Горячие губы Гурьянова обжигали своей страстью. Вначале он ласкал меня только ими, но затем попытался скользнуть в мой рот языком, влажно касаясь им. Во мне же тяжелой волной поднимался гнев. Вначале игнорит меня, а теперь целоваться лезет. Вполне возможно, что и на что-то бОльшее надеется.
Только такая мысль пронеслась в моей голове, как стало противно, будто слизняк прилип к моим губам, а не симпатичный мужчина.
- Ты такая сладкая, - шептал Гурьянов, иногда отрываясь от насилия над моим ртом, - так давно хотел тебя поцеловать, да хотя бы просто прикоснуться. - Казалось, что он не замечает того, что я не отвечаю, а просто терплю.
Чем дольше это продолжалось, тем противнее мне становилось. «Мерзкие, мерзкие, мерзкие мужики, что же вам неймется? Только и умеете, что брать силой!», - бил
