Часть IV. Дор! Дор! Дор!
Глава XXVI Ладья дорру шла вниз по течению Яглика под парусом, благо дул попутный ветер с севера; его холодные порывы напоминали о приближающейся зиме. Гребцы, тем не менее, сидели на вёслах – таков был суровый порядок, которого неизменно придерживался Дулхейн: члены команды не имеют права бездельничать в походе. Лодырь, бездельник – это всегда ещё и трус, неоднократно повторял он своим дружинникам эту непреложную истину.
Тонгир, которому также нашлось место на банке, грёб наравне со всеми. Тяжёлое весло, куда более привычное, нежели то, которым он пользовался во время перехода через Льдистое море на каяке, не вызывало у него ни отвращения, ни чувства неловкости. Дорру любили физический труд, особенно связанный с путешествиями и опасностями; даже их князьям не считалось зазорным выполнять ту же работу, что делали остальные мужчины.
Тем не менее, поход этот казался Тонгиру столь необычным, что он никак не мог привыкнуть к происходящему. С момента, когда Бю-Зва убежала к заколдованному кургану, обстоятельства разительно переменились. Несмотря на то, что Дулхейн и далее возглавлял их отряд, он мало походил на себя прежнего. Бю-Зва, когда у неё выпала свободная минутка, тайком поведала Тонгиру суть перемен, постигших дорру: их души покинули свои тела и отныне стерегли подземную гробницу Асиры. Сам Асира, вернее, Асйяра, как он себя называл, захватил тело Дулхейна.
Тонгир отнёсся бы крайне скептически к подобному рассказу, если бы тот прозвучал из уст кого-либо другого, однако молодцу довелось присутствовать при этой жуткой метаморфозе, случившейся с его мучителями в момент, когда сам он стоял, привязанный к столбу. Сперва казалось, что речь идёт о коварной уловке, призванной вселить в пленника надежду перед очередной пыткой, однако боль, исказившая бесхитростные лица дорру, казалась неподдельной. От криков, в которых слышалось нарастающее безумие, у Тонгира мурашки побежали по коже. Потом всё стихло: как ни в чём не бывало его развязали и предложили оказать помощь в освобождении Бю-Зва, которая, как оказалось, пребывала замурованной в гробнице.
Дулхейн-Асира наутро скомандовал: немедленно выступать в поход. По его словам, ещё немного, и ударят морозы. Когда реку скуёт льдом, им придётся зимовать прямо там, где это определит погода, а человеку негоже становиться заложником капризов небес.
- Мы спустимся вниз к ближайшим бродам, – сообщил тот, кто пребывал в могиле не одну сотню лет. – Если в степи ничего не изменилось, то их стерегут – разбойники или пограничная охрана арья, мне без разницы.
Тонгир не стал спрашивать, что произойдёт дальше – едва обретя свободу, он уже научился её ценить. Молчание казалось ему наилучшим выбором в широком перечне действий. Молчание и терпение.
Вращая скрипящим в уключине веслом, он имел возможность о многом подумать. Например, о камне, который он принёс с собой с острова Туле. Этот таинственный артефакт, чьё происхождение казалось столь же неясным, сколь и не имеющим ничего общего с человечеством и известной ему историей, начинал внушать Тонгиру страх. Откуда он взялся? Легенды, бытующие у разных народов, столь сильно отличались друг от друга, что, наверняка, не соответствовали истине. Демон, которого он уничтожил при помощи камня в его мерзостном гроте, знал больше – не исключено, что он прибыл на Землю исключительно с целью овладеть данным предметом. Действительно, обладание Имировой Слезой, как называли камень некоторые дорру, обостряло восприятие и расширяло некоторые способности, заложенные, видимо, в каждом живом существе, до сверхъестественного уровня.
Имирова Слеза вновь пребывала в потайном кармане у Тонгира – Бю-Зва, освободившая при помощи магии духи Асиры и его телохранителей, немедленно вернула камень, как только оказалась в его объятиях. Мгновение это, столь же мимолётное, как и первое, осталось в памяти Тонгира – ему хотелось, чтобы оно повторялось вновь и длилось бесконечно.
Он поймал себя на мысли, что, возможно, влюблён в девушку.
Собственно говоря, а что здесь странного? Она молода, стройна и красива, хотя внешность её и отличается от облика доррийских женщин. Достаточно высокая и сильная, она оказалась хорошим партнёром, надёжным и храбрым… и, несомненно, влюбилась в Тонгира. Выпавшие на их долю тяготы сблизили их, выковав узы, более сильные, чем те, что обычно объединяют супружеские пары. И вместе с тем, как ни странно, между ними ещё не было физической близости – того, о чём они не раз подумывали и, как ему уже казалось, даже подсознательно и тайком друг от друга мечтали.
Он тяжело вздохнул, навалившись на весло. Кто знает, возможно, то, что не сказано в более благоприятный момент, уже разделяет их, ведь в будущем им суждено встретить препятствия, куда более серьёзные, нежели шайка похотливых дорру. Тонгир чувствовал это, словно ему подсказывал внутренний голос… а возможно, голос Имировой Слезы? Ему показалось, что он сходит с ума – камень не может обладать разумом! Или всё-таки может?..
На лбу у Тонгира, несмотря на осеннюю прохладу, выступила испарина. Откуда на самом деле взялась Имирова Слеза?
- Вижу дым! – выкрикнул кто-то.
Дулхейн-Асира кивнул.
- Лево на борт! – скомандовал он. Навалившись на руль, этот возродившийся из небытия царь, с ловкостью умелого моряка направил ладью к левому берегу, пока гребцы правого борта подгребали вёслами. Лицо его покраснело от натуги, а на могучей шее вздулись жилы, однако Асира не попросил о помощи и управился с непростой задачей самостоятельно. Вскоре они бросили якорь у берега. Тонгир, следуя примеру остальных, схватил тюк со своим нехитрым скарбом и перемахнул через борт. Вода доходила до груди и оказалась настолько холодной, что он едва не закричал от потрясения. Тонгир быстро выбежал на берег. По приказу Асиры пятеро дорру отправились в ближайший бор, располагавшийся в нескольких сотнях шагов, за дровами.
- Я хочу разжечь костёр, чтобы мы могли обогреться и приготовить горячую пищу, необходимую для поддержания сил в физических телах. Кто знает, когда боги даруют нам ещё одну жизнь? – Последний вопрос, адресованный его старым соратникам, вызвал взрыв смеха.
- А как же тот дым, что виднеется на горизонте? – спросил Тонгир, поражённый поведением Асиры. Раньше ему казалось, что тот, напротив, желает оставаться незамеченным.
От взгляда воскресшего царя Тонгир почувствовал себя так, словно его голову зажали в тиски. После непродолжительной паузы, заполненной вопросительным молчанием прочих духов, овладевших телами дорру, Асира удостоил его ответом.
- Я обещал сохранить тебе свободу и жизнь – и клятва моя есть то, что некогда правило миром, по крайней мере, большей его частью! – Слова, произнесённые с неожиданной силой, принудили Тонгира покрыться смертельной бледностью. – Но не задавай далее мне вопросов, ибо я есть Асйяра!
Фразы, построенные причудливым образом, и архаичный акцент выдавали в облечённом в плоть Дулхейна человеке того, кем он себя именовал.
- Среди нас есть один дружинник Дулхейна, полоумный Лейге! – Приведите его сюда!
Двое мужчин немедленно вернулись на корабль, где в крошечной каморке на юте[1] сидел закованный в колодки безумец. Минуту спустя тот уже стоял перед Асирой, свободный и растирающий затёкшие кисти рук.
- Вернулся ли к тебе разум и ясность мысли, мой друг? – Асира положил свою тяжёлую руку на плечо Лейге. – Д-да… Да! Вероятно…
Неуверенный ответ, к которому недавний пленник был, скорее, принуждён, видимо, удовлетворил Асиру.
- Ты станешь моим послом к тем арья, что стерегут брод. Тебе дадут оружие и доспехи, а в знак моего расположения и в подтверждение твоего высокого статуса я жалую тебе золотой браслет.
Украшение сменило владельца, разместившись на запястье Лейге.
- Что… что мне сказать им, господин? – Вопрос этот, несмотря на страх, прозвучавший в голосе дорру и отчётливо читавшийся в его глазах, действительно свидетельствовал о восстановившемся душевном здоровье того, кто ещё недавно страдал безумием.
- Скажи, что грядёт царь Асйяра… И суд его станет подобен солнечным отблескам: чистые души, сохранившие отвагу, падут от сверкающей бронзы, те же, что безнадёжно испорчены трусостью, жадностью и гордыней, сдадутся в плен – и их очистит пламя костра!
Слова эти могли принадлежать лишь огнепоклоннику, и Тонгир в это мгновение окончательно поверил: перед ним действительно стоит Асира, воскресший царь арья.
Лейге, молча поклонившись, отправился на юг, в то время как все остальные, столпившись у двух быстро разведённых костров, грели пищу и сушили одежду.
- Они убьют его и ограбят, если окончательно забыли мои законы, – жёстко сказал Асира. – Если же моё имя до сих пор чтят, ни моего посла, ни драгоценность, принадлежащую мне, не тронут, а мы получим коней и верных слуг!
Коварная и по-своему безупречная логика, сокрытая в речах и поступках Асиры, поразила Тонгира. Однако он напомнил себе, что перед ним стоит человек, некогда завоевавший обширные земли и подчинивший своей власти бессчётное множество племён и народов. Мудрость и качество, прозванное хитроумием, не могли не отличать все его поступки.
Наскоро поев, они подожгли корабль и выступили на юг. Вновь Тонгир почувствовал невольное восхищение тем, как уверен в своих решениях Асира: он не оставлял себе пути для отступления, так как успех казался ему несомненным.
- Пусть они думают, что мы пьём меды и кутим у костра! Мы же незаметно подкрадёмся и окружим их стоянку.
Тонгир скрипнул зубами и промолчал – наследник Кибхольма, долгое время готовившийся к тому, чтобы взойти на трон, и проходивший обучение у образованнейших людей Севера, он вдруг почувствовал себя полным профаном. Оставалось только использовать выпавшую на его долю возможность изучить непростую науку власти у лучшего из учителей, какого только можно себе представить. Взгляд его, тем не менее, начал автоматически искать Бю-Зва, которая, словно уловив его мысль, немедленно появилась откуда-то сбоку и, приноровившись к широкой поступи своего возлюбленного, зашагала рядом.
Глава XXVII Цзуён сопротивлялся недолго: после недельной осады горожане сами открыли ворота солдатам княжества Ийан. Малочисленные сторонники молодого князя Ма Го, затворившись в цитадели, ещё несколько дней отражали атаки противника, пока не пришло известие, подорвавшее их волю к борьбе: Ма Го, торопившийся со своей конницей к столице, чтобы возглавить оборону, попал в засаду; весь его отряд был истреблён. Красноречивое доказательство своей победы, голову юного князя, ийанцы насадили на копьё и пронесли по всему городу, демонстрируя потрясённым жителям. Вскоре она заняла своё место над главными воротами, присоединившись к частям тел прочих лидеров недавно ещё независимого государства: регента Че Гуна и тысячника Бал Ои.
В таких условиях, когда дальнейшее сопротивление стало бессмысленным, даже среди самых непримиримых сторонников павшей династии начались споры о сдаче. Выговорив себе прощение, последние защитники цитадели сдались на милость победителя. Впрочем, неожиданную заминку, вызванную внутренними разногласиями, противник истолковал как нарушение условий капитуляции, и, ворвавшись внутрь, разгорячённые ийанцы уничтожили всех, кто подвернулся им под руку.
Харод Йен Гу, в полном боевом доспехе, с мечом в руке обошёл весь дворец. То тут, то там встречались следы недавнего боя: разгромленная мебель и предметы обстановки, кровавые пятна на полу, неубранные, ещё тёплые трупы. Сквозь распахнутые окна ворвался ветер, колыхавший разодранные занавеси и то и дело поднимавший в воздух листы бумаги, исписанной административными отчётами. Харод злорадно улыбнулся – он сам видел, как некоторые из осаждённых, совершенно отчаявшись, открывали ставни и выпрыгивали с невероятной высоты на каменные плиты внутреннего двора. Переломав себе ноги, они всё равно становились жертвами гнева нападавших, которые получили категоричный приказ: не щадить никого.
Князь вышел в коридор, в дальнем конце которого вырисовывался силуэт одного из его гвардейцев; завидев господина, солдат взял наизготовку и чётко, как на параде, отдал честь. Харод небрежно кивнул, решив про себя отметить этого воина.
- Канцелярию уже нашли? – строго спросил он, приблизившись на пять шагов.
Зелёные глаза, указывающие на происхождение от дорру, уставились, как положено, в точку над головой князя – туда, где его шлем украшал серебряный диск, символизирующий благословение ночного светила, лежащее на всём роде Йен Гу.
- Она здесь, мой господин! Вам нужно сейчас повернуть направо и войти в четвёртую дверь! Там же расположен архив Тайной Тысячи!
- Хорошо, – князь неторопливо, ничем не выдавая своего волнения, прошёл туда, где находились наиболее важные и секретные документы княжества Лойан. Если ему повезёт, он быстро обнаружит то, что ищет. Времени, как он подозревал, осталось совсем немного. Если не удастся остановить уже запущенный механизм всеобщего уничтожения, и сам он, и его недавно увеличившееся в размерах княжество – они вместе сгорят в пламени всепожирающей войны.
В канцелярии, вход в которую охранял ещё один гвардеец, находилось два офицера, которым Харод в значительной степени доверял – Лакуд и Тоггил, оба светловолосые и голубоглазые – ближайшие родственники королевской семьи по побочной линии. Они уже взломали опечатанные ящики Тайной Тысячи и, пользуясь захваченным у ныне покойного Бал Ои колёсиком с шифром, просматривали многочисленные документы.
- Здесь всё, что вы приказали, мой господин, – Лакуд указал на быстро растущую в размерах толстую кипу бумаг. – Множество упоминаний о колдовстве, начиная с судов над ведьмами в самых отдалённых деревнях и уделах и, как можно судить, в большинстве случаев речь идёт о наветах. Самые свежие связаны…
- Меня интересует в первую очередь то, что стало причиной дождя в Кривом ущелье! – перебил Харод. – У старика Цу или у регента Че Гуна, наверняка, имелся могучий колдун, который и заклял тучи в день битвы. Не может быть, чтобы Тайная Тысяча не держала подобного человека под надзором!
Лакуд щёлкнул каблуками.
- Мой господин, мы стараемся изо всех сил и уже просмотрели всё, что касается самой битвы и тех дней, что непосредственно ей предшествовали, ведь копии всех сообщений, отчётов и докладов всегда отправлялись в столицу.
Харод кивнул – старик Цу каким-то образом разведал секрет производства рисовой бумаги, казалось бы, давно утраченный, и снабдил свою бюрократическую машину всем необходимым для образцовой работы.
- Ближе всего к тому, что нас интересует, лежат обязанности, которые выполнял некто Ды Ло. Он смог спасти свою шкуру в день битвы; когда Ды Ло прискакал в столицу, его арестовали по подозрению в измене. Обвинения, насколько можно судить, включали и пункт, касающийся битвы в Кривом ущелье.
- Это он, я уверен! – прорычал Харод. – Где этот выродок?
Тоггил, до этого молчавший, взялся отвечать:
- Его содержали в дворцовой темнице и, не исключено, что он до сих пор находится в своей камере.
Князь, суровое лицо которого выражало крайнюю форму презрения к врагу, понимающе кивнул и приказал:
- Сожгите все бумаги, где есть упоминания об этом мерзавце! Я хочу, чтобы сама память о нём стёрлась!..
Сжимая меч, которому суждено было покончить с колдуном, Харод покинул помещение и по множеству лестниц и переходов проследовал в подвал. Здесь также стояла ийанская стража, и он вскоре обнаружил ту камеру, которую искал.
- Никого ещё не выпускали?
Гвардеец, в руках у которого находилась впечатляющая связка ключей, отрицательно мотнул головой.
- Некоторые из заключённых, несомненно, наши, другие выдают себя за таковых – но, следуя приказу…
Харод кивнул и, давая понять, что разговор окончен, почти вырвал ключи из рук гвардейца.
- Я хочу сам поговорить с этим исчадием ада, что содержится здесь, – зловеще процедил князь. – Это тот чародей, что вызвал смертельный дождь в день битвы.
Лицо солдата испуганно вытянулось и, отсалютовав, он удалился так поспешно, что казалось, будто за ним гонится сам дьявол.
Харод, хмыкнув, открыл проржавевший замок при помощи одного из ключей – тот сработал лишь с седьмой попытки. Факел, чадивший в одном из настенных держателей, осветил небольшую камеру, всего два на три шага, в которой находился немолодой, хрупкого сложения мужчина в грубой домотканой рубахе. Когда Харод вошёл внутрь и поместил факел в заменявшей уборную дыре, узник неожиданно вскочил. Отбежав в дальний угол, он сжался в комок и поднял обе руки, словно защищаясь от угрожающего ему нападения.
- Палач?.. Кто ты? – Испуганный до смерти голос и поведение Ды Ло свидетельствовали о том, что его подвергали истязаниям. На это же указывали и многочисленные синяки на его лице; бурые пятна виднелись и на рубахе, спускавшейся ниже колен и по текстуре своей более напоминавшей мешковину. Харод заподозрил, что заключённых, если тем случается умереть, хоронят в этих же мешках-рубашках – рациональное решение, которое он решил опробовать в собственных тюрьмах.
- Не бойся, Ды Ло, жизнь твоя вне опасности. – Харод слегка прикрыл дверь, чтобы звуки не доносились до излишне любопытных ушей. – Посмотри на меня внимательно, и ты узнаешь того, кто стоит перед тобой: я – князь Харод Йен Гу, наместник Ийан.
- Что? Я спасён?.. – Потрясение, постигшее Ды Ло, оказалось столь велико, что он разрыдался. Бросившись на колени, он начал восхвалять своего благодетеля и даже попытался поцеловать руку Харода, но тот брезгливо отдёрнул её.
- Мне нужна твоя помощь, Ды Ло, и ты окажешь её, если желаешь жить. Ты слышал когда-нибудь о моём первом советнике Сэ Мыле?
Глаза Ды Ло округлились от ужаса.
- Конечно, мой господин! Это величайший волшебник из тех, что живут в подлунном мире, и он… он…
Ды Ло взвизгнул на полуслове и умолк; речь его, возобновившись, превратилась в нечленораздельное, безумное бормотание.
Харод заподозрил, что здесь ему едва ли удастся получить ту помощь, в которой он так нуждается. И он, и его офицеры отлично осознают, какая угроза трону исходит от Сэ Мыла, однако не решаются говорить о ней откровенно, даже используют фразы, указывавшие якобы на колдуна лойанцев.
- Ты смог бы одолеть его? – спросил Харод. – Знаешь способ, при помощи которого это можно сделать?
- Я?.. – переспросил Ды Ло и истерично рассмеялся. Так и не получив ответа, князь наблюдал, как смех превращается в судорожные рыдания. Это показалось ему дурным знаком, однако Харод не принадлежал к числу тех, кто слепо покоряется судьбе. Потомок воинственных дорру, он не привык пасовать перед трудностями.
- Тебе известен волшебник, способный тягаться с Сэ Мылом?
Рыдания внезапно стихли, и Ды Ло, выпрямившись, приблизился к князю. Расправив плечи, узник принял горделивую позу, некогда, видимо, привычную ему; глаза его, тем не менее, сохраняли безумный блеск.
- Никто из современных магов не способен, это я могу тебе гарантировать, Харод! – Голос колдуна звучал язвительно, не скрывал он и своей ненависти к ийанскому владыке. – Ты связался с чернейшим из демонов, равного которому среди людей нет и быть не может! Я знаю это наверняка, поскольку заклинание, покончившее с нашей армией и, уверен, отравившее твою, упоминается лишь в одной из моих книг, неслыханно древней, даже название её пребывает под запретом среди чародеев. Вероятно, ты спросишь меня, почему?
Харод едва заметно кивнул, позволив колдуну продолжать.
- Люди не создали магию, не выдумали её – это чудовищное знание досталось им напрямую от тех, что порождены преисподней! Но, даже обладая знанием, человек не способен овладеть той силой, что кроется во Тьме, породившей существ вроде твоего Сэ Мыла.
Забывшись, Ды Ло приблизился к князю и вцепился в его плащ, скомкав ткань на груди.
- Понимаешь меня, Харод? – Громкий шёпот и горящий взгляд свидетельствовали о повредившейся психике узника, но князь умел быть терпеливым и никак не реагировал на слова и жесты, любому из его придворных уже давно бы стоившие жизни. – Лишь демоны способны творить подобное колдовство – не люди; говорят, в былые времена эти твари свободно ходили по земле… Я не верил в то, что один из них может жить среди нас, пока не получил более чем убедительных доказательств...
- Каких? – Харод нетерпеливо встряхнул старика.
- Тень, пробежавшая по лику бога, отражённому в священных водах озера Ний в полночный час… хохот духов, доносящийся с кладбищ… пророческое видение, посетившее владелицу барана с голубой шерстью…
Харод вспомнил, что перед ним стоит экс-министр Лойан, ещё недавно осуществлявший сбор соответствующего рода информации в этом, уже утратившем свою независимость, княжестве. Он, наверняка, знал об имевших место дурных знамениях и о том, что они на самом деле означают.
- Даже если это и демон, он ведь тоже смертен!.. Некогда их убивали!
Ды Ло рассмеялся и посмотрел князю прямо в глаза. Взгляд его теперь стал взглядом совершенно здорового человека.
- В сказках и песнях, где водятся герои и боги! – От издевательского смеха колдуна правитель почувствовал себя дискомфортно. – Найди сейчас хоть одного, несчастный глупец! Возможно, аккадские жрецы что-то посоветуют тебе в этих обстоятельствах…
Харод оттолкнул своего собеседника; им овладело бешенство. Взяв себя в руки, он холодно посмотрел на колдуна.
- Тебе известно, какой вид открывается с главных ворот Цзуёна?
- Что? – произнёс Ды Ло последнее слово в своей жизни.
Бронзовый меч, сверкнув в изменчивом свете факела, отправил его душу в места, где царит вечный мрак.
Глава XXVIII Ранние осенние сумерки, раскрашенные на востоке оранжево-розовым заревом заката, быстро сменились сгущающейся от минуты к минуте чернотой. Ночь несла и холод, уже весьма ощутимый, однако Асира не собирался разбивать лагерь и разводить огонь – напротив, он приказал прибавить шагу.
- Движение разгонит застоявшуюся кровь в жилах. Вперёд, мои несравненные храбрецы – нас ждут добрые кони!
Тонгир отметил про себя, что для Асиры не существует неразрешимых вопросов, и никакие угрызения совести его не мучают. Он хочет заполучить коней, которые есть у арья, и он их получит. Судьба Лейге их нового предводителя, судя по всему, совершенно не волновала – более того, он ясно давал понять, что того уже постигла смерть. Что ж, ему, бывшему царю арья, нравы этого народа известны как никому.
Марш их затянулся до глубокой ночи, и все окончательно выбились из сил. Асира избрал кружной путь, увеличивший расстояние, которое следовало пройти, едва ли не втрое – стремясь остаться незамеченными, они двигались по оврагам и перелескам, то и дело будучи вынужденными менять направление. Тем не менее, Асира, словно ведомый неким дьявольским чутьём, ни разу не сбился с пути. Участки открытой местности преодолевали, несмотря на темноту, укрывавшую их, подобно плащу, пригнувшись, молча и как можно быстрее.
Наконец, когда Тонгир совершенно утратил представление о направлении движения, Асира шёпотом отдал приказ остановиться на недолгий привал. Последующие полчаса они, безуспешно пытаясь согреться, быстро шагали по дну глубокой балки, некогда, видимо, служившей руслом одному из притоков Яглика; передвижение по неровной земле, то и дело принуждающей спотыкаться о кочки и камни, всех порядком измотало.
Повинуясь сигналу Асиры, прозвучавшему – в подражание суслику – как серия коротких, едва слышных щелчков, один из воинов торопливо вскарабкался вверх по крутому склону балки. Тонгир с трудом узнал в нём силача Бьерна – настолько разительная перемена постигла движения, привычки и вообще манеру поведения этого дорру. Впрочем, и имя этот человек теперь носил иное – он звался Тапранарой.
Неслышно спустившись вниз, он приблизился к Асире и шёпотом доложил об увиденном. Тот снова защёлкал языком, и Тонгир заметил, как воины, увлекая за собой и его, обступили царя тесным кругом.
- Они собрались у костра и о чём-то оживлённо спорят; на многих одеты доспехи, – доложил Тапранара. – Лошади стреножены и бродят вокруг. Выставлен и часовой.
Даже язык, на котором говорили те, кто вырвался из плена смерти, был едва понятен Тонгиру, несмотря на то, что он изучал и современный сункр – язык, на котором говорили арья, – и древний, использовавшийся теперь лишь для ритуальных песнопений. Однако же речь Асиры и его соратников разнилась от них столь сильно, что толща времени, разделявшая их и современность, показалась наследнику Кибхольма, куда более значительной, нежели он предполагал ранее.
- Мне понятны их замыслы – и сомнения, овладевшие их вождём, – резюмировал царь. – Лейге уже мёртв, в этом можно не сомневаться. Однако же осуществить налёт среди ночи они не готовы – тут нужно решимости побольше, чем для убийства и кражи. Я думаю, они сочтут, что мы ещё далеко и спокойно спим, а потому решат напасть на рассвете. Встанут затемно, взнуздают коней – и поскачут в утренних сумерках навстречу победе…
Воины, вернувшиеся из царства мёртвых вместе со своим царём, тихо рассмеялись. Тонгир почему-то заподозрил, что в прошлом они великое множество раз осуществляли подобные нападения, и обладают колоссальным опытом в деле убийств, засад и предательств. Ничто в планах врага не могло удивить их – они видели много дальше и всегда опережали противника на один ход.
Вновь Тонгир почувствовал невольное уважение перед Асирой – и страх. Существо, долгие века общавшееся с демонами подземного мира и занявшее теперь тело Дулхейна, внушало ему, с одной стороны, отвращение, с другой – принуждало дрожать как осиновый лист.
Ожидая, пока арья уснут, чтобы восстановить свои силы перед боем, они молча сидели на дне оврага на корточках. Бю-Зва, прижавшаяся к нему телом, тепло которого он ощущал даже сквозь зимнюю одежду, принудила Тонгира погрузиться в мечты и фантазии, за которыми он надолго забыл обо всём остальном. Из плена этих радужных мыслей его вырвал приблизившийся почти неслышно воин.
- Твоя очередь, дорру. Смотри, чтобы врагов не унёс ветер. – Тонгир кивнул, решив запомнить это выражение – оно показалось достаточно ёмким и содержало некий подтекст, почти иронию.
Он осторожно полез вверх по осыпающемуся склону; Бю-Зва, следовавшая по пятам, решила составить ему компанию и здесь.
Лагерь арья, открытый их любопытным взглядам, лежал более чем в сотне шагов – несколько полуземлянок с бревенчатой крышей и коновязь, окружающие костёр. Пламя его, почитавшееся этим народом как проявление божественной силы и особого благоволения небес, горело ярко, освещая фигуры людей, расходившихся ко сну. Лейге нигде не было видно.
Тонгир всё не хотел верить, что посланца, пришедшего от дорру, с которыми у нынешнего царя имелся договор о дружбе и торговле, хладнокровно умертвили. Тем не менее, всё указывало именно на такой поворот событий. Что-то кольнуло его в бок, когда он устраивался поудобнее – словно волшебный камень, укрытый в подкладке, вдруг решил напомнить о себе.
Слеза Имира, извлечённая почти немедленно и подвергшаяся пристальному осмотру, сейчас казалась совершенно чёрной. Лишь направив в сердце камня мысленный призыв, Тонгир увидел, как в глубине его вспыхнула крошечная искорка. Восстановив в своей памяти образ Лейге, обратился с вопросом относительно его судьбы. Взору его немедленно предстало лицо, изуродованное ударом топора, рассёкшим лоб наискось. Застывший взгляд широко открытых глаз смотрел куда-то в пустоту и, очевидно, был лишён сознания. Утратив интерес, Тонгир спрятал камень.
- Они убили его, – сообщил он Бю-Зва. Девушка молча вздохнула в ответ.
Ожидание благоприятного момента для атаки оказалось недолгим: не прошло и часа, как Асира выделил десяток воинов, которому предстояло обойти лагерь арья с фланга. Едва они растворились в темноте, царь собрал всех остальных и кратко, сжато поставил боевые задачи.
- Десяток Гарбада атакует коновязь – чтобы ни один из этих подонков не смог ускакать верхом! Остальные берут добычу – половина имущества убитого и стоимости пленника!
Так Асира отдавал приказ убивать и захватывать пленных – он просто определял своим воинам долю, которую те могут получить.
Незаметно крадучись, словно тени, они двинулись к лагерю противника. Когда до него оставалось не более двадцати шагов, сидевший у потухшего костра заспанный часовой в башлыке вдруг вскочил и, озираясь по сторонам, открыл рот, чтобы поднять тревогу. В то же мгновение Тонгир, неоднократно слышавший о мастерстве арья в стрельбе из лука, получил подтверждение этим фантастическим слухам. Воин, шедший рядом с Асирой, неожиданно присел на одно колено и, натянув тетиву до уха, сделал выстрел: стрела пронзила глотку часового. Копьё выпало у арья из рук, и он, хрипя, опустился наземь, так и не оповестив своих друзей.
Вслед за остальными, Тонгир перешёл на бег и вскоре ворвался в лагерь. Несмотря на все предпринятые меры, их вторжение не осталось незамеченным: из ближайшего дома, наполовину зарытого в землю, высунулось встревоженное бородатое лицо. Окрестности немедленно огласились криком, призывающим к оружию, но оказалось слишком поздно: бойцы Асиры, успевавшие, казалось, повсюду, кололи и рубили своих, застигнутых врасплох, соплеменников. Ни один из членов отряда, насчитывавшего более тридцати человек, не ушёл живым.
Тонгир, в составе своего десятка сражавшийся у входа в ближайший дом, так никого и не убил, несмотря на то, что первым вступил в бой. Его меч успел лишь отразить первый выпад, который одетый лишь в рубаху и кожаные штаны мужчина нанёс, метя ему в живот. Начав контратакующее движение, Тонгир понял, что запоздал – грудь арья пробило метательное копьё, брошенное кем-то из-за его спины. Интуитивно почувствовав, что это – только начало, он отступил в сторону. Копья и стрелы полетели в распахнутую дверь; изнутри послышались крики. Обнажив мечи, поселившиеся в чужих телах стражи Асиры вошли внутрь и прикончили раненых.
Сражение, продолжавшееся не более четверти часа, закончилось их полной победой. В стане неприятеля никому не удалось спасти свою жизнь; собственные потери ограничивались несколькими ранеными, впрочем, один, которому разрубили бедро, выглядел особенно скверно.
Тонгир, несмотря на то, что не являлся знахарем, сразу же определил: часы этого человека сочтены. Кровь, которую безуспешно пытались остановить, хлестала из рассечённой артерии, а лицо побледнело как мел.
- Панимун, – назвал умирающего по имени Асира. – Похоже, смерть забирает тебя обратно на своё ложе.
Бескровное лицо скривилось в гримасе, обозначающей улыбку.
- Видимо, я ей понравился… Жаль, нельзя…
Он умолк, вопросительно глядя на царя, но тот лишь покачал головой, словно напоминая о чём-то.
- Есть вещи, что мне не подвластны. Мой клинок отнимает, но не даёт…
Панимун, глядя царю в глаза, кивнул. Асира опустился на колени, в руке его блеснул нож. Тонгир отвернулся, дабы не видеть бронзы, что нанесла короткий завершающий удар.
[1] Ют – кормовая надстройка.