквозь густые заросли  весенней листвы.

     Я попробовал встать и к моей радости эта попытка мне вполне  удалась. Только в первый момент тело отреагировало всплеском боли на резкое движение. Но она тут же утихла, и я наконец принял сидячее положение.

     Впервые я получил возможность по-настоящему обозреть место, где я нахожусь. И надо сказать,  что увиденное изрядно поразило меня. Палата хотя по размерам была не слишком велика,  но не по больничному уютная.

Пол  был  накрыт ковром,  у стены на тумбочке стояла видеодвойка фирмы "Сони".  У другой стены расположился небольшой,  но  изящный  платяной шкаф,  рядом с ним - холодильник, тоже судя по красивым формам не отечественного производства.  Кроме двери, ведущий в коридор, я обнаружил еще  одну дверь.  Я  направился к ней,  с радостью отмечая,  что ступаю достаточно твердо.

     За дверью скрывалась ванная, совмещенная с туалетом.  Я воспользовался его услугами,  затем меня заинтересовало висящее  над  раковиной большое в красивой оправе зеркало, а в нем - мое отображение. Несколько минут я внимательно, словно знакомясь, разглядывал себя. Оказалось, что вид у меня был вполне сносный, если не считать перебинтованной головы. Кроме того,  под глазом была небольшая синева,  но это был такой пустяк, на который даже не стоило обращать внимания.

     Я вымыл руки,  затем вернулся в комнату,  сел на кровать.  И стал размышлять. Тем более пищи для этого занятия накопилось немало. Прежде всего, меня заинтересовал вопрос: почему я оказался в столь непривычных комфортных условиях? Несмотря на долгое отсутствие, я все же достаточно хорошо знаю свой город и состояние его больниц,  в которых люди  лежат по пять-десять  человек  в палате обставленной старой,  давно разбитой мебелью. А тут номер-люкс с  ванной,  телевизором,  видеомагнитофоном, телефоном. Его,  я кстати,  обнаружил только что, он стоял на тумбочке возле моего изголовья. В своей жизни мне приходилось жить в самых разных  отелях во многих странах,  и я вполне профессионально мог оценить уровень комфортабельности этого номера, тянет самое меньшее на четыре звездочки.  Легко себе представить, сколько стоит тут пребывание.

Но у меня нет даже денег,  чтобы заплатить за  день  моего  нахождения здесь;  все  свои капиталы я вложил в магазин.  Черт возьми,  я должен знать,  что все-таки происходит? И как на грех, ко мне никто не приходит.  В этот момент, словно услышав мое мысленное пожелание, дверь отворилась, и на пороге показался Липкин.

     Увидев меня  не как мне предписывалось  в лежачем,  а в сидящем положении, он изобразил радость на лице.

     - Вижу вам лучше. Очень рад. Давайте я осмотрю вас.

     - Подождите минуту,  доктор, - остановил я его. - Ответьте мне на несколько вопросов.

     - Да, пожалуйста, если, конечно, это в моей компетенции.

     - Думаю, что в вашей. Во-первых, объясните, где я нахожусь?

     - А вы не знаете? - Липкин был не то удивлен моим вопросом, не то смущен. - Мне казалось...

     - Вы разве забыли, что меня сюда привезли без сознания.

     - Да, конечно. Вы в первой клинической больнице.

     Теперь мне  стало не все,  но кое-что ясно.  О первой клинической больнице в городе было известно всем,  но попасть туда простому смертному было также сложно, как грешнику в рай. Там лечились исключительно сливки общества и то, что скромный бизнесмен, каких пруд пруди оказался в избранном заведение, вызывало дополнительные вопросы.

     - Сколько стоит этот номер-люкс в сутки? - снова спросил я. - Боюсь, но вы малость ошиблись, у меня нет денег, чтобы заплатить за пребывание тут.

     - Вам не надо платить,  все оплачено.  - С каждым  новым  ответом Липкин выглядел все более смущенным.

     - Оплачено? Но кем?

     - Этого я не знаю,  правда, не знаю, - добавил он, встретившись с моим недоверчивым взглядом.  - Мое дело лечить людей, все коммерческие вопросы решает наш директор.  Мне только известно, что по условиям договора вы будете находиться тут столько времени, сколько потребует ваше лечение.

     Скорей всего Липкин не врал; зачем ему это нужно да и вряд ли его ставят в  известность  о  коммерческих делах,  которые вершатся скорей всего за его спиной.  Спросить директора?  Но я почему-то был  уверен, что он тоже ничего не скажет.  Может, не захочет, а может потому, что тоже мало что знает.

     - Сперва вас отвезли в другую больницу - в третью, но вы там пробыли недолго, через часа два вас перевезли сюда, - вдруг добавил интересную деталь  в  эту загадочную историю уже по собственной инициативе Липкин.

     - Это не было опасно?

     - Какой-то риск был, но все делали очень осторожно.

     - И вы, конечно, не знаете, кто проявил обо мне такую заботу.

     - Увы, ничем не могу вам помочь.

     - Скажите, доктор, а ко мне никто в эти дни не приходил? Или хотя бы интересовался моим состоянием?

     - Сожалению, но никто.

     Липкин снова осмотрел меня и,  кажется, остался доволен моим состоянием. Я снова оказался один. Впрочем, скука не грозила взять меня в плен, так как было над чем поломать голову. И все же сейчас меня заботило другое;  вот уже несколько минут,  как я не отрываясь,  смотрел  на телефон. Я  знал,  что  должен  был позвонить в свой родительский дом, дом, где когда-то родился и жил, где живет моя мать, где живет, вернее еще несколько дней назад жил Алексей вместе со своей семьей.

     То, что моя мать не навестила меня за эти дни, не вызывало у меня чересчур большого удивления. Я отлично знал, что никогда не был ее любимым сыном.  С момента появления Алексея на свет ее сердце  оказалось отдано ему. И занималась она почти исключительно только им.  Почему так случилось? Может быть потому,  что он был поздним ребенком, очень послушным  и  нежным я же вечно пропадал на улице, попадал в какие-то передряги в то  время, как он находился постоянно дома.  С самого детства  у  него определились две страсти - книги и механизмы.  Хотя я тоже неплохо учился, угнаться за братом я не мог; все десять лет учебы в  школе  и пять лет учебы в институте он был круглым отличником.  Ему пророчили великое будущее, но при этом не учитывали того обстоятельства, что в отличии от меня он был начисто лишен честолюбия и всегда был погружен в самого себя.  Талант же, даже самый большой, вовсе не является гарантом успеха; в жизни торжествует посредственность. И если талантливый человек не умеет расталкивать ее руками,  то он  обречен  на прозябание. Именно  такая  печальная  история  и случилось с Алексеем.

Всем казалось,  что конструкторское бюро завода,  куда он пошел  работать,  -  это трамплин для приземления в совсем другом,  гораздо более высоком месте.  Но шли годы, а он все сидел за своим кульманом и смотрел как другие, гораздо менее способные, но более пробивные поднимались на лифте судьбы вверх.

     Я  знал,  что моя мать очень сильно переживала этой застой в карьере Алексея.  А то,  что мне удалось кое-чего добиться, вызывало у нее по отношению к младшему сыну ревность. Что же касается самого Алексея, то он всегда бурно радовался моим удачам;  из всех  людей,  которых  я знал,  это был самый независтливый человек. Мы любили друг друга, хотя и общались мало. Я уехал в Москву, и хотя Рождественск находился всего в шести часах езды от столицы по хорошему скоростному шоссе, я редко навещал,  как принято сейчас говорить, свою малую Родину. И в значительной степени - из-за матери,  так как всякий раз, когда я приезжал сюда, то отчетливо ощущал исходящий от нее холод недоброжелательности и нежелательности моего тут пребывания.

     То, что она не навестила меня все эти дни, говорило только об одном:  она считает меня главным виновником гибели сына. И надо сказать, что может быть впервые в жизни я был с ней согласен. Если бы я его не втянул почти вопреки желанию Алексея в это дело, он был бы сейчас жив.

     Я застонал;  так сильно переполняли меня чувство вины и ненависть к убийцам,  что  удерживать  эту гремучую смесь в себе мне было не под силу. Я вообще по натуре человек мстительный и  мало  склонен  прощать своих врагов  или обидчиков.  И давно заметил одну особенность человеческой натуры:  месть доставляет ей  большое  моральное  и  физическое удовлетворение.  В каком-то смысле это то же самое, что и любовь, только в черном ее варианте. Но человек очень падок на все негативное, злое и чтобы  вызвать  в  нем  самое плохие качества обычно не надо прилагать много усилий,  достаточно воззвать к ним и освободить его от страха перед наказанием за свои поступки.

     Я не стал звонить домой;  если они не хотят ничего знать обо мне, то и мне нет смысла навязываться им.  Вместо этого я лежал в кровати и мысленно рисовал картины предстоящей мести. Я представлял, каким страшным  пыткам подвергну гнусных убийц брата.  Прежде чем они уйдут в тот мир,  откуда нет возврата, они в полной мере поймут, что совершили самую большую ошибку в своей жизни, подняв руку на Алексея. Вернее, ясно как день,  что руку они подняли-то на меня, а вот погиб совершенно невинный человек.  И однажды непременно настанет день, когда всем сполна придется платить по счетам.

     Все последующие несколько дней прошли внешне вполне спокойно.  Ко мне никто  не приходил,  если не считать врачей и медсестер,  никто не звонил;  иногда мне казалось,  что я лежу не в больнице, а в склепе, а сам себе я напоминал неопознанный труп, которым никто не интересуется.

И все же я кожей ощущал,  что я не всем безразличен,  есть некто, кого беспокоит моя судьба.  Какие этот некто имеет на нее виды, я не представлял,  но ведь не случайно же я очутился в этом замечательном  больничном номере, не из-за благотворительных же побуждений оплачивают мое тут отнюдь недешевое пребывание.  А потому я почти не сомневался: придет  момент  и этот человек обязательно объявится и предъявит мне свой счет.  Что потребует он? Кому может понадобиться неудачливый бизнесмен, разведенный мужчина,  человек без гроша в кармане?  Обычно таких людей просто списывают,  как больных матросов с корабля, оставляя их наедине с самими собой,  со своими неудачами, со своей несложившейся жизнью. И дальнейшая дорога их хорошо известна - бродяжничество,  алкоголь - наконец смерть под забором или от ножа в бессмысленной, затеянной от отчаяния,  пьяной драке.  Я был свидетелем, как завершали свой жизненный путь  таким  вот печальным образом немало людей,  занимавшие некогда в жизни гораздо более высокое положение,  чем я, обладавшие такими деньгами,  что казалось их хватит не только для них самих, но и для их отдаленных потомков.  Но подобно пожару, превращающего великолепный дворец в груду головешек, ошибки, непродуманные действия, глупости, пороки приводили к тому,  что все безвозвратно уносил с собой ветер безжалостных перемен. Неужели и мне уготовлена такая участь? Если быть честным,  мне пока не хочется соглашаться с таким вариантом развития событий.

     Через три  дня  я вышел из больницы.  Доктор Липкин последний раз осмотрел меня и остался доволен увиденным.

     - У вас очень крепкий организм,  все быстро заживает, он способен выдержать и не такое испытание, - обнадежил меня мой лечащий врач.

     - Когда-то я уделял ему много внимание,  - усмехнулся я. - Вот он и благодарит меня за это.

     - Ах, да, вы же бывший спортсмен. Теперь мне понятно. - Но что ему стало понятно,  он уточнять не стал.  - Первое время избегайте больших нагрузок, я вам выпишу кое-какие лекарства. Это укрепляющее. Принимайте их регулярно.

     - Непременно, доктор. Спасибо за возвращение с того света.

     - Вы  там еще не были,  но у вас все еще впереди,  - обнадежил он меня.