Год назад
Вальтер
После встречи с Акивой я отчетливо понимал, что противостояние перерастает в открытый конфликт интересов. Последние пять лет я держал этот северный край вместе с областным центром, контролируя каждый притон, наркоточку, бордель или склад с оружием. Меня знали и боялись, но также были и те, кто с удовольствием пальнул бы в спину. Отец умер три года назад, оставив меня на прежнем месте, но я перебрался в его кресло. Команды единодушно присягнули, но теперь, один из смотрящих соседнего региона закидывал удочки на блокирующие пакеты градообразующих предприятий. Сорока принесла на хвосте, что крупный склад на окраине города собираются в следующие пару дней вычистить под ноль.
Оставалось дело за малым – запротоколировать сие беззаконие и предъявить как невиданную наглость. Две машины сопровождения были отправлены мною вперед, сам же не спеша ехал по трассе, огибая город. Неожиданно за окном что-то мелькнуло в сумерках. Напрягся. Чутье не подводит никогда, ведь я не обычный человек…
Пара желтых глаз сверкнули искрами и нырнули в кустарник. Свои из стаи никогда не подходили к городу не в человечьем обличье. Со мной работали несколько ребят, но для мира людей мы должны быть привычными братками, не более. На сокрытии истинной сущности веками держится паритет сил, и нарушать устоявшийся порядок, означает угрозу для малочисленного клана.
- Вот дура! – возглас водителя, и я вижу, как с противоположной стороны дороги молоденькая девица, живенько перебирая ногами, оступается и летит под откос.
- Останови. – приказываю, выбираясь из авто и подхожу к краю обочины.
Кувырнулась не слабо, но дыхание ровное, отделалась парой ссадин. Спускаюсь метров десять, слыша ее дыхание все ближе и чувствуя жжение в ладонях. Что за херь… Человеческое сердце гулко бухает в груди, но… замирает и идет тише, услышав мое… Рядом со мной у многих сдают нервишки и шалит организм, но это… не испуг. Она дышит ровно и будто ждет… не боится ни капли.
Усаживаюсь на корточки, не чувствуя по близости ни одного человека, кроме водителя наверху. Дотронувшись до щеки, я понимаю, что реагирую на нее ненормально. Меня, взрослого мужчину, начинает подташнивать и внутри образуется такой жар, словно я сожрал пригоршню углей. Наклонившись к ней, невольно принюхиваюсь, и огненная вспышка лопается в сознании, как взрыв.
На лиловой простыне она, обнаженная, с фарфоровой кожей и нежными розовыми сосками… Тянет руки ко мне, как ведьма, разбросав по подушке каштановые волосы, длинные…
- Я подарю тебе сына…
По-прежнему взираю на девушку без сознания, и подчиняясь неведомому инстинкту, поднимаю ее легкое тело. Мне не нужны фонари, чтобы видеть ее красивое лицо, заранее знать цвет глаз и сладость нежных губ. Она… мое все. Мой запах, удары моего сердца, моя жизнь и нити моей черной души. Руки сжимают ее тело, и она лучшее, что они когда-либо держали… Бережно укладываю на заднее сиденье, требуя включить подсветку.
Красивая. По-настоящему свежая, и нетронутая… Не малолетка уже, но знаю, что не ласкал это тело другой мужчина. Она приходит в себя, и тут же шарахается как от черта. Да, девочка, тебе достался не красавчик! И чтобы ты ни думала своей красивой головкой, отказаться у тебя нет шанса. Я не смогу ее отпустить, ведь… встретил ту, что останется со мной навсегда. Как просто! Жил, творил беспредел, и тут в моей жизни образуется человек, переворачивающий все с ног на голову. Пара… Даже для таких, как я, это священно. Пожалуй, единственно ценное, что сохранилось за века.
Ее запах пропитал насквозь салон и пробрался в мозг трэшевой резью. Она… Кто она? – пытается спросить разум, но тут же звериная суть затыкает его: Это Она! Не будь я Вальтером Вунде, отверженным по рождению и выросшим среди людей, решил бы, что рехнулся! Мне тридцать пять лет и каких только драм, смертей и жизней не видел, но от вида девушки меня ломает. Простой девушки… Не простая! – истошно вопит внутренний зверь. Он уже разглядел и серо-голубые глаза, и стройные ножки, и тонкие пальчики без колец. Скромная, не тронутая… Сама судьба берега ее невинность для меня.
Наш диалог глуп и неуместен. Она больше боится, и этот страх затмевает все в ее голове. Сознание снова воскрешает в памяти ее резкий взгляд на изуродованную шею. Интересно, а ведь она приняла меня за бандита… В принципе не ошиблась.
- Заночуем поблизости, - бросаю водителю, ведь утром я должен вновь увидеть ее.
Быстро набираю в гаджете адрес, где скрылась лучшая на свете женщина и отправляю. Знаю, что информацию абонент предоставит быстро, тем забавнее и томительнее ожидание. Едва авто замирает у отеля, как телефон издает звук пришедшего сообщения. Медлю, смакуя момент. Закуриваю, двигаясь вдоль черного стеклянного фасада и опускаю взгляд на экран.
Эвелина… Ей двадцать четыре и работает в школе. Да… Ей будет не просто понять, кто она на самом деле. Живет с матерью. Замужем не была, детей нет. Ну, еще бы! Выдыхаю удовлетворенно приятный дым сигареты. Я не давлюсь едким дымом, как другие. Люди, наоборот, испытывают привязанность и настоящее наслаждение, употребляя яд.
Внезапно чувствую присутствие волка. Тот чужак на пустыре… Выходит, мне не показалось. Глаза мгновенно рассекают ночную темноту, разбирая ее по молекулам и частичкам бликов и впереди себя за небольшим сквером я вижу мужчину.
- Кто ты и что забыл тут? – спрашиваю одними губами. Для волка этих звуков вполне достаточно.
- Меня послал Акива. Он передает свое почтение в связи с обретением пары и сообщает, что встреча состоится завтра днем.
Киваю, втягивая носом воздух, в котором еще мгновение назад не было столько тревоги. Встреча… Вожаки двух кланов собираются увидеться на моей территории. Хорошо, что предупредили. Я не играю в игры настоящих волков, но ничего не могу поделать с тем, что живу жизнью отверженного волка в человеческой шкуре. Мой удел – порядок в городе и области, немного приближенный к человеческим законам. И последние годы я несу этот крест, заняв место отца…
* * *
- Герт, твой сын достаточно взрослый, чтобы учиться обращаться с оружием, - замечает один из прибывших в загородную усадьбу. – Без оружия он не сможет постоять за себя. – добавляет язвительно.
Остальные оглядывают меня, кто ехидно, кто бесцветно, крепкого мальчишку, но всего-то лет семи. Помню, в тот год начал посещать обычную школу…
- Вальтер! Подойди!
Не в силах ослушаться отца, приближаюсь на ватных ногах. Тревога, словно пространство вибрирует. От отца я редко получаю поощрение, в основном – тумаки, осуждение, неприязнь. Интуитивные струны внутри дрожат, чуять опасность в крови у отверженных и волков одинаково остро. Охрана отца вручает мне заряженный и снятый с предохранителя «макаров». Отец лениво указывает на цель – небольшую птицу, усевшуюся как назло на нижней ветке сосны за забором. Поднимаю руки, держа ствол обеими, с перехватом и затаиваю дыхание. Расстояния едва хватит для пули, но я уверен, что достану.
Внезапно тот самый гость, дождавшись мой выстрел, одновременно бросает громкое «Бу!», и я мажу. Птица вспархивает, испуганная ударившей в ветку пулей. Растерянно перевожу взгляд на мужчину в немом вопросе, потом на отца.
- Щенок еще, только не подсосный! – криво ухмыляясь, выдает, опуская руки в карманы.
Непроизвольно оскаливаюсь, хоть и знаю, что это запрещено в мире людей. Волосы встают дыбом, спину словно ошпаривает кипятком. Я готов бросится на него, ибо знаю значение слова «подсосный». Я никогда не видел мать. Она умерла, подарив мне жизнь, и грудного молока я не пробовал. Я по рождению зверь!
- Не сметь! – прерывает отец мою неуклюжую попытку оборота.
Его огромная рука больно лупит по лицу, и с болезненной обидой, унижением я отлетаю на землю, беспомощно глядя на него. Жар не отступает, но слышу в свой адрес слова:
- Не мучай его, Герт. Ему не стать альфой, пусть останется смотрящим в этом регионе.
Плевать, кто это сказал! По крайней мере тот мужчина не бил собственного сына по лицу при свидетелях! Не унижал! Отец же обращался со мной, словно я жалкий человек, не достойный ничего, кроме упреков, побоев, недоверия. Однажды я даже слышал, как шуршали горничные в доме, что моя мать не была ему парой. Зачем тогда я вырос здесь? Почему нельзя было отдать меня в человеческий питомник – детский дом?!
Затопленный обидой и злостью, подскакиваю на ноги, кивая мужчинам за столом, и удаляюсь. Отец не разрешил мне уйти, но и не остановил.
Почему-то сейчас, потирая руки, которые недавно касались моей женщины, я вспоминаю этот случай. Многие годы мне хотелось отойти от дел, но другого варианта для жизни я не видел. Ни примера, ни способа. Отверженные плохо уживаются с людьми, если теряют контакт со стаей. Мой контакт – разве что в мыслях, в реальности я давно не навещал их, предпочитая не сталкиваться с главой клана. Его отец, Акива, более мягкий и сговорчивый, вероятно благодаря возрасту, и с ним я еще могу перетирать рабочие вопросы.