Смотрел на ее страдания и сам подыхал от боли, сжимал руки в кулаки и не
представлял себе, как сможет потом вынести ее тело…как сможет дать ей
умереть.
Много раз думал о том, как сделает это, представлял себе, как уничтожает
это исчадие ада, и потом так же представлял, как она открывает глаза, как тянет к
нему руки. И там, в этой комнате он смотрел в ее наполненные слезами голубые
глаза и тонул в них, погружался целиком в эту бездну и не мог сопротивляться.
Эти струящиеся хрустальные капли, эти дрожащие розовые губы, эти мокрые
белые щеки. Как она молит, как изгибает свою тонкую шею, как тянется к нему.
У. Соболева. «Падение Хана»
Ахмад Мухаммад ибн Бей испытывал ко мне какую-то противоестественную
бешеную ненависть, вперемешку с этим невыносимым выражением похоти на дне
его черных огромных глаз. И я понятия не имела, за что…чем я заслужила такую
жуткую участь, и почему именно он отобрал у меня счастье. За что? Зачем я ему?
Когда где-то за дверью объявили:
«Эмир пожаловал»
Я вся снова заледенела от ужаса, а надежда, что Рамиль возразит своему
монстру-отцу, исчезла, едва я взглянула в испуганные и жалкие глаза своего
жениха еще там, когда Ахмад объявил, что никакой свадьбы не будет.
– Пошел вон, не путайся под ногами! – рявкнул он тогда сыну, и тот
трусливо ретировался, уступая более сильному противнику.
Голос Ахмада прозвучал настолько отчужденно, настолько холодно, что
мне показалось, я сейчас упаду в обморок от одного его звука. Никто и никогда не
пугал меня настолько сильно, как этот человек, которого и человеком язык
назвать не поворачивался.
Эмир вошел в спальню и занял собой все пространство комнаты.
Огромный, высокий, худощавый и в тот же момент настолько сильный, что каждая
его мышца прорисовывается под черным лонгсливом с воротником под горло.
Сколько ему лет? Он выглядел достаточно молодо…Лет тридцать пять или
тридцать шесть. Красивый до боли в глазах и в тот же момент совершенно
изуродованный с левой части лица грубым шрамом от ожога. Я вздрогнула,
увидев этот шрам, но не от жалости, а от суеверного ужаса, потому что он пугал
меня, как самое страшное и ненасытное чудовище из адских кошмаров, и это
чудовище пришло ко мне в спальню, чтобы уничтожить и разодрать на части.
Эмир двигался, как большая пантера. Играючи мышцами, пружинисто и
хищно. Когда он приблизился ко мне, я шумно выдохнула, и мне показалось, что
из моего рта пошел пар – настолько рядом с ним стало холодно и опасно.
Ахмад наклонился ко мне, тронул мои волосы и с неким звериным
удовольствием выдрал из волос заколку так, чтобы те рассыпались по спине.
– Похожи на омерзительный снег из твоей страны…всегда ненавидел его.
Как и зиму, как и все, что с вами связано.
И поднял прядь волос, наматывая на запястье, чтоб уже через секунду
рвануть мою голову назад.
Какие огромные у него глаза. Темно-карие. Похожие на бархатную адскую
тьму с мелкими золотистыми прожилками. И в черном расширенном зрачке
отразилось мое бледное лицо.
– Если я вошел в помещение – ты должна встать, а потом поклониться мне
и поцеловать мою руку. Хотя…мне доставит наслаждение наказать тебя за
непокорность. Ты даже не представляешь, как часто и как больно я буду тебя
наказывать. А еще…ты будешь меня умолять, чтобы я сделал это снова.
Я не хотела наказаний. Мне было страшно, дико и отвратительно. Я всегда
боялась боли, страданий и мучений. Я хотела, чтоб меня отпустили, чтоб этот
кошмар кончился, и я смогла уехать домой. Пусть отпустит… я ведь просто хотела
выйти замуж за его сына. Зачем…зачем он сам женился на мне? Чтобы истязать?
За что так люто ненавидит меня?
– Хорошо.
– Не хорошо, а хорошо, мой эмир! Повтори!
Сдавил волосы сильнее, наклоняя меня вниз к своей руке с длинными
шрамами на запястье.
– Хорошо, мой господин!
– Целуй!
И я с трепетом прижалась к шраму губами.
Ахмад рывком поднял меня вверх и, сдавив мою грудь, прошипел мне на
ухо.
– Ты понятия не имеешь, что такое боль…Ты о ней только слышала или
видела в своих тупых мелодрамах. А теперь ты с ней познакомишься. Я сделаю с
тобой все, что захочу. Сделаю все то, что творили с моими людьми…такие, как
твой отец, и он вместе с ними. Ты станешь моей преданной, покорной сукой, с
вечно раздвинутыми ногами и открытым ртом. Я научу тебя ползать у меня в
ногах и просить тебя вые*ать!
Такой адской и черной ненависти я никогда не видела в чьих-то глазах. Они
такие страшные, такие холодные, такие горящие диким огнем. И то, что он
говорит, словно хлыст бьет меня по нервам, по оголенным венам, заставляет
взвиться и напрячься всем телом.
- Я буду учить тебя стать моей собакой прямо сегодня ночью, и ты
ублажишь меня так, как я того захочу.
Я не знала, за что он так меня ненавидит. Всего лишь день назад я
собиралась выйти замуж за Рамиля, всего лишь день назад я была невестой
красивого, доброго парня… а уже сегодня я стала женой исчадия ада, чудовища с
человеческим лицом. Мой мир разбился вдребезги и никогда не станет прежним.
– Ты будешь носить на своей шее ошейник, ты будешь моей рабыней, моей
собственностью, моей псиной. Теперь ты принадлежишь мне!
– Я… я ничего не сделала, я… я хотела стать, стать женой вашего сына…я
люблю его… я..
– ЗАТКНИСЬ! Я прекрасно знаю, зачем ты собралась выйти за моего сына,
и сколько ему стоило твое согласие! Запомни…в любую секунду лечение твоей
сестры прекратится, в любую секунду твою мать снова посадят за решетку!
Мне стало холодно. Настолько холодно, что по всему телу проступили
мурашки от озноба. А его страшные глаза сверкнули брезгливым отвращением.
Рука продолжала сжимать мою грудь, пока он вдруг не сдернул корсаж
свадебного платья вниз к поясу.
Пальцы сдавили сосок, и я вскрикнула от боли. Он сжимал кончик груди с
такой силой, что у меня на глазах выступили слезы.
– И нет… я не твой господин. Слишком много чести для собаки. Ты будешь
называть меня – хозяин. Ты просто моя собственность и принадлежишь мне.
Никаких прав у тебя нет, пока я их тебе не дал. В моем мире у женщины нет
души…как и у псины.
Мне очень хотелось, чтобы его пальцы отпустили сосок, но он сдавил его
еще сильнее.
– Повтори. Я твоя собака, хозяин, и сделаю все, что ты захочешь,
добровольно!
Он улыбался, как психопат. С ненавистью и вожделенной похотью. Он
внушал мне суеверный ужас своей жуткой красотой и уродливыми шрамами.
– Прошу…мне больно…, – взмолилась и закусила нижнюю губу. – Я сделаю
все, что вы захотите!
– Прошу? Кого ты просишь? – еще сильнее, так, что теперь хочется
зарыдать.
– Прошу, мой хозяин.
– Правильно. Умница.
И отпустил сосок. По моим щекам градом полились слезы от унижения и его
непонятной жестокости. В ту же секунду его палец нежно погладил красный и
пульсирующий от боли сосок. Я почти не дышала.
– Снимай с себя платье и становись на колени! Только вначале завяжи себе
глаза!
И я вспомнила, как кто-то из женщин прошептал…там в зале для гостей
«Интересно, а свою жену он будет трахать с закрытыми глазами или…ей
все же можно будет смотреть?»
И швырнул мне черную ленту, продолжая прожигать меня своим черным
невыносимым взглядом.
– Надень повязку и стой на коленях.
Этот приказ заставляет сморщиться и ощутить себя ничтожно маленькой.
Совершенно ничего из себя не представляющей грязной точкой. А его
превосходство столь явное, что я буквально ощущаю в вибрации воздуха эту
власть и силу. Этот зверь не привык к отказам и отсутствию подчинения, если
надо, он сломает и поставит на колени сам, а то и распластает на полу.
Услышала, как подошёл ко мне, как обошел вокруг и с треском содрал с
меня платье. Буквально разорвал его на куски. Так, что оно просто слетело с меня
на пол. Я невольно прикрылась ладонями, но их грубо развели в стороны и
выгнули назад.
– Не смей закрываться, или я тебя свяжу!
Страшно понимать, что сейчас я совершенно голая под его ужасным
взглядом, и я помню эти зверские, эти безумные карие глаза с вкраплениями
застывшего золота.
– Пожалуйста…, – шепотом, почти беззвучно. Пусть отпустит меня. Пусть
не причинит мне боли. Я так боюсь боли. Я никогда не раздевалась перед
мужчиной. Для меня этот момент должен был быть… с Рамилем. Я мечтала об
этом когда-то. А сейчас…этот ужасный свирепый зверь будет рвать мою плоть.
Человек не может быть настолько жестоким и страшным. От ужаса захватило дух.
– Сейчас я буду тебя трахать, и если ты начнешь вырываться, то можешь
истечь кровью, поняла?
Жалобно расплакалась и несколько раз кивнула. Помертвела всем телом,
застыла, даже не представляя, какой кошмар меня сейчас ждет. И почему мне
завязали глаза. Никто не придет мне на помощь. В этом доме все для НЕГО. Это
его царство, и я уже поняла, что этот нелюдь правит, как царь преисподней.
Из-под повязки мне видны носки его ботинок, как приближается ко мне.
– Протяни руки.
И я послушно протягиваю ладони. Они дрожат настолько сильно, что мне
кажется, я способна схватить воздух. Хватает меня за запястье, и я ощущаю
кожей нечто огромное, как здоровенная змея. От понимания, что это,
перехватывает дыхание и хочется заорать. По ладони скользит шелковистая
горячая плоть с какими-то узловатыми жгутами, и я слышу мужской низкий стон.
– Сожми.
Всхлипнув, сжимаю обеими руками.
– Двигай вверх-вниз. Давай.
Содрогаясь от ужаса, двигаю ладонями, ощущая жуткую мощь под
пальцами. Содрогаясь от понимания, насколько эта плоть огромна и…изогнута,
увита какими-то рытвинами. Я не смогу принять вот это в себя. Я сразу умру. Это
будет страшная и мучительная смерть. Отшвырнул мои руки, уперся в плечи,
толкая на пол, распластывая на разорванном платье. И я уже, не сдерживаясь,
плачу.
– Пожалуйста…не надо. Пожалуйста.
– Заткнись и не зли меня. Просто заткнись и не мешай, и все будет
нормально…
Тяжело дыша, сжимаю пальцы в кулаки. Кисти дрожат, все мое тело
дрожит. Запах обнаженного мужского тела ударил в ноздри вместе с запахом
свежести и пота. Обдало кипятком дыхания у самого лица. Мне показалось, что
меня обнюхали, как зверь, и я чуть не заорала. Содрал одним легким движением
трусики, и я стиснула колени. Насильно раздвинул их в стороны. От мысли, что
меня рассматривают, стало еще страшнее, и я отвернулась, сильно
зажмурившись.
– Я говорю – ты подчиняешься.
Нет, я его не понимаю и почти не слышу. Я по-животному боюсь этого
монстра и того, что он может со мной сделать. От отвращения к горлу подступает
тошнота.
– Ты моя. Ты полностью принадлежишь мне. Вся. Целиком. И я сейчас буду
брать то, что принадлежит мне, а ты подчинишься, и чем покорней и спокойней ты
будешь, тем меньше боли испытаешь. – дернул за руки к себе, – А начнешь
вырываться, этот акт превратится для тебя в ад! И поверь, я буду наслаждаться
каждой его секундой!
Этот акцент, этот хриплый шёпот, полный похоти и ненависти. От него все
внутри сжимается. Ощутила, как горячие ладони накрыли мою грудь, как сильно
ее смяли, сдавили, перекатывая, как сдавили соски, а потом я ощутила, как в них
впился его рот, царапая щетиной, кусая кончики. Как зверь, алчно, жадно,
хаотично, как будто не в силах сдержаться.
Снова тронул мои ноги и широко развел их в стороны, ломая
сопротивление, опускаясь к лодыжкам, придавливая их к полу.
– Не сопротивляйся!