Скажи, за что?

Глава 2.

Направляясь на это собрание, Цзян Чэн четко ставил цель, отвоевать, если нужно даже с боем, эти земли. Торговцы, которые устали соседствовать с лесом, кишащим различными тварями, уже неделю оккупировали Пристань Лотоса. От слишком громкого гомона, превращающегося в огромного жужжащего насекомого над ухом, раздражение лишь усиливалось. у***ь надоедливое создание было невозможно — нужно было решать вопрос.

Вот только планам не суждено было воплотиться в жизнь. Мысли, стремительным потоком, уносились все дальше и дальше от Башни Кои. Вэй Усянь одно лишь имя, въевшееся под самую кожу, вызывало бурю противоречивых эмоций. Тоску и радость, скорбь и нежность, ненависть и счастье. Его кидало из стороны в сторону, словно беспризорную лодку, попавшую в немилость богам воды. Он сам порой не мог понять, что собственно чувствует к собственному шисюну, а что заставляет себя чувствовать.

Он старался не вспоминать о его смерти. Гнал от себя мрачные думы, занимаясь делами ордена или воспитывая А-Лина. Гуанъяо оказался на удивление безалаберной нянькой любимого племянника. Как только управляется с целым орденом. Откупаясь различными подарками и прикрываясь кучей нерешенных дел, он постоянно отдавал малыша на его попечение. Будто на плечах Цзян Чэна не держался целый орден. Но, если говорить откровенно, это помогало держаться. Счастливые улыбки маленького А-Лина могли растопить даже самое черствое сердце.

Мысли об Усяне были не частым гостем, но когда приходили, не могли оставить равнодушным. Вот и сейчас, воспоминание о коротком миге, когда он увидел его, будто живого, стоящего на краю лодки, сворачивалось в тянущую тоску в груди. Фигура, возникшая на доли секунды перед его взором, растворилась, стоило Вэй Ину кинуть на него задумчивый взгляд. Края ярко красной ленты контрастом били по восприятию, заставляя поверить в реальность ведения.

Захотелось подбежать и сжать в объятьях, выговаривая про то, как он ненавидит его. За смерть Яньли, за сироту А-Лина, за то, что посмел предать и оставить его одного. Проехаться пару раз кулаком, даже не используя духовную силу, чтобы почувствовать, как сминается нежная кожа на скуле, как капли крови выступают из, разбитой от удара, губы. Словить напряженный взгляд, и понять, что в ответ бить не будут. Знает, заслужил. Ведь всех причин для ненависти не перечислить. Если только целенаправленно не выделить под это пергамент, записывая каждую. Еще пару таких видений и это перестанет казаться дурацкой затеей.

— Глава ордена Цзян, вы согласны? — Настойчивый, громкий голос, проникает в сознание, вытаскивая из собственных мыслей.

Цзян Чэн постепенно осознает, где находится, и привычная высокомерная маска возвращается на лицо. От обилия золотого возникает неприятная резь в глазах, переходящая в головную боль. Все взоры присутствующих, обращены в его сторону, ожидая ответа.

Бесят. Все и каждый по отдельности. Участливо-заботливый взгляд Лань Сичэня, который кажется немного напряженным, но привычная мягкая улыбка, скрашивает этот момент; пристальный взгляд Не Хуайсана, прячущейся за очередным, искусно расписанным, веером, но ощущающийся на коже, вызывая желание скрыться; внимательный взгляд, Цзинь Гуанъяо, который жжет как тавро, проникая в самую душу. Раздражение достигает своей точки кипения, когда он сталкивается взглядом с Ванцзи. Он сверлит открыто неприязненным взглядом, будто Второму Нефриту претит один лишь его вид.

— Нет, категорически не согласен.

Возмущенный галдеж вмиг обрушивается ледяным водопадом, усиливая головную боль. Почему он просто не мог встать и выйти? Ах, да, конечно. Правила приличия, выдуманные неизвестно кем и когда, не давали этого сделать. Гребанные рамки хотелось разрубить одним ударом Саньду.

— Позвольте спросить, отчего же вы так категоричны? — Глава клана Яо вскакивает на ноги, крылья носа возмущенно трепещут, глаза полны гнева и упрямой решимости.

— Глава клана Цзян, — мягко начинает Верховный заклинатель, в надежде сгладить назревающий конфликт. Голос сладкий как патока, перекатывается, обволакивая спокойствием, погружая в приятную расслабленность. — Думаю, можно пополам поделить эти земли. Это довольно большая территория, не стоит конфликтовать на пустом месте.

— Две третьих части земель принадлежит ордену Юньмэн Цзян и никак иначе это делиться не будет. — Грубый тон, который Цзян Чэн использует намеренно, уже должен отбить желание спорщиков на конструктивные возражения.

От нахальства малоизвестного клана посмевшего поставить свои интересы превыше его, Ваньинь чувствует, как тошнота подкатывает к горлу. На скулах начинают ходить желваки, от сильно стиснутых зубов. Прислушайся и можно услышать их скрип.

— Успокойся. — Знакомый до боли голос, раздается над его ухом, отчего Цзян Чэн неконтролируемо вздрагивает всем телом.

Голосовые галлюцинации это не просто тревожный звоночек, это уже целый колокол, сигнализирующий о необходимости срочного вмешательства извне. Судорожно оглянувшись по сторонам, он ожидаемо никого не видит, кроме недоуменно нахмуренных соседей.

Вэй Усянь мертв. Не может же он превратиться в злобного призрака, чтобы вечно следовать за ним. На спине выступает холодный пот. Привычный коктейль, состоящий из злости и скорби поднимается к груди, обжигая внутренности.

Нет.

Эта теория не подтверждается хотя бы из-за того, что Усянь не причинил ему никакого вреда своим появлением. Это просто видения от слишком сильного эмоционального перенапряжения. Если он сможет отпустить ненависть и обиду, тлеющую глубоко внутри, то все прекратится.

Глава клана Яо недовольно сжимает губы в тонкую полоску, но не протестует, опускаясь на место. Пиала с вином, звякает о деревянную поверхность, когда он опрокидывает в себя терпкий напиток.

Громкий звук, выдергивает Цзян Чэна в реальный мир. Сердце бухает в ушах, мешая сосредоточиться на словах, вежливо улыбающегося Гуанъяо. Верховный заклинатель заливается соловьем, счастливый, что хоть одно собрание глав орденов прошло без значительных происшествий.

Не обращая внимания на осуждающие взгляды, сверлящие его спину, Цзян Чэн быстрым шагом направляется прочь из Башни Кои. Он сходит с ума.

Ваньинь прекрасно понимал, что жить прошлым, переживая трагические события вновь и вновь, грозит последствиями, куда страшнее нервного срыва. Но… По-другому напоминать себе, что он ненавидит Вэй Усяня, не удавалось. Скорбь не только по сестре, но и по чертовому шисюну заполняла до краев, перекрывая пустоту в груди.

— Дядя! — Счастливый оклик, заставил зрение сфокусироваться.

Сам того не осознавая, он добрался до садов Ланьлина. Приторный запах пионов ударил по голове, заполняя легкие. От терпкого ощущения на языке, Ваньинь поморщился. Море прекрасных цветов окружало со всех сторон, погружая в свои разноцветные объятья.

Цзинь Лин тянул к нему свои пухлые ручки, улыбаясь во весь рот. Заклинательница, державшая на руках его племянника, опустила взгляд, чуть склонив голову.

— Глава ордена Цзян.

Необъятное ощущение счастья позволило попасть в свои объятья, ласково привечая. Черты лица разгладились, делая выражение более мягким и дружелюбным. А-Лин лишь еще сильнее обрадовался, попав в родные руки. Дернув края фиолетовой ленты, он едва не сдернул ее с аккуратного пучка, принося ощутимый дискомфорт.

Единственный ради кого он еще не опустил руки. Ради кого продолжал бороться. Страшно было подумать, что было, если бы не существовало этого маленького солнышка. Различая знакомые черты лица Яньли, он ощущал, как что-то сжималось внутри. Грусть, ставшая его постоянной спутницей, прижималась сильнее, впаиваясь в кожу, мечтая проникнуть глубже, в самое нутро.

— А-Лин, на кого ты похож, — мягко пожурил его Цзян Чэн, ласково потрепав племянника по растрепанным волосам, отгоняя ненужные мысли. Мягкие пряди легко скользили в пальцах, послушно собираясь в высокий хвост.

Усадив племянника на колени, он выпутал красную ленту, уже совсем сползшую к самым кончикам. Погода унялась, из-за плотного одеяла туч показались проворные лучи, слепя своей яркостью. Ощущая приятное тепло, Цзян Чен потянул края ленты, оставляя аккуратный бантик на собранных волосах.

— Красивая лента, — раздалось совсем тихо, будто в надежде, что слова не достигнут ушей адресата.

Подняв взгляд, Цзян Чэн почувствовал, как каменеет. Вэй Усянь стоял прямо напротив него, уголки губ подрагивали, то поднимаясь, то опускаясь. Привычное черное ханьфу, облегало натренированное тело, подчеркивая каждую мышцу.