Записки одинокой души

Любовь в эпоху Кампо. Улыбка Жозефины

Любовь в эпоху Кампо

Девятнадцатого мая 1743 года в вечнозелёном городе Осака, на фоне множественных гассё-дзукури, окия и сэйрё, расцветал нежный, розовый рассвет. Деревья шелестели своей обильной листвой над тихой морской гладью. Лучшие представители школ Хисикава и Кано запечатляли на линейных, чёрно-белых набросках живописные картины азиатской природы. Хокан и артисты театров кабуки и бунраку вместе с модниками и чайными девушками встречали новый день.

В Симмати, мире цветов и ив, начинали работу прекрасные юдзё и гейши. Нежные, босые ступни японских гетер, покрытые жёсткими гэта, выглядывали из-под длинных ярких кимоно. Деревянные балки их мрачного дома отбрасывали на женщин осуждающую тень.

Юная Ай сидела за закрытой раздвижной дверью в ожидании очередного клиента. Её чёрный глаза блестели от света зари. Красные скромные губы сжимались в волнении. Соседки шныряли туда-сюда, создавая тем самым лёгкий неутихающий шум. Это дебют одиннадцатилетней девочки в роли продажной женщины.

Листья трепетали от легкого ветерка также, как и Жина и Изуми в порывах нескончаемой любви. Девушки двадцати трёх и двадцати пяти лет с прямыми, чёрными волосами, изящно спускающимися по спине, предавались взаимным ласкам за соседней комнатой, отгородившись от всех непроницаемой ширмой.

- Я люблю тебя, - шептала изнурённая нежностью Жина.

- Не говори так категорично, - устало отвечала Изуми.

Будучи профессиональными ойран, Жина и Изуми ублажали друг друга не хуже клиентов противоположного пола. Общество мужчин в высшей степени надоело.

Пожилой художник Макото-сан, завернувшись в полы широкой накидки, с увлечением выводил стройные линии картины в стиле укиё-э. Чёрная полоска края упирающихся в небосвод гор скользила по тонкой бумаге, а внизу, у подножия, виднелись силуэты будущих героинь, облачённых в красочные кимоно.

В ближайшем к жилищу Макото домике с отточенными движениями – признаками мастерства и своеобразного искусства - протекала благостная чайная церемония, целиком проникнутая исполнительностью и аристократизмом.

Птицы радостно пели. Сидя на крепких ветвях и рассказывая только им понятные истории, соловьи и воробушки заражали своим чудным настроением случайных людей, проходящих мимо дома семьи Мотидзуки.

Каори, высокая относительно других японок, темноволосая и утончённая, бывшая юдзё, стояла у входа в искусное здание. Не так давно женщину выкупил богатый гражданин Томайо, чем вызвал в Каори небывалый восторг. После пара поженилась и стала обитать неподалёку от прежнего места работы девушки, давая понять, как переменчива судьба и как непостоянен случай.

Тёплый свет огненного шара медленно растекался и обволакивал неумолкающий город. Актёры театра – Сэтору и Наоки – играли комедию на потребу неунывающей публике. Танцоры кабуки устраивали своё необычайное, однако наскучившее, представление, в то время как артисты-кукольники развлекали зрителей бунраку: увлекательными историями, повествуемых под мелодию сямисэна. Модники гуляли по кварталам; развратники же находили пристанище в объятиях юдзё, послушно ублажающих клиентов обоих полов.

Так незаметно наступили умиротворяющие сумерки. Белоснежные точки звёзд выстроились на потемневшем полотне неба. Резко сотряслась ранее невозмутимо ровная синяя гладь. Разверзся хабитат Сусаноо-но-Микото, пропуская иностранных гостей из Голландии. Местные с удивлением наблюдали за новоприбывшими европейцами. В глазах красавиц-гейш от увиденного разгоралось предвкушающее немалую прибыль пламя, а воображение рисовало картины весёлого времяпрепровождения, насыщенного флиртом и танцами, пустыми разговорами и льющейся, словно ручей, музыкой.

Маленькая прелестница Ай уже получила, окрашенный алым цветом, жизненный урок. Жина и Изуми, довольные собой, уединялись на сей раз с усталыми в пути путешественниками. Каори занималась описанием увиденного за день: всего, что вызвало в ней неподдельное любопытство, при помощи скудных записок, видневшихся на разрозненных листках бумаги, составляющих обширный дневник женщины. А Макото завершил свой чудесный набросок, изображающий повседневную жизнь обитателей этих беспечных и покрытых розовыми цветами гедонизма мест.

30.11.19 г.

Улыбка Жозефины

Одним безотрадным дождливым утром я, как это бывает каждый день, вышел на улицу и направился прямиком в магазин. Людей в округе не было, и это меня, несомненно, радовало. Ничего необычного мой поход не предвещал. Я купил бутылку мартини – это и было моей не благой целью – после чего побрёл домой, но что-то меня остановило, и я был вынужден, завидев издалека парк, устремиться к нему.

Несмотря на отвратительную погоду, из-за которой на лавочки невозможно было присесть, я одиноко – слава богу! – прогулялся меж высоких стройных деревьев, слушая песнь весёлых синиц. Лишь их чириканье могло согреть мою душу в такой угрюмый день. И тут, посреди пустынной аллеи, я неожиданно для себя вспомнил о моей милой кузине Жозефине.

Это была двадцатиоднолетняя девушка среднего роста с миловидной внешностью, кучерявыми каштановыми волосами, пухлыми и красными, словно свежая кровь, губами, тонким, аристократическим носом и блестящими, невероятно проницательными глазами. С раннего детства я – сложно себе признаться – любил её. Может, и не любил, но симпатию испытывал точно. Мы редко встречались, но когда это всё-таки происходило, я не мог оторвать от неё глаз. Она, вероятно, замечала это, ведь именно в такие моменты она начинала звонко смеяться и озарять мои будни своей ослепительной улыбкой. А мои попытки резко переводить взгляд были глупы. Но что взять с влюблённого подростка?

Я всегда был скромен и тих. Люди не принимали меня. Постепенно это начало будить во мне какую-то злобу и отчуждённость. Единственным светом в моей жизни стала Жозефина. Это факт, в котором не получается усомниться. Сейчас мне восемнадцать. Да, я ещё молод, и вышеописанные события произошли не так давно, однако я считал, что любовь эта пройдёт быстро. Я ошибался.

И тут я, к своему удивлению, очутился посреди дорожной части. Меня чуть не сбила машина, но вовремя спохватился. И вернулся домой с мыслью о том, что сегодня я наконец, после четырёх лет разлуки, вновь увижу свою нежную кузину. Какая она сейчас? Всё ли у неё хорошо? Влюблена ли она в кого-нибудь? А если да, то хороший ли это человек? Достоин ли он её? Эти вопросы не давали мне покоя, и я старался заглушить эти голоса в моей голове алкоголем, что, можно сказать, стало типичным для нашего времени.

Я сидел, как бы, в ожидании чуда весь день. Это был хмурый день во всех отношениях. Я не работаю и не учусь, поэтому мука скуки и отчаяния съедала меня с головой. Это был сущий ад. Чтобы чувствовать себя чем-то живым, я принимаю таблетки. Мне их прописывает психиатр. Это сварливая бабка, мужу которой явно не позавидовать (если он у неё вообще есть). Она настоятельно рекомендовала мне не мешать эти таблетки с алкоголем, но это выше моих сил. Я каждый раз делал всё с точностью да наоборот. С другой стороны, это ведь моё здоровье. Имею право губить его окончательно, раз уж начал.

Но вот и долгожданная встреча. Она всё также улыбается мне. Она меня не забыла. Её волосы всё такие же кудрявые и пушистые. Её губы такие же пухлые, а глаза такие же проницательные. Она так прекрасна. Особенно её маленькая родинка на щеке, в уголке губ. Она о чём-то говорит. Её приятный сердцу голос отзвуком распространяется по всему моему существу. Это Она.

Я так робок с ней, потому что не могу иначе. Она задаёт тривиальные вопросы – без этого никуда. Она снимает верхнюю одежду и идёт на кухню. Мы сидим и пьём чай -  мне хватило смелости предложить ей его. После – едим пирожные. Это так мило. Почему мы не виделись так долго?

Вдруг она неловко кладёт руку на моё запястье, секунда, и она одирает руку. Она смущена не хуже меня, но тут же, чтобы сгладить ситуацию, звонко смеётся. Это забавно, но я всё же остаюсь серьёзен. Может, это момент истины? Может, я должен наконец что-то предпринять?

Я предлагаю ей бутерброд с колбасой и огурцом. Она соглашается. Я достаю доску и нож с ингредиентами, заверяя её, что всё сделаю сам. Ведь я джентльмен.

Я педантично режу колбасу, но тут нож скользит по моей коже, оставляя кровавый след. Не следовало столько пить.

Жозефина подскакивает и пытается помочь мне, но я её резко отталкиваю. Я понимаю, что это невежливо, но нервы дали о себе знать.

Жозефина не унимается и стоит, словно статуя несравненной Гемеры. Её перепуганный взгляд немного льстит мне. Я даже чувствую возбуждение, видя её неуверенность.

Она подходит ко мне в очередной раз и что-то говорит, но я не слушаю её. Лишь любуюсь на изящную линию красных губ, которые дарят мне ту незабываемую улыбку.

Она в чём-то убеждает меня. Может, я успел наговорить лишнего? Я плохо помню это. Внезапно я толкаю её. Она с силой ударяется об стену и падает. Я наклоняюсь к ней и вижу слёзы на её чудесных глазах. Она закрывает лицо руками, но я хочу видеть эту картину полностью. Я отрываю руки с лица и разглядываю её эмоции, все мелкие движения, содрогания её обличия.

Жозефине это явно надоедает, и она решает встать. Я кладу руку ей на плечо и рывком сажу её на прежнее место. Мои глаза застилает пелена, и далее я вижу только брызги крови и её крик. Но так она кажется мне даже более привлекательной. Я аккуратно раздеваю её и с нежностью кладу её, ещё живую, на пол. Она не возражает. Я занимаюсь с ней любовью, такой, какой я её понимаю. Это были лучшие моменты в моей жизни. Но по окончании её тело уже не источает прежнего тепла. Она – моя Мариамна.

Теперь мне стыдно.

14.12.19 г.