Мне было страшно, и в то же время по телу проходила дрожь предвкушения. Сегодня я
буду принадлежать Павлику и только ему. Стану по-настоящему его женщиной. И
страшно, потому что никогда и ни с кем ничего не было. Берегла себя. Хотела, чтоб
красиво и по любви, хотела, чтоб помнить и не стыдно было. Тетя старой закалки у
меня, она всегда говорила «умри, но не давай поцелуя без любви»
У. Соболева. «Невеста для Хана»
– Пять тысяч баксов найдешь, и ее выпустят.
– Сколько? Она же не убила никого!
Слезы застилают глаза, не вижу даже лицо прокурора. Мне оно кажется
размытым бледным пятном.
– Убила бы – не откупились бы! Пять тысяч. Ты что, глухая? И не реви
здесь, и без тебя башка раскалывается.
– Где я их возьму? У нас сестра в больнице после аварии, все деньги на ее
лечение уходят! Вы…вы ведь даже не нашли того подонка, который ее сбил!
– Это не ко мне, а к следаку. И не дави на жалость, у меня таких, как ты,
жалких, вагон и маленькая тележка. Мне какая разница? Продай что-то. Машину,
квартиру.
Машину? Какую машину? Нет у нас машины. И квартира двухкомнатная
хрущовка, где ремонт сто лет не делался, а еще там отчим прописан. Он и
копейки не даст, ушел от нас еще лет пять назад, а от квартиры никогда не
откажется. И так намекает, что как только так сразу свою долю отберет, а если
маму посадят, то вообще нас всех оттуда вышвырнет. Вспомнила мясистое,
испитое лицо отчима, и передернуло всю. Отец…отца у меня давно не стало. Его
убили в горячих точках, когда я еще ребенком была.
– Так, все, Зимина, освободи помещение. Реви в коридоре. Давай. Нервов
на вас не наберешься. Несчастные все. А как задницей на вечеринках вертеть, ни
о чем не думаете!
– Я маме помогала. На кухне. Даже не официантка.
– Заведение увеселительное. Знала, куда шла.
– Но ведь можно поменьше…хотя бы в половину. Умоляю вас.
Ударил кулаком по столу и посмотрел на меня из-под круглых очков в
толстой оправе. Нет, не из дешевых, а наоборот – из дорогих и модных. Я, когда
маме очки искала, видела такие за огромную сумму в «оптике». Мне на такие год
работать. А этому борову жирному четверть такого дела, как у мамы, и он уже при
очках.
– Мы что, на рынке? Ты к потерпевшему сходи, посмотри! Посмотри на
лицо это. Она его бутылкой из-под шампанского пригрела. А там и отец, и мать
хорошие люди. Отец с политикой связан…у него связи имеются. Иди к ним
договаривайся. Им поной.
– Адрес дайте.
– На, – начеркал на листике, – мне не положено, конечно, но на тебя
посмотришь и дерьмом себя чувствуешь. Ты бы в актрисы шла, Зимина. Глядишь,
и денег заработаешь. У тебя хорошо получается слезы лить.
– В порно актрисы, – хохотнул сзади его помощник, и я обернулась к нему с
красным от ярости лицом. Ублюдок. Понимает, что я и слова возразить не могу, и
унижает, гад. Как же я их ненавижу. Сытые, довольные жизнью сволочи, которые
и понятия не имеют, что значит голодать, что значит вместо шоколада хлеб
сахаром посыпать.
– Волошин! – рявкнул прокурор.
– Что? Я ж пошутил. Ну она красивая, фигура, все такое…
– Все такое. Мордой в стол и строчи доклад. – повернулся ко мне, – Деньги
нужны до конца месяца. Принесешь, можно будет с нужными людьми
договориться, и срок скостить, и закрыть где-то поближе и не в такое лютое место.
Поняла?
Я кивнула, а Алексей Сергеевич сунул мне в руку бумажку с адресом.
Закрыть…Если маму закроют, то это конец. Операцию Ляле не сделают в
ближайшее время, и могут начаться необратимые осложнения.
– Давай. Иди к родителям потерпевшего. Если повезет, заберут заявление.
Это все я виновата. Не надо было соглашаться обслуживать вместо Зойки
стол этих ублюдков. Но меня соблазнила мысль о чаевых. А так я всегда на кухне
с мамой вместе. В зал никогда не выхожу. Один из этих отморозков закрыл меня в
туалете и не выпускал, пока не соглашусь с ним…в этом же туалете. Мама меня
искать пошла, оттащить пьяного от меня не смогла и ударила по башке. Дальше
помню только, как приехала полиция и скорая. Мажора увезли в больницу с
травмой головы, а маму в отделение.
Из-за меня все это.
К родителям мажора ехала на метро, потом на троллейбусе. Долго пешком
шла к новостройкам. Целые комплексы с ограждением, фонтанами, охраной. О
чем мне с ними говорить. Где они, а где я. Но ведь можно попробовать. Можно
попытаться рассказать, как все было на самом деле. Это их сын меня унижал,
затащил в туалет. Помню его пьяную рожу, и как говорил «давай, детка, отсосешь
мне одному или по кругу пустим и бутылочкой тебя твоей из-под шампанского
отчпокаем». Я испугалась. Их было четверо.
Позвонила в массивные темно-шоколадные двери. Мне открыли не сразу.
Затем консьерж сказал, что Пахомовы живут на последнем этаже в пентхаусе.
Еще одни, кто не знает, что значит голодать и жить в квартире с тараканами. И не
потому что грязно, а потому что первый этаж и внизу в подвале бомжи
живут…тащат всякую дрянь. Гнилью и падалью воняет. Не то, что в этом
подъезде с блестящими стенами в зеркалах.
В квартиру меня впустил лакей в строгой одежде и оставил ожидать в
прихожей. Ко мне вышла женщина в возрасте с аккуратной, модной стрижкой,
тяжелыми серьгами и модном велюровом халатике.
– Кто вы такая, и что вам надо? – грубо спросила она, запахивая
малиновый халат в павлинах и шаркая тапками с меховыми бубонами ярко-
салатного цвета.
– Добрый день. Простите за беспокойство. Я… я Виктория Зимина…ваш
сын… и моя мама. Вы понимаете, мама очень хороший человек. Она в две смены
работает. Любит меня очень. Недавно сестру машина сбила, она в больнице уже
два месяца, не встает с постели. Я работаю в «Вояже»…на кухне. Стол вашего
сына обслуживала случайно… Они приставать начали, и мама за меня
заступилась, понимаете? Она не алкоголичка…как он написал в заявлении, она
даже не курит…
– Боря! – взвизгнула женщина, – Ты должен это видеть, Боря! Тут
прошмандовка эта пришла! Сучка наглая явилась к нам в дом! ш****а, из-за
которой наш Витенька в больнице!
Я тут же попятилась назад.
– Боряяя! Иди посмотри на эту тварь! Сколько наглости в человеке, откуда
только берется эта…эта наглая шваль. Прийти к нам домой!
– Простите… я думала, простите.
Быстро побежала к выходу.
– ш***а такая! ВЕртите своим задом! Потом парни виноваты! Пошла
вооооон!
Выбежала из подъезда, согнулась пополам пытаясь отдышаться. Ну вот.
Можно было и не пробовать. Можно было не тратить деньги на дорогу. А вечером
еще в кафе идти, отрабатывать ночную смену на кухне в круглосуточной доставке.
Друзьям мамы звонила. Они, конечно, нашли деньги, но там и тысячи нет.
Машины не было никогда. Только два велика. Можно распродать все, что есть в
квартире. Но все так быстро не выйдет, а если и продам, то за копейки.
Оставалось с отчимом поговорить. Это только если он трезвый. А если
выпил, то и говорить не о чем. Он маму ненавидит. Она его вышвырнула из
квартиры после его очередной измены и попойки, и в след ведро холодной воды
вылила, чтоб быстрее с лестницы бежал.
Отчим с нами давно не жил. Он с какой-то бабой познакомился из районо, и
к ней переехал. Но часто приезжал «в гости», чтобы напомнить, что квартира и его
тоже.
Я в дверь позвонила и, тяжело вздохнув, приготовилась увидеть лицо
Павла Антоновича. Папой я его никогда не называла. Так достоин называться
только мой родной отец.
– Викочка, куколка пришла. Неожиданно как! Что там с мамой? Все хорошо?