Иррегулярный интеллект

Главы XXXI - XXXIII

Часть IV. Выгоревший мир

Глава XXXI    Нападавший зарычал, угрожая длинным ножом. Одетый в лохмотья, некогда, вероятно, являвшиеся формой студотрядов, он отличался крайней худобой – очевидным итогом постоянного недоедания. Давно не стриженые волосы и борода свалялись, формируя сплошную растительность неопределённого цвета; она покрывала голову, как звериная шерсть.

    Едва ли он видел более двадцати пяти вёсен; однако же, выглядел «сикарий» гораздо старше – сказывался перманентный стресс, отсутствие нормального медицинского обслуживания и калорийной пищи.

    Наконец, улучив момент, парень бросился вперёд. Его архаичное оружие, сделанное из куска остро заточенной стали, становилось всё более популярным среди гейомцев – и сейчас, направленное нетвёрдой рукой, оно угрожало человеческой жизни. Жизни Роже Ле Сажа.

    Тот разгадал намерение противника – нанести колющий удар в живот – и, наложив свою левую ладонь на бьющую кисть, подхватил её снизу правой. Воздействуя двумя руками одновременно, Ле Саж стал выворачивать нож остриём к груди нападавшего; он усилил движение за счёт наклона корпуса, одновременно привстав на носках.

    Таким образом, все мышцы его тренированного тела противостояли единственной руке противника. Вскрикнув, студбоец был принуждён к капитуляции и выпустил нож, со звоном упавший на пол. Ле Саж оттолкнул его обеими ладонями – парень отступил на несколько шагов и едва не упал; удержать равновесие ему стоило немалых трудов. Потрясённый, он смотрел на Ле Сажа, не в силах вымолвить ни слова – обычный случай, ведь многие непосвящённые, наблюдая, с какой лёгкостью мастера хай-чи-вэй  расправляются с вооружёнными соперниками, принимали это искусство за магию.

    Ле Саж вытянул руки по швам и вежливо поклонился побеждённому врагу, ибо сила и слабость, победа и поражение – всегда едины. Не он победил агрессора, но тот сам не смог совладать с собственным оружием, и, поддавшись эмоциям в момент нападения, в конечном итоге стал их жертвой. Адреналин, щедро впрыскиваемый в кровь, превратил гнев в страх. И то была не победа, но поражение Ле Сажа – ведь сам факт применения насилия со стороны мастера хай-чи-вэй является его великой неудачей.

    Нащупав застёжку, министр культуры и образования Гейомии снял с себя комбинезон моделируемого присутствия. Синтетические волокна стягивали и сжимали ткань костюма, а вместе с ней и плоть облачённого в него человека, в зависимости от происходящего в виртуальности. Возникающие ощущения были полностью реальными. Стоила такая игрушка, конечно, недёшево, но Ле Саж никогда не скупился на вещи, которые считал важными.

  Сложив костюм, он перешёл на медитационный мат и принял позу сэйдза – сидя на коленях, с поджатыми под себя икрами, так, чтобы пятки упирались в ягодицы. Выровняв дыхание, Ле Саж переплёл пальцы особым способом и сосредоточил свои мысли на сущности феномена насилия и необходимости игнорировать его всплески.

    Расслабление пришло далеко не сразу: ему понадобилось не менее двадцати вдохов только для того, чтобы выровнять дыхание. Живот его опускался и поднимался, размеренное дыхание гнало энергию «чи» всё плавней, пока, наконец, время не утратило какое-либо значение. Оно превратилось в простую форму бытия. Подобная чёрному утёсу, Бесконечность нависла над ним, неподвижная, твёрдая, парализующая… Она поглотила его, бесследно растворив в себе то, что ещё недавно именовалось Роже Ле Сажем…

    Послышался звуковой сигнал. Сенсорная поверхность мата, в зависимости от принятой Ле Сажем позы, автоматически определяла специфику занятия и поставленных задач. Когда напряжение мышц, частота дыхания и сердечных сокращений приняли заданные параметры, зуммер немедленно сообщил об этом. Ле Саж посмотрел на цифры, горевшие в углу мата: 7 минут 19 секунд. Хороший результат, на несколько секунд лучше предыдущего. Он релаксировал всё лучше.

    Хай-чи-вэй – философская система – и единоборство одновременно, – возникшая в период возвышения «новых» дзайбацу. Так как историки не могли сказать с уверенностью, что представляли собой «старые» дзайбацу, многие полагали первое слово излишеством. Тем не менее, в источниках обычно фигурировало именно такое выражение.

    Нео-дзайбацу – нечто среднее между мафиозной «семьёй», промышленной корпорацией и религиозной конгрегацией. Так сам Ле Саж, опираясь на личный опыт и сведения, почерпнутые из средств массовой информации, описал их в одной из собственных повестей.

    Постоянно расширяя своё влияние в обществе при помощи адептов хай-чи-вэй, нео-дзайбацу превратились в грозную силу, с которой приходилось считаться даже правительству Конфедерации. Название философской системы и искусства самозащиты, согласно наиболее популярному мнению, происходило от слов «хайвэй», или «автострада»[1], и «чи».

    Великий Учитель Дао Цзедун, живший более шести веков назад, сравнивал человеческую жизнь с автострадой, переполненной транспортом. Машины мчатся к целям, которые пассажирам лишь кажутся значимыми и известными. Подлинная же их суть недоступна пониманию сверхскоростных средств передвижения, автоматизированных и движущихся по маршрутам, разработанным бездушным искусственным интеллектом. Лишь люди, свободные от оков механистичного, компьютеризированного мира, способны выбирать истинно важные для них цели, руководствуясь потоками «чи», жизненной энергии.

    Сектантство и расколы не обошли стороной и хай-чи-вэй. Учитель Чен Кайши, отделившийся от главного течения около двух столетий назад, полагал, что речь на самом деле идёт о «Высоком Пути Чи». Преемники Че-Ка – так назвали бы его гейомцы – не смогли сохранить единство в своих рядах, и Основной Вопрос обрёл ещё большее количество трактовок. Одни  воспринимали «Высокий Путь» как некий Идеал, другие же, напротив, имели в виду Млечный Путь как галактику, в которой существует Конфедерация.

    Последняя ветвь секты, особенно активная на политической арене, была прекрасно знакома Ле Сажу, так как он и сам принадлежал к ней. Достигнув за долгие годы укрепивших его дух и тело занятий третьей ступени мастерства, он чувствовал, что добился многого, хотя от наивысшей, десятой ступени его разделяло расстояние, куда более значительное, чем сотни парсеков.

    Он знал, что высоты доступны не всем – и находил в себе способность признавать это. Можно перелететь от звезды к звезде, но нельзя преодолеть нищету духа – так говорил сам Великий Учитель Чен Кайши.

    Ле Саж закурил и подошёл к окну. Чтобы взглянуть на пепелище, некогда именовавшееся Туфой, ему пришлось вручную отодвинуть занавеску. Та скрывала простое пуленепробиваемое стекло без каких-либо технических усовершенствований. Не раз и не два за годы, что прошли со времён Пожара, Ле Саж с тоской вспоминал о благах цивилизации, столь доступных на иных мирах – и покинувших Гейомию, казалось, навсегда.

    Он невольно посмотрел туда, где лежали обломки «Борд-Хелл», шикарной пятизвёздочной гостиницы. Её заносчивый шпиль некогда возвышался на два «с антенной», как говорили в Туфе, километра.

    В день, когда «Борд-Хелл» рухнул, Ле Саж, по странному совпадению, окончательно утратил надежду выбраться с Гейомии. Порой, когда он говорил с косморазведчиками по защищённому каналу связи, эта надежда воскресала, но потом вновь и вновь приходил ответ: «Границы Гейомии закрыты. Если Вы покинете её пределы, Вас подвергнут судебному преследованию».

    Здесь, вдалеке от прежней жизни, он носил свою неутихающую тоску, как одежду – и порой даже засыпал так. А ведь Ле Саж ещё имел должность в правительстве!

    Он насмешливо фыркнул – главным достоинством вверенного ведомства писатель считал лишь его претенциозное название. Несколько сотрудников из числа студентов-недоучек вместе с Ле Сажем отгородили ряд комнат в одном из бывших офисов на Банковской площади – и назвали их Министерством Культуры и Образования.

    Кое-как приспособив помещения для жилья, они и поселились здесь же, благо желающих спускаться в город не нашлось.

    Опасность затаилась в руинах, опасность, достигавшая своего максимума по ночам. Человека могли у***ь, ограбить и изнасиловать, независимо от его пола и возраста, причём порядок осуществления этих злодеяний разнился, в зависимости от ситуации. Приверженцы тёмных культов, поклонявшиеся Анархо-Антихристу XI, словно богу, несли всему живому мучения и погибель.

    Тяжёлый вздох вырвался из груди Ле Сажа. И образование, и культура стремительно деградировали. Формально школы, колледжи и Университет закрылись – физически же они, как сами здания, так и большинство преподавателей и студентов, и вовсе прекратили своё существование.

    Происходило неизбежное. Те, кому посчастливилось пережить Пожар, постепенно превращались в полу-животных, подверженных самым примитивным страстям и низменным порокам. Иногда Ле Сажу и его подчинённым ещё удавалось показать какой-нибудь голографический фильм, как правило, развлекательный, проецируя его в небо над оплавленными руинами, но и эти предприятия, стоившие немалых усилий, давали лишь весьма слабый эффект. Люди опасались выходить на открытое пространство, так как их могли у***ь – из-за запасов воды, еды, ценных приборов.

    Каннибализм стал нормой там, внизу, где люди ютились в подвалах, молясь о том, чтобы их не обнаружили прислужники Анархо-Антихриста XI. Последний скрывался в лабиринтах Канализации, справедливо опасаясь жестокой расправы со стороны Моррида.

    При мысли о восьмируком диктаторе Ле Саж невольно посмотрел на паривший в воздухе над городом дворец. Здание, выполненное в виде гигантской короны, представляло собой украшенное многочисленными пиками бериллоглассовое кольцо радиусом в двести метров. В солнечную погоду оно блистало крупными полудрагоценными камнями, вызывая оправданное восхищение у тех, кому посчастливилось лицезреть столь прекрасное зрелище.

    Поддерживали Корону в воздухе антигравитаторы, питаемые термоядерным реактором. Дворец пожирал столько энергии, что её хватило бы на снабжение одного из районов, наименее пострадавших от огня, например, Занака. Однако Морриду, похоже, было не до этого – туфанцы, которых только во время Пожара погибло более полумиллиарда, совершенно его не интересовали.

    Порой с ещё действующих рудников в космос отправлялась партия контрабандного бериллогласса, взамен которой прибывали приборы, продукты питания, вооружение и медикаменты, тут же распределявшиеся среди сторонников Моррида – и на этом экономическая политика исчерпывалась. Даже долар, введённый изобретательными черноспинами, не получил широкого распространения – горожане всё более и более предпочитали нормальной торговле меновую.

    Ле Саж задёрнул занавеску и, затянувшись, прошёл вглубь комнаты, некогда являвшейся кабинетом главы отдела ипотеки Центрального Банка Гейомии. Причудливо ложившиеся тени придавали его лицу ещё более мрачное выражение. Несмотря ни на что, после стольких разочарований и обманутых ожиданий Ле Саж всё ещё верил в косморазведку и Братство Высокого Пути Чи. Тем более что на этот раз полученное им сообщение свидетельствовало о доподлинно решительных целях запланированной на Электре тайной операции.

    Сидя в глубоком кресле, обтянутом настоящей кожей – сотрудники министерства притащили целый набор таких из помещения какого-то бывшего элитарного клуба, – Ле Саж предался размышлениям. Мысли его при этом не имели ничего общего ни с моралью, ни с идеалами хай-чи-вэй.

Глава XXXII    Причал, несмотря на то, что Гейомия постепенно вымирала, жил всё той же размеренной жизнью, что и во времена правления Рихтера. Более того: здесь стало гораздо спокойнее с тех пор, как пассажирские рейсы отменили. Большую часть номеров орбитального отеля занимали теперь беженцы из числа «бывших», так что принять крупный лайнер с туристами Причал всё равно не мог.

    «Бывшие» говорили, что эти перемены только к лучшему. Свыкшись со сложившимся положением вещей, они находили его куда менее суетным. Уровень благосостояния их несколько упал – но не настолько, чтобы сетовать на жизнь.

    Владелец Причала процветал. Прибыли от торговли бериллоглассом, якобы контрабандной, оседали в карманах Рихтера. Сделки на самом деле являлись стопроцентно легальными – термин «контрабанда» использовало только правительство Моррида, чтобы скрыть от своих подданных сам факт контактов с орбитой. За счёт этих доходов Рихтер и далее содержал Причал – и многочисленный, всемерно преданный ему персонал.

    Вследствие ряда причин – в первую очередь блокады, – прибытие небольшого корабля с непритязательным названием «Ласточка» стало подлинным событием. Единственный пассажир, которого звали Джонатан Вайтсмит, отличался немногословностью и называл свой визит частным, продиктованным исключительно любопытством.

    Обитатели Причала, впрочем, сразу же сочли эти объяснения заведомо неправдоподобными. Учтивая речь Вайтсмита, его безукоризненные манеры, изысканная одежда и дорогостоящие, но весьма сдержанные манеры сразу же стали предметом обсуждения большинства госслужащих в изгнании. Общее мнение, практически моментально сформировавшееся о нём, безоговорочно относило Вайтсмита к эмиссарам косморазведки Конфедерации. То, что он успешно пересёк охраняемую границу, лишний раз это подтверждало; отсутствие же каких-либо официальных полномочий определённо относило миссию загадочного джентльмена к разряду секретных.

    Насчёт задания пассажира «Ласточки» делались самые фантастические предположения, многие вообще предполагали, что Вайтсмит должен собрать информацию о жизни Причала и предоставить её высокопоставленным адмиралам. Те, тщательно изучив вопрос, примут решение, достойны ли беженцы восстановления на ранее занимаемых должностях после уже запланированного вторжения Конфедерации.

    Ухватившись за эту весьма призрачную нить, многие Регуляры, даже наивысших рангов, охотно коротали вечера в компании Вайтсмита за партией в «бриг». Их супруги, одев свои лучшие драгоценности, то и дело  дарили ему призывные, страстные взгляды. Прямых переговоров, конечно, никто не вёл, однако тема ностальгии по утраченной власти затрагивалась едва ли не каждую минуту.

    - В невесомости я чувствую себя ужасно… Помните, на Гейомии нам не приходилось пристёгиваться к креслам, словно мы – душевнобольные?

    - Да, дорогая, при Рихтере сумасшедшие сидели в психиатрических лечебницах, а не в министерских кабинетах!.. Три взятки на эскадрилье Сириуса!

    - Я помню те времена. Чистота, порядок, улыбающиеся лица – теперь даже от города ничего не осталось! Пепел и скелеты, зола да развалины! Четыре взятки для Денеба!

    - Действительно. Хорошо, хоть карты нам послушны. Пас!

    - Они металлизированные, а стол намагничен – так мы обманываем невесомость. – В женском голосе послышались нервные нотки. – Остроумно. Нужно было сделать то же с Иррегулярами – имплантировать биоблоки управления. Ведь существовал же КСИР! Впрочем, их было так мало…

    - Дорогая, не мешай. Мы не на политическом митинге. Ваше слово, Джонатан?

    Мистер Вайтсмит в такие моменты только улыбался, совершенно не реагируя ни на что, кроме карт. Иногда он выигрывал, иногда – нет. В целом, его уровень игры в «бриг» не сильно отличался от такого, который принято считать нормальным для джентльмена.

    В тот вечер он проиграл немного больше обычного и, выровняв счёт с капризной Удачей двумя лишними коктейлями, отправился спать пораньше. Он следовал по коридору, чуть пошатываясь, будто и впрямь навеселе, и мысленно готовился к схватке.

    Рихтер с самого момента стыковки с Причалом установил за ним круглосуточную слежку, о чём Вайтсмит отлично знал. Оглянувшись, он увидел переодетого сотрудника всё ещё существующей здесь, на орбите, Специальной Службы. Тот, напустив на лицо отсутствующее выражение, плыл всего в нескольких метрах позади, также держась за вделанные в стены металлические поручни.

    Вайтсмит, чьё тело содержало множество наноскопических имплантов, с их помощью знал, что сейчас они находятся вне зоны наблюдения скрытых камер, которыми Причал был буквально нашпигован. Эту «мёртвую зону» он приметил ещё в первые дни своего визита, и каждый раз, когда он здесь находился, рядом вдруг оказывался по-спортивному сложенный мужчина, явно дублирующий работу систем слежения.

    Он чуть притормозил и, когда «спец» приблизился к нему, неожиданно развернулся и резко ударил того вытянутым указательным пальцем левой руки в горло. Из отверстия, будто проделанного рапирой, показались красные шарики крови – и поплыли в воздухе.

    Мужчина издал булькающий звук, он начал описывать дугу вокруг собственной оси. Вайтсмит, схватив «спецслугу» за руки, быстро преодолел стремительно слабеющее сопротивление. Позвоночник он сломал единственным ударом.

    Закрепив труп у настенного светильника, он стал внимательно изучать внешность убитого им охранника. Строго говоря, Вайтсмит не являлся человеком в обычном смысле этого слова, так как он никогда не рождался на свет.

    Его попросту создали при помощи нанобиорепликации, молекулу за молекулой.

    Кроме электронной начинки, шпион Конфедерации обладал рядом других существенных отличий, например, его мышцы, состоящие из синтетических волокон, могли развивать усилие в несколько лошадиных сил. Суставы, заполненные особым составом, в нужный момент словно каменели, и рука, нога или палец наносили жёсткий удар, способный пробить тело противника насквозь.

    Ещё одной особенностью строения тела Вайтсмита было наличие гораздо большего, чем у обычного человека, количества костей. Сложенные вместе и удерживаемые всё тем же составом, они по прочности не только не уступали обычным, но и превосходили их, так как содержали слои углеволокна.

    Однако самое интересное заключалось в том, что Вайтсмит мог изменить свою внешность. Его многочисленные мелкие кости смещались так, что лицо или даже всё тело приобретало иные очертания.

    К счастью для Вайтсмита, убитый им «спец» был примерно того же телосложения – в подражание покойному, он лишь слегка передвинул «решётку» лица, сдвигая скулы. Лоб стал более низким и широким, а уши получили увеличенные мочки. Под воздействием ферментов, выделяемых специальными железами, волосы приобрели тот же цвет. Правда, они были чуть длиннее, чем у мертвеца, но люди обычно не обращают внимания на подобные детали. Только продолжительное пребывание в обществе близких друзей покойного могло разоблачить его маскировку.

    Впрочем, Вайтсмит отнюдь не собирался где-либо задерживаться. Привязав труп так, чтобы тот никуда не уплыл, он облачился в пиджак «спецслуги» – и счёл, что метаморфоза оказалась вполне удачной.

    Согласно документам, его звали Дж. Милл, и он являлся сотрудником Специальной Службы в звании майора. Впрочем, и это имя ему не слишком нравилось – Вайтсмит-Милл планировал поменять его на то, что носил начальник смены, хотя имя начальника личной охраны Рихтера, ещё ему незнакомое, несомненно, подошло бы гораздо лучше.

    Окончательно прощаясь с обликом туриста, новый Дж. Милл выбросил дорогой смокинг респектабельного джентльмена в ближайший пневмомусоропровод. У него оставалось всего пару минут до того, как покойника хватятся.

Глава XXXIII    Моррид, Коронованный Президент Гейомии, решил посвятить послеобеденное время рассмотрению петиций. Первую, совершенно секретную, подал министр обороны и тайной полиции Радай. Моррид удостоил своего вытянувшегося в струнку соратника лишь беглого взгляда – тот нисколько не изменился со дня их знакомства, разве что русые волосы, длиной уступавшие и двухдневной щетине, поредели.

    Другой стала униформа. Вместо полевой, со споротыми знаками различия – именно в таком виде Радай некогда ввалился в Канализацию, – он носил теперь парадный генеральский мундир: чёрный френч с высоким стоячим воротником и чёрные же галифе, заправленные в начищенные до зеркального блеска высокие сапоги. Приборный цвет – красный, с золотистой окантовкой; такое сочетание придавало военнослужащим Моррида угрожающий и одновременно весьма эффектный вид. Фуражка покоилась, согласно этикету, на согнутой в локте правой руке.

    Последнее правило преследовало двоякую цель: с одной стороны, Радай выражал так своё почтение Морриду, с другой – его правая рука была занята.  Попытайся министр внезапно выхватить из кобуры пистолет и выстрелить в своего господина – даже если бы ему и пришла в голову подобная безумная мысль, – он бы потратил лишнюю секунду, чтобы избавиться от головного убора.

    Несмотря на титул Почётного Главы Гейомской Академии Наук, Моррид читать не умел, так как знал лишь некоторые буквы алфавита. Впрочем, объектив его «третьего глаза», автоматически фокусируя линзу, считывал всю информацию. Нанопередатчик-имплант ретранслировал данные ближайшему другу Коронованного Президента – искусственному интеллекту DMR-28. Тот обитал на жёстком диске компьютера, управлявшего системами энергожизнеобеспечения дворца; имея доступ к обширным банкам данных, ИИ молниеносно обрабатывал информацию.

    Обратно летела радиограмма с аудио-версией текста и присовокуплёнными комментариями и рекомендациями. Иногда Моррид, более стремясь показать, кто во дворце хозяин, картинно отметал их; в большинстве же случаев эти рекомендации, производившие впечатление весьма дельных, принимались им к исполнению.

    Петиция Радая, опиравшаяся на результаты социологических исследований, содержала следующее предложение: учредить дуалистическую религию, противопоставляющую Добро, то бишь Моррида, Злу – Анархо-Антихристу XI. Моррида и его интеллектуальную ипостась, DMR-28, следовало также воспринимать двойственно, в качестве воплощённого единства Плоти и Духа.

    Моррид в течение некоторого времени лишь странно улыбался и кивал – это шло краткое радиосовещание с DMR-28.

    - Очень интересная мысль, Радай, – Моррид добавил в голос вкрадчивые нотки, давая тем самым понять, что доволен далеко не всем. Министр обороны и тайной полиции, почувствовав, что Моррид играет с ним, как кот с мышью, беспокойно дёрнулся. Гнев синекожего тирана приводил порой к наводящим ужас последствиям.

    Моррид, удовлетворённо улыбнувшись, продолжал, повторяя за радиосуфлёром:

    - Концепция выглядит очень уж плоско, давая верующим основания предполагать, что мир построен на дуалистических, или, если угодно, бинарных началах. Так можно скатиться до манихейства – и в конечном счёте попытаться подменить Бога Дьяволом. Нет, дорогой мой Радай, природа Бога принципиально иная, она сложнее, чем дьявольская.

    Коронованный Президент, не вполне понимая собственные слова, видел, что и Радай улавливает лишь основную их суть – вероятно, сказывались пробелы в образовании, приобретённом преимущественно во время занятий строевой подготовкой.

    - Объясняю доступным языком: Бог должен быть триедин. Бог-Дух указан тобой верно и достаточно прозорливо, однако Плоть следует воспринимать дифференцированно – как Бога-Отца, роль которого судьба уготовила мне, и как Бога-Сына.

    Радай непонимающе мигнул. Всё-таки он оставался простым солдафоном, несмотря на шитый золотом генеральский мундир.

    - А кто же станет Богом-Сыном?   

    Моррид рассмеялся, позволив громогласному эху несколько раз облететь тронный зал.

    - Этот вопрос останется открытым. Тайной полиции нужно составить и постоянно обновлять списки лиц, склонных к интеллектуальной деятельности, то есть потенциальных революционеров – и склонять их на Путь Сына. Если они попытаются воспротивиться воле Господней, жестоко карайте.

    Лицо Радая озарила понимающая улыбка:

    - А ступивших на этот Путь необходимо подвергнуть строгим проверкам?..

    - Совершенно верно, мой старый друг. Как ты отлично понимаешь, ни одного из них – пока они живы – я не смогу назвать сыном. Но посмертно…

    На сей раз они хохотали вместе, практически в унисон. Когда эхо стихло, Радай сообщил, что есть ещё один проситель, заместитель министра культуры и образования.

    - Его проверили?

    - Конечно. Оружия и взрывных устройств нет. Однако я бы хотел, чтобы вы лично ознакомились с его петицией, господин.

[1] Highway (англ.) американский термин, обозначающий скоростное шоссе, хайвей.