Пыль на зеркале

21.

  Свершилось! Наконец свершилось! Он получил признание. Правда произошло это в форме довольно странной и неожиданной, совсем не так, как он себе это представлял. И все же факт налицо, его талант замечен и более того, ему недвусмысленно дали понять, что отныне он будет вознаграждаться по достоинству. А это означает, что он должен радоваться случившемуся. И он рад, только вот как-то не очень уверенно. Радость смешанная с опасением и со смущением. Ибо, говоря откровенно, только что произошла самая настоящая сделка по купли-продажи, главным участникам которой явился он сам. И отныне он больше не может чувствовать себя полностью независимым человеком с образом, которого он столь свыкся за последнее время, теперь у него появился хозяин. Причем, что может быть самое пикантное, он ничего не знает об его нраве, запросах, интересах. И он даже не в состоянии сейчас приблизительно предвидеть, куда его это все может завести и чем завершиться.

  И все-таки его признали, то чего он добивался столько лет, так или иначе совершилось. Ну, может быть, не в полном объеме, но это можно считать за первый этап. Для бедного провинциала с большим трудом когда-то поступившего на журфак столичного университета - это можно считать неплохим достижением. Ведь прежде чем это случилось, через какую длинную череду самых разных разочарований пришлось пройти. Его высадила на московский вокзал мечта стать известным журналистом, когда о появившейся в утренней газете написанной им статье вся страна станет говорить до самой ночи. Но оказалось, что даже его красные корочки самого престижного вуза государства отнюдь не являются пропуском в большой мир журналистики; тщетно он надеялся, что диплом с отличием подобно волшебному слову "сезам откройся" отворя ему двери солидных редакций газет и журналов. Пришлось идти в многотиражку на завод, вместо заграничных командировок и репортажей с места экстраординарных событий бродить по пропахшим маслом и гарью огромным цеховым пролетам, писать скучнейшие заметки о передовиках соревнований или громить пьяниц и бракоделов.

  Затем наступили другие времена, стране однажды совершенно неожиданно для нее сказали, что теперь гласность и можно писать что угодно и о чем угодно. Как после грибного дождя стали обильно появляться независимые газеты и журналы. Дмитрий понял, что пришло его время, сейчас или никогда. Он стал присматриваться к новым изданиям, это был невероятно пестрый мир, выплеснувшийся на читателя после того, как ослабел и наконец совсем сломался красный карандаш цензора. Вскоре его привлекла внимание "Национальная газета", она была острая и в тоже время взвешенная, здесь пересекались самые полярные точки зрения. В ней чувствовалась солидность и основательность, она старалась не только освящать события, не только их анализировать, но и заглядывать вперед. Это был подлинный орган интеллигенции, говоривший ее языком и от ее имени. Однако попасть в штат оказалось не так-то просто, все места под демократическим солнцем редакции оказались занятыми. Он начал сотрудничать, писал статьи, бегал на пресс-конференции, выполнял любую черновую работу, в общем, вживался в коллектив. И постепенно стал своим. А когда освободилось место, ему предложили занять его.

  Однако вскоре он обнаружил, что новый его статус не так уж сильно изменил его положение в обществе; зарплата была невысокой, так как главный редактор, храня чистоту и непогрешимость своего издания, отклонял все предложение о финансовом покровительстве богатых мира сего. Не спешила на свидание с ним и слава; хотя его статьи регулярно хвалили на летучках, в целом они не слишком выделялись из того гигантского потока, что ежедневно выплескивался на читателя из тысяч газетных киосков по всей стране.

  И вот его заметили. Правда, насколько он понимал обстановку, подобным образом уже заметили немалое число его коллег; он знал, что некоторые работники редакции работают на коммерческие фирмы. Причем, этот факт такого сотрудничество выявлялся без большого труда; когда они начинали свою работу в газете, то выглядели едва ли не нищими и оборванными, а через некоторое время переодевались в добротную одежду, а кое-кто даже разъезжал в собственном автомобиле. Пару раз он задумывался о том, как будет вести себя, если и ему однажды сделают такое предложение. Но никакого конкретного решения он так и не смог принять и оставлял решение этого вопроса до того момента, когда оно последует.

  И вот это событие произошло, очередь в магазине, где продаются журналисты, дошла и до него. Впервые в жизни у него появляется шанс ослабить на своей шее петлю бедности, зажить как нормальный человек. Но каждый поступок имеет свою цену и не только в рублях, долларах или в другой валюте. Если он примет предложение, он теряет возможность называться независимым честным человеком. А ведь для него это не просто слова, до сих пор эти понятия поддерживали его, в какой-то мере помогали справляться с жизненными невзгодами, придавали нищете, в которой он пребывал, хоть какой-то осмысленный вид. Теперь же он должен обменять одни нетленные ценности на другие тленные, но гораздо более осязаемые. Эквивалентен ли обмен, вот в чем вопрос? Вряд ли сейчас он способен дать на него ответ. С кем-нибудь посоветоваться? С Валентиной? Но он не сомневается, что она ему скажет, у нее сомнений не будет, это выгодное предложение и надо хвататься за него, как за вожжи, обеими руками. Тем более этого требуют интересы семьи, а они, как известны, священны. Ну а моральный выбор, утрата самоидентификации? Вряд ли это ее может особенно взволновать, у него нет даже уверенности, что оно до конца поймет, о чем идет речь.

  Он должен переговорить с Леной. Как жаль, что сейчас они как бы пребывают в очередной ссоре. Хотя с другой стороны это может быть и к лучшему, есть решения, которые необходимо принимать самому, без чьей-либо подсказке и совета.

  А впрочем, о чем он думает, о чем размышляет, ведь то, чем он сейчас занимается, - это ни что иное, как лукавство с самим собой. Он хочет успокоить свою совесть, вот и подбирает приемлемый для нее анестезирующий препарат. на самом деле он уже принял решение, более того, фактически он начал свое сотрудничество с Лоевым, остается обговорить   только ряд конкретных условий, что скорей всего и будет сделано при следующей встречи.

  Эта встреча состоялась уже на следующий день. Лоев позвонил ему домой и попросил подъехать. Эти ребята не любят, кажется, терять ни минуту, не без восхищения и одновременно не без ехидства подумал Дмитрий.

  Он снова сидел в черном кожаном кресле в кабинете Лоев; в углу беззвучно работал телевизор, стоящая перед ним на столе чашечка с кофе дышала ему своим ароматом прямо в лицо.

  - Мне бы хотелось, прежде чем мы начнем наше сотрудничество, - говорил Дмитрий, - обговорить несколько условий.

  - Что ж, давайте обговорим, - улыбнулся Лоев. - Вы абсолютно правы в том, что всегда необходимо это сделать заранее, дабы потом не возникали бы дополнительные трудности.

  - Понимаете, я журналист не только по роду своих занятий, но и по складу мышления, характера. Для меня понятие журналистской этики, в отличии от некоторых моих коллег - не абстракция. Я знаю, что многие считают журналистику второй древнейшей профессии и, к сожалению, немало тех, кто охотно подтверждает этот тезис, так как готовы за плату писать что угодно. Но я не собираюсь входить в эту когорту. Я понимаю, что придется писать заказные статьи, но мне бы хотелось сразу, чтобы между нами была бы ясность : если такой материал противоречит моим убеждениям, то я бы желал иметь право отказаться от этой работы. Мне кажется, что для таких дел я не самый удачный партнер, так как по натуре я человек достаточно щепетильный. Поэтому может вам стоит подумать и найти на мое место кого-нибудь другого.

  - Я понимаю вас, - сказал Лоев, - но никто не собирается вам навязывать темы, которые неприемлемы для вас. Никто не приобретает вас в собственность, вы свободный человек и остаетесь им. Речь идет исключительно о взаимовыгодном деловом сотрудничестве. Знаете, все разговоры о том, что банки хотят скупить всю прессу, у меня всегда вызывают только улыбку. Во-первых, в наших условиях - это всегда крайне невыгодное размещение капиталов, а во-вторых, никто так не заинтересован в свободе прессы, как банкиры. Да не будь вас нас бы давно задавила вся эта свора чиновников, политиков, рэкетиров. Иногда мне кажется, что мы находимся на острове ненависти, все хотят заполучить наши деньги, но при этом мечтают всадить нам нож в спину. А с другой стороны знаете, какая сейчас самая большая ошибка- это пустить на свободу целиком на самотек, оставить газеты, журналистов без своей поддержки. Вот тогда воцарится настоящая продажность; чтобы выжить, пресса начнет служить буквально любому, кто согласится ее финансировать. Скажите, я не прав?

  - В ваших словах есть свой резон.

  - Деньги должны объединяться с интеллектом, с мозгами. Только тогда в этой злополучной стране что-то, наконец, сдвинется с места. Хотите сделаю признание: я вынужден часами просматривать газеты. но меня интересует не то, что они пишут - мне все и без них известно - меня интересуют те, кто пишет. Я ищу людей способных размышлять, способных усваивать и пропагандировать новые идеи. И когда я познакомился с вашими статьями, то сразу понял - это тот человек, который мне нужен.

  Лоев откинулся на спинку кресла, словно давая знак о том, что закончил свое выступление и теперь черед говорить его собеседнику.

  - Я думаю, вы в целом правы, - сделал Дмитрий акцент на слове в целом, - свобода слова действительно нуждается в поддержке. И я готов к сотрудничеству.

  - Вот и замечательно. Так как мы с вами люди деловые, то нам необходимо выполнить некоторые формальности. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы скрепим наши неформальные отношения формальным договором. - Лоев поднялся со своего места, взял со стола листок бумаги и протянул его Дмитрию.

  Договор был типовой, он педантично перечислял взаимные обязательства подписавших его сторон. Но Дмитрия интересовало совсем другое - небрежно проставленная от руки цифра. Чтобы проверить, что эта не галлюцинацию, ему несколько раз пришлось посмотреть на сумму. И только после этого, наконец, до него дошло, что он вполне может верить своим глазам, хотя та цифру, что он увидел ими, как минимум в несколько раз превосходила его самые смелые ожидания. Мгновенно вспотевшей ладонью он поставил свой автограф на документе.

  - Рад, что мы с вами поняли друг друга, - проговорил Лоев, пряча договор в сейф. - Что касается оплаты, то она будет исчисляться с сегодняшнего дня. - Он подошел к Дмитрию, протянул ему руку. - И вот еще что, не надо говорить никому о наших отношениях.

  - Конечно, я вас понимаю, - сказал Дмитрий, прежде чем покинуть кабинет.