Мирон.
В школу мы приехали слегка на нервах. Было не очень уютно сидеть в автобусе и идти по улице, где было много людей. Любой из них мог оказаться человеком Аида. И все как будто специально пытались душу рассмотреть общественном транспорте. Хотя это могло быть из-за того, сколько там было людей. Толпились, как сельдь в бочке.
Слава как будто бы, наоборот, был спокоен. Хотя казалось бы...
Он всю дорогу просидел в телефоне совсем расслабленный. А когда мы повернули на школьную улицу и стали подходить к воротам, я увидел несколько чёрных машин. Обычные иномарки, но...
- Эй, - Слава остановил меня и положил руку на плечо. - Если ты будешь так напрягаться, мы подставим её. Давай не будем раньше времени паниковать, окей?
- Нам нужно какое-то алиби, - тихо признал я. Сомневаюсь, что нам поверят, если мы скажем, что мы вчера просидели дома ничего не делая. А мы можем сказать это из-за волнения и давления в первую очередь.
- Скажем, что были на "арене", смотрели, как морды бьют, - просто ответил Слава, доставая телефон.
- Кто подтвердит?
- Сейчас напишу Крекеру, - он возобновил шаг. - Он подделает записи и, если что, предоставит нужным людям. Так что расслабься. Пошли, иначе опоздаем.
В класс мы заходили вместе, как обычно половина одноклассников отсутствовала. Но никто почти на нас внимания не обращал.
Начался процесс обучения обычно. Преподаватель пришёл, недовольно нас всех осмотрел и проверил, кого нет. Во время этого, как раз к нам классная зашла. И она удивилась, что Ангела на месте не было.
- Сейчас я позвоню её отцу, спрошу. Заболела похоже.
Она вышла, а у меня, против моей воли, заёрзало нехорошее чувство внутри. Чёрт. Только бы всё обошлось.
Классная вернулась и сказала, что её якобы отец заявил, что она на больничном побудет пару дней, и в понедельник уже выйдет на занятия. Слава повернулся ко мне и пересёкся со мной взглядом. Я зашёл в сообщения на телефоне и в тот же момент пришло сообщение от друга. "Наивный".
Потом следующее: "Позвони отцу".
Я нахмурился. Ну нет. Ему до меня то нет дело, а какой-то девчонке левой помогать он не согласится.
"Он не поможет, ты знаешь его. Он обычным людям просто так не помогает" - напечатал я в ответ.
"Ты его сын, Мир. Он волнуется за тебя. Твою задницу он согласится вытащить".
Я глубоко вздохнул, но продолжать этот разговор не стал. Отец мне даже не звонит. Не спрашивает, как у меня дела. Мы виделись то в последний раз в августе. Перед его отъездом в командировку. Интересно только, что за командировка такая, которая длится несколько месяцев.
Ему не то, что разговаривать, ему смотреть на меня противно было. Да и... к чёрту.
Сами справимся. Слава покачал головой незаметно, и на этом наш разговор закончился.
После обеда Славе написала сестра. Сказала, что их отпустили раньше, потому что приезжает какая-то проверка, и она сможет уехать к деду сейчас. Они созвонились, Аля всё ему пересказала и начала приступать к выполнению нашего плана по снятию денег с карты.
- Я не до конца понимаю, почему её дед, не твой дед, - сказал я за обедом, когда мы сели за стол с нашими подносами в столовой. Слава усмехнулся, и оглянулся, чтобы посмотреть, не подслушивает ли никто.
- Ты же в курсе, что мы сводные, - начал он. Я кивнул. Да. Знаю такое. - Этот дед отец её матери. Он в Але души не чает. Потому что она его родная внучка. А моего отца он, мягко говоря, ненавидит. Он вообще был против этой свадьбы. Я просто попадаю под раздачу, как сын человека, которого этот дед не любит.
- Жестоко.
- Думаешь? Я с ним не общаюсь. На праздниках семейных он почти не бывает из-за работы своей. А если и бывает, у нас идёт холодная война. Друг друга по тихому ненавидим. Никто никому не мешает. Так что всё нормально.
- Ты то почему ненавидишь его? - я усмехнулся.
- Да потому что мне не нравятся люди, которые судят детей по их предкам. Детский сад какой-то, - фыркнул Слава. - Он просто не хочет понять, что Аля пусть и сводная, но сестра мне. Что я тоже люблю её точно так же как и он. И готов горой за неё встать. И поставить горой своих друзей, если понадобиться кого-то проучить, если её обидят. Человеку под шестьдесят, а интеллекта... как не знаю у кого.
- Понимаю, - усмехнулся я, стараясь не показывать то, что чувствую на самом деле.
На самом деле, сердце разорвалось у меня ещё в июне. Я несколько месяцев не мог чувствовать ровным счётом ничего. Как будто мир накатило цунами, которое поглотило всё на своём пути. Уничтожило все нервные клетки, все органы, отвечающие за чувства. Из меня как будто душу выдернули, а отец... просто не смог даже поговорить со мной об этом. Он видел, как я убивался в последний раз. Он видел, как я в последний раз чувствовал боль. Не физическую, а где-то внутри.
Я думал... я думал, что задохнусь прямо там в больнице, но... Это неправильно говорить, но я над смертью матери так не страдал, как над его.
Я больше никогда не хотел разговаривать с людьми, потому что они постоянно твердили об этой их скорби, даже не понимая значения этого слова. Думали, оно мне как-то поможет. Да я в зеркало перестал смотреться по утрам, я избегаю своего отражения, потому что знаю, кто на меня оттуда посмотрит. И это ещё сильнее разбивало мне сердце. Его нет, но он мерещится мне в каждом человеке, который хоть чем-то похож на меня.
Если бы не Слава, я... я не знаю, что бы со мной случилось. Он буквально вытащил меня из дома. Он был рядом всё это время. Он так же сильно горевал, потому что они тоже были друзьями. Мы втроём проводили столько времени, что буквально стали братьями. И потерять одного из нас было огромной болью.
Слава не лез с расспросами, понимал, что я чувствую. И за это я бесконечно благодарен ему. Он просто был рядом. Тихо шёл бок о бок рядом со мной. И пытался помочь и скрывал от моего отца деятельность, которую он не поддерживает. Но я его не спрашиваю. Он не хочет со мной поддерживать связь, поэтому и я не хочу...