Слёзы феникса

ГЛАВА 13.

В этом простом жесте, в губах, прижавшихся к застарелой ране, было

столько невысказанной правды, преданности, боли. Невыразимое, страстное

желание защитить, избавить от всего, через что она прошла, заслужить её

доверие. В это мгновение всё вдруг перевернулось с ног на голову. Снейп понял,

что пришёл к этой хрупкой, но такой сильной девушке не за покаянием, а для

того, чтобы спасти её. Она спасала его уже много раз. Теперь его очередь. Даже

если он и правда сдохнет завтра, он должен хоть что-то успеть для неё сделать.

Он – взрослый мужчина, ещё не старый, полный до краёв опытом и мастерством,

а она – вчерашняя школьница, большую часть сознательной жизни находившаяся

на войне, а возможно, и теперь ещё воевавшая со своими демонами. Он может и

хочет ей помочь, заслонить собой, залечить её раны. Сколько их ещё, этих ран, на

её хрупком теле?

Он поднял её за плечи, развернул к себе спиной, вглядываясь в

растрескавшееся зеркальное полотно из-за её плеча. Гермиона взмахом палочки

склеила стекло невербальным Репаро. И теперь смотрела ему в глаза через

зеркальное окно.

Северус, еле касаясь, провёл кончиками дрожащих пальцев по глубокому

шраму на её груди, уходящему под край полотенца.

- Не надо, Северус, – она закрыла глаза, и по щекам заструились слёзы.

- Кто? – тихо, но твёрдо спросил он.

- Долохов, – безжизненно выдохнула Гермиона. – В Отделе тайн.

Он перебросил её волосы через левое плечо и трепетно провёл пальцами по

самому грубому шраму, стягивающему кожу от шеи, через левую лопатку.

Вопросительно взглянул в зеркало.

- Фернир Сивый в Малфой-мэноре, – не дожидаясь вопроса ответила Грейнджер.

Снейп прикрыл глаза. Он сам был готов расплакаться. Его давно не пугали

шрамы. Он видел их столько, что давно перестал реагировать. Он знал каждый из

них на своём теле. Помнил каждого, кто их ему оставил. Но на её бархатной коже

они кричали о неправильности всего этого грёбаного мира. Он неправильности

войны, в которой расплачиваться за чужие грехи пришлось детям!

Он прислонился лбом к её плечу и тяжело задышал. Они стояли так в полном

молчании, пока её слёзы не высохли, а его не пролились ей на плечо. Гермиона

вздрогнула, когда почувствовал единственную горячую каплю на своей спине.

Она распахнула глаза и медленно повернулась к Снейпу лицом. Он отстранился

от неё, но стоял с опущенной головой, закрывая лицо распущенными отросшими

волосами. Она положила руку на его небритую щёку, вынуждая поднять взгляд. В

этом утешительном жесте было столько нежности и тепла, что он почувствовал

дрожь в ногах, мурашки, прошедшие по позвоночнику, и тепло… Такое могучее,

согревающее и яркое тепло, какого он не ощущал даже на знойном испанском

побережье. Тепло возвращалось в его душу, когда он об этом и не помышлял,

когда решил собрать все свои последние силы, чтобы отдать всё, что в нём есть

без остатка. Именно тогда, он снова ощутил себя до одури живым.

Северус впился в неё взглядом, пытаясь прочесть в её серьёзном

сосредоточенном лице, чего она ждёт в данный момент. Потом прикрыл веки и

просто потёрся щекой о её мягкую ладонь.

Гермиона положила вторую ладонь ему на грудь. Стало ещё теплее. К лицу

прилила кровь. Он поднял взгляд и увидел, как его кривое асимметричное лицо

отражается в её тёплых карамельных глазах. Он перевёл взгляд на губы, слегка

подрагивающие от недавних, беззвучно пролитых слёз, и обратно к глазам.

Грейнджер молчала. Но глаза её сияли невыразимой радостью и пониманием. Он

просто не мог сдержаться.

Снейп впился в её губы поцелуем, от которого у неё подкосились ноги. Она

только и успела, что обхватить его за шею. А потом повисла на нём безвольной

тряпицей. Он понял, что она потеряла сознание только тогда, когда её тело

отяжелело, пытаясь выскользнуть из кольца его рук, сжимавших её талию. Он

перехватил девушку под коленями и отнёс в её спальню, аккуратно положил

поверх покрывала, приподнял под колени и вытянул край одеяла, укрывая ноги.

- Прости, Северус, – тихо прошептала Гермиона.

- За что? – он напрягся, оставаясь к ней спиной.

- Я тебя напугала?

Снейп развернулся, подошёл к кровати и опустился перед ней на колени. Он

взял её руку, поднёс к губам и нежно поцеловал сбитые костяшки пальцев.

- Нет. Но не нужно больше себя калечить. Прошу! – он встал, поклонился и пошёл

прочь.

- Спокойной ночи, – прошептала Гермиона, не уверенная, что он услышал.

- Спокойной ночи! – обернулся Снейп. – Постарайся заснуть.

Он закрыл дверь второй спальни, быстро расстелил постель и залез под

одеяло. Сил обдумать всё, что сегодня произошло – просто не было. Он подумает

об этом завтра. А пока ему предстоял очередной тёмный сон с пытками и

искалеченными телами, часть которых он знал, когда они были ещё людьми.

Слишком остро все эти картины встали перед глазами сегодня, когда он увидел

шрамы Гермионы. Так близко подобрались к нему тени из прошлого, словно

наблюдал за её пытками сам. Он хорошо знал разницу, между боевыми

отметинами и следами пыток.

Гермиона же некоторое время лежала без сна. Она то и дело прислушивалась

к каждому скрипу кровати в соседней спальне. «Он остался» – думала она, даже

после того, что увидел. Не из чувства долга. Не из благодарности за собственное

спасение. Но почему? Из жалости? Нет. Он поцеловал её. Так отчаянно

поцеловал, словно от этого зависела его жизнь. Как будто это было последнее

важное дело в его жизни. Поцеловал, как перед смертью. Она вдруг испугалась.

Вдруг он болен? Вдруг хотел просто ещё раз испытать любовь и физическую

близость. А она так глупо грохнулась в обморок от переизбытка чувств.

Но она не готова была к такой близости. У неё уже давно не было отношений.

После расставания с Роном у неё было пару партнёров, но это вряд ли можно

было назвать отношениями. Да и секс ей не слишком понравился. Просто, чтобы

снять стресс. Но со Снейпом она не хотела так. Не хотела лёгкого флирта,

быстрого одноразового соития… Она вспомнила горячую слезу у неё на спине и

задрожала. Он как будто пытался залечить её шрамы. Как будто слёзы феникса

прошлись по всем её перекрученным в жгуты нервам, успокаивая, даря

облегчение. Было неловко. Но так до боли хорошо. Впервые за долгие месяцы

изнурительной работы и опасных рейдов.

Но Гермиона Грейнджер так отвыкла кого-то к себе подпускать. С друзьями

они всегда касались друг друга, это было необходимостью для всех, и для неё

тоже. Но в этих касаниях была только невысказанная боль и поддержка,

молчаливое понимание другого через прикосновение. Своеобразная терапия,

изобретённая ей самой.

Но Снейп прикасался к ней иначе. Трепетно, волнующе, требовательно. Его

поцелуй тоже нельзя было назвать страстным. Он был переплетён с болью и

отчаянием, был наполнен тоской и невысказанным чувством. Могло ли быть, что

он привязался к ней?

Гермиона поймала себя на мысли, что если бы год назад, до его побега, он так

её поцеловал – она была бы счастлива. Возможно, не завертелась бы эта история

с фениксами, не было бы стольких опасных ситуаций, когда она была на грани

безумия, готовая убивать и калечить. Но теперь…

Ах, Северус! Почему ты вернулся так поздно? Когда она уже потеряла себя,

почти потушила свой свет… Осталась только ненависть и желание отомстить. И

сейчас такого целомудренного поцелуя бесконечно мало. И будущее ненадёжно и

зыбко. И её собственные желания как в тумане и непонятны ей самой. Она даже

разозлилась на него. Зачем он так? Чего от неё ждёт? Что она станет обычной

девчонкой, способной ходить на нормальные свидания, и гулять с парнем,

держась за руки? Уже не сможет…

Она пустила в свой дом чужого человека, позволила ему хозяйничать в её

лаборатории и на её кухне, открыла доступ ко всем её шкафам и скелетам в

них… А теперь удивлялась, что он проявляет интерес. Хотя, кого она

обманывает? Он не был чужим. Это же тот самый профессор Снейп, которого

ненавидели они все (кроме Малфоя), а потом… она прониклась к нему

сочувствием? Симпатией? Она не могла позволить ему умереть у себя на руках.

Отправив Гарри смотреть воспоминания и готовиться к финальному сражению,

она подтащила его к себе на плечи и понесла. Использовать магию она боялась –

слишком опасны были ядовитые укусы Нагини. И она тащила его на себе, залитая

его кровью, хлещущей из горла, стекающей по её спине, шее, груди. Она

помнила его хрипы у себя над ухом, помнила, как подкашивались колени. Но она

тащила, пока не достигла границы, откуда можно было аппарировать. Она

переместила их в Мунго. И они расщепились. Не сильно, но по его бедру тянулась

огромная рваная рана, как и по её руке – от плеча до ладони. Её пытались увезти

в операционную. Она не позволила. Кричала только «Помогите ему! Ему! Яд

змеи…» Её саму залили бадьяном, и она вернулась в Хог. Она была нужна там. А

после того, как всё было кончено, вернулась в больницу и долго стояла,

наблюдая, как Снейпа покрывают настойками, накладывают стазис, стягивают

раны заклинаниями. Его оперировали дольше, чем длилась финальная битва.

Когда его перевезли в палату, она осталась с ним. Почему? Она и сама не

понимала. Как вдруг оказалось, что все другие события отошли на второй план?

Все пребывали в эйфории – победа, змеелицый уничтожен окончательно! А у неё

только пустота…

И пусть Снейп считает, что это она спасала его. Она знает, что бдения над его

обездвиженным телом держало её на поверхности, не дало уйти на дно,

заставляло собраться и делать… Делать что-то полезное. Делать. Не спать, не

жалеть себя, не падать в бесчувствие… Да, он спасал её самим фактом своего

пребывания в больничной палате, тем, что ему нужна была помощь. А ей –

действовать. Ради кого-то. Если бы она погрузилась в собственные переживания,

уже бы сошла с ума.

А потом для неё стало привычным заглядывать к профессору с утра –

поздороваться, рассказать новости, а потом приходить вечерами и подолгу

сидеть у его кровати, читать (иногда даже вслух), беседовать на научные темы

или о художественных образах, о новых зельях и возможностях их применения…

Да обо всём, что интересовало Гермиону. Она словно создала себе иллюзию, что у

неё есть родной человек, полностью разделяющий её интересы, взгляды,

стремления… Он ведь не мог возразить. Ей представлялось, что он слышит, что

сочувствует или, по крайней мере, ощущает их духовную связь. Она приходила в

его палату, как к себе домой после напряжённого рабочего дня. Поправляла ему

подушку, вливала зелье, приглушала свет. И говорила… Здесь никто её не

перебивал, не называл занудой, заумной упрямицей, не предлагал обсудить

квиддич… Здесь она была сама собой. Перед уходом она желала профессору

спокойной ночи и отправлялась к Косолапсу, чтобы переночевать и вернуться

утром.

Она привязалась к Снейпу. Или к иллюзии, что у неё кто-то есть рядом,

понимающий, принимающий, не осуждающий. О ком она могла заботиться. А

когда врачи поставили Гермиону перед фактом, что профессора скоро отключат

от поддерживающих жизнь артефактов – она впала в отчаяние. Её устраивала его

неподвижность и молчаливость. До сих пор она не требовала от него никакой

реакции на свои слова или переживания. Но теперь, если она его не пробудит –

его просто выключат! Не станет такой личности, как профессор Северус Снейп.

Она провела у его постели всю ночь – говорила с ним, просила очнуться, держала

за руку, целовала его щёки. А потом просто стала петь ему колыбельную, сквозь

слёзы бессилия и отчаяния, гладила по щекам, по груди, плечам… Пела и нежно

гладила по голове, как маленького ребёнка. И просила: «Вернись ко мне!

Пожалуйста, вернись! Ты мне нужен! Не смогу без тебя! Не хочу без тебя!

Вернись ко мне!» Снова и снова. Около 6 утра задремала у него на груди

буквально на полчаса, так и не отойдя он него за всю ночь. А когда проснулась,

почувствовала, его тяжёлое рваное дыхание, сбивающийся ритм сердца, хрипы.

Подняла голову, всмотрелась в лицо и увидела, что веки его трепещут… Тогда он

и открыл глаза – впервые за одиннадцать месяцев. «Вы вернулись, профессор!

Слава Мерлину! Я так волновалась!» И он снова уплыл, потерял сознание

ненадолго. А она целовала его щёки, скулы, веки, губы, нос, держа лицо в своих

ладонях. Плакала и улыбалась. Когда он окончательно вынырнул из небытия, она

позвала целителей и просидела ещё с час, пока проводили диагностику, меняли

курс зелий… Потом рассказала ему кратко, что он пропустил.

А потом он тихо прошептал (говорить ещё не мог): «Вам я обязан своим

спасением?» и посмотрел на неё внимательно и строго, ну, как профессор Снейп.

Она пролепетала что-то вроде «Зайду к Вам позже, профессор!» и исчезла. Ей

было очень трудно держаться, чтобы не приходить, хотя бы не заглядывать в его

палату, пока он спит. Но она смогла.

Никому Вы ничем не обязаны, профессор Снейп! Живите свободно! Вы это

заслужили.

На этих размышлениях Гермиона, наконец, заснула. И в сердце, почему-то

щемило. Словно она сама разорвала ту важную связь, что возникла между ними,

чтобы его отпустить. И ей от этого было больно.