Овсянка

6. Полина

Никита почти довез меня до моей съемной квартиры, когда мне позвонил папа.

 – Дочь, завтра придут из опеки, будь,  пожалуйста, дома, – попросил он.

  Тогда я попросила Никиту отвезти меня «домой».

  Я не жила с отцом. Почти. После интерната папа отправил меня учиться в Лондон. Там я освоила ударную установку и живопись. Это было мое собственное решение. Папа спросил, кем я хочу стать и дал мне неделю на размышление.  

  Я наблюдала за ним. В то время он был самым загадочным персонажем в моей жизни. Мне нравилось то, как он управляет людьми. Кого-то топит, а кого-то возносит на пьедестал. 

  Тогда еще я не относилась к папе, как к своему отцу, я и сейчас пока не относилась. Моя любовь к нему проснется гораздо позже, когда я пойму, что такое быть дочерью. А пока мне просто нравилось смотреть, как самый главный мужик в моей жизни,  зажигает звезды или их гасит.

  Власть над людскими судьбами! Вот что нашло отклик в моей недетской душе 13-летней девочки. Воспитание системы наложило на меня своеобразный отпечаток. Будь, как все, ешь, что дали, читай, что велят. Я подчинялась, как и большинство детей, но действовать и быть хотелось в точности до наоборот. Повторить участь тех, кто открыто сопротивлялся системе мне не хотелось. Такие подростки покидали интернат продолжая свой путь в психушке или колонии для несовершеннолетних.  

  С отцом я обрела не только свободу мыслей, но и свободу выбора, свободу действий. Когда папа привел меня магазин одежды и разрешил купить все, что мне нравится, я впервые расплакалась у него на глазах. С папой слово "можно" обрело жизнь. Теперь для меня это был не пустой звук, не тайное желание, а надежда на будущее, мое собственное будущее, будущее, которое я сама себе выберу. Обычная толстовка с капюшоном вселила в маленькую девочку уверенность в том, что ей может принадлежать весь мир, а не только вся одежда из этого бутика.  

Я попросила папу провести со мной всю эту неделю. Все 7 дней мы были неразлучны ни на минуту. Я таскалась с ним повсюду: съемки, кастинги, прослушивания, заключение контактов  разрывание их же.

  Папа как будто догадался, что я хочу владеть людьми, и решать, что они будут делать дальше,   то есть подражать ему, поэтому он не щадил мою детскую психику.  В моем присутствии он все 7 дней вел себя, как обычно, а может быть даже и жестче.

   Одной рукой он гладил артистов, а другой душил.

   Это было потрясающе!

  Особенно мне запомнилась одна певица Настя Ким. Красивая блондинка лет тридцати, достаточно известная. Я тоже, достаточно часто,  видела ее по телевизору, даже, наверное, чаще, чем отца.

  В тот день папа почему-то решил с ней расстаться, как с артисткой. Я сидела на стульчике подле него, такого грозного, но в то же время спокойного, собранного и важного, и смотрела, как плачет эта Настя.

  Она умоляла папу дать ей шанс, не прогонять ее, но он был непреклонен. Странное дело, но мне совсем не было жаль эту женщину. Я не могла объяснить почему.  Мне только хотелось, чтобы она поскорее перестала тут хлюпать, и оставила нас с папой наедине. Настя была какая-то чересчур возбужденная, неадекватная и фальшивая.

 – Это все из-за тебя, тварь! – бросила она мне на прощание и ушла с высоко задранным носом.

 Я охуела, нет, тогда я не знала такого слова, точнее не употребляла его в своем лексиконе, поэтому сильно удивилась и посмотрела на папу. Мне хотелось расплакаться, нет разреветься, хотя я весьма редко это делала,  но добрые папины глаза привели меня в чувство.

 – Полечка, ты запомнила эту суку? – спросил ошарашенную меня папа. Его голос меня успокоил. Он и сейчас меня успокаивал, даже когда я слышала его из телефонной трубки. Я кивнула головой. – Никогда с ней не разговаривай! Обходи эту женщину за три километра!  Встретишь ее на улице - перейди на другую сторону, только не дай ей с тобой заговорить! Ты меня поняла?

 Я кивнула еще раз. Да пофиг, что это за баба, раз папа сказал, значит так надо делать. Тем более, что я о ней забыла уже через пять минут, потому что в кабинет к отцу пришел сам Никита Болтов.

 Тут я и посыпалась. Я еще тогда не понимала, что такое сексуальное возбуждение, но именно его я впервые почувствовала, увидев парня вживую. Мои «фигушки», которые были у меня вместо груди, напряглись, а межу ног сладко заныло и промокло, так что стало даже неловко, вдруг папа догадается? А вдруг Никита?

  Потом я быстро врубилась, что не я последний человек в папином кабинете, а Болт, и расслабилась. Я разглядывала парня уже без опаски. Тогда он еще не носил бороду, но уже был здоровым и крепким. Он волновал меня своим присутствием до обморока.

  Никита жаловался отцу, что их новый барабанщик ни к черту, и просил перенести съемки нового клипа, потому что его новая татуха еще не зажила, а ему там нужно раздеваться по сценарию.

  Болтов ушел, а мой щенячий восторг перед ним только усилился.

  Это Никита неосознанно повлиял на выбор моего музыкального инструмента. 

  Когда пришло время, папа спросил снова, чем я хочу заниматься, когда вырасту. Я, не колеблясь, без тени сомнения, ответила, что хочу продолжить его дело – продюсирование. Папа только усмехнулся, а уже через пять минут мы выбирали для меня самый лучший колледж. Почему-то в России таковые он даже и не искал.  Тогда я не понимала, что он хочет сбагрить меня подальше, но не от себя самого, как от отца, а от тех, кто хочет нас с ним разлучить. Эти «те» были одним человеком, но даже мой крутой отец боялся его.     

   Папа посоветовал для начала освоить мне какой-нибудь музыкальный инструмент, чтобы быть на одной волне с музыкантами. В интернате я, от нечего делать, научилась играть на гитаре. Не то, чтобы супер, но 10 песен, от которых тошнит,  играла сносно. О! Вы все знаете эти песни. Список прост: «Восьмиклассница» Цоя, «Крылья» Наутилусов, «Владимирский Централ» Круга. И так далее, и тому подобное.

   Сам папа был пиздецки одарен. Он играл почти на всех инструментах и обладал потрясающим баритоном. Я дышать переставала, когда он бал в руки гитару или укулеле. А вот мне Бог дал только слух и чувство ритма. Я очень редко пользовалась метрономом, играла на слух, но петь не умела совершенно.   

 На том мы с отцом и порешили. Я отучилась три года в Лондоне, по пути освоив инглиш и рисование, и вернулась, чтобы дальше впитывать науку манипуляцией людьми, встречаться с Никитой Болтовым и искать свой собственный путь в жизни.

 В 16 лет.