Дочка в рассрочку

Часть 1

В жизни Анастасии Ивановны Мировой было много ошибок. Первую она совершила, просто появившись на свет в глухой деревушке Кущино, скрытой от цивилизации лесами Сибири. До ближайшего города от неё было более двухсот километров по ухабистым дорогам сурового края. Именно там обосновались староверы, решившие покинуть жизнь, им чуждую. Решение это наложило отпечаток не столько на них, но на их детей уж точно, как на ту же Анастасию Ивановну. 

Вторая ошибка не заставила себя долго ждать, и, в возрасте пятнадцати лет, под строгими взглядами родителей, она пошла под венец с сыном местного конюха, Петром. Если бы в тот поистине судьбоносный момент она знала, что ей придётся испытать в этом браке, предпочла скорее утопиться в ближайшей речке, нежели связать себя узами. 

Муж молоденькую девушку совсем не жалел. По примеру своей матери и многочисленных сестёр посылал её на работы в поле, стоило сойти только зимним заморозкам, оставлял на неё всё домашнее хозяйство от наносить воды до заштопать тканные её же нежными руками рубахи, даже когда юная жена оказалась на сносях - без лишних упреков своей совести сослал её с остальными женщинами на сбор дикого мёда. Там же, в лесу, под жужжанье тысяч пчёл она и произвела на свет их ребёнка. 

Третья ошибка, по мнению самой Анастасии Ивановны, таковой и не считалась, ведь изменила жизнь провинциалки к лучшему. Едва родив, она, поняв, что дальше так и будет конвейером никому не нужных детей, да бесплатной рабочей силы, собрала свои скромные пожитки, взяла краюху хлеба, и, как была, в лаптях, без документов и денег, отправилась в далекий путь, оставляя за собой строгих родителей, начавшего пить втихомолку мужа и ребёнка, девочку, так рано сделавшей Настю маленькой женщиной.

Путь до Новосибирска казался девушке бесконечным, выматывающим и тяжелым. Таким тяжёлым, что часто она хотела остановиться, забыть думать о свободе и вернуться. Да пусть бы даже медведи под ближайшим кустом загрызли, лишь бы ноги так не болели и желудок, отчаянно просящий есть, замолчал. 

В большом городе её никто не ждал. Бог ли действительно существовал или Анастасия уже отстрадала своё, но люди не отвергли, нет, наоборот, помогли ей, отправив вначале в ближайший полицейский участок с сердобольной кондукторшей-толстушкой в трамвае, лишь улыбнувшейся понимающе ей, а затем накормив в участке. Приют для бездомных дал ей койку в общей женской комнате, пусть и рядом с пятнадцатью другими несчастными, накормил и показал, что такое душ. Именно тогда Настя поняла, что мир совсем другой, чем говорили родители. А новенькие документы, полученные ею через месяц, лишь сильнее убедили её в том, что жизненный путь только начинается, что она ещё столько не успела сделать.

Голова у девушки была на плечах, и, послушав советы знающих людей, она пошла учиться в школу-интернат, в которой город выделил ей место. Так Анастасия начала свой путь к независимости от милости других. Жизнь в поселении староверов наложила на знания беглянки отпечаток, и в школе она оказалась самой великовозрастной ученицей. Слыханное ли дело - шестнадцатилетняя в третьем классе, рядом с детьми, играющими в куклы, пускающих бумажные самолетики в открытые окна класса и пишущих неприличные слова на доске просто для того, чтобы позлить их классного руководителя, Георгия Павловича Иванова.

Учиться Насте нравилось больше, чем заниматься чем бы то ни было. Едва научившись читать быстро, а не по слогам, чего считали достаточным для женщины в селении, как она с удовольствием окунулась в выдуманные миры детских сказок. Чтение не пропало даром, и одна фраза Маленького Принца Экзюпери оказала на неё сильное влияние: «Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, — этого довольно: смотришь на небо — и ты счастлив. И говоришь себе: «Где-то там живет мой цветок…». Именно тогда юная мечтательница решила стать таким цветком, единственным для кого-то, пусть даже если для себя самой.

Учителя нарадоваться не могли на успехи ученицы, решившей грызть гранит науки так, что, казалось бы, можно было слышать, как крошатся её зубы на особо трудных темах в математике, никак не желающей раскрыть тайны интегралов, или географии с бесконечными реками и лесами, напоминавшими девушке об оставленной жизни и, что главное, ребёнке. Но над ней дамокловым мечом нависла неизвестность после выпуска, если она не сможет поступить хотя бы в колледж, поэтому семимильными шагами Анастасия Ивановна приближалась к аттестату, хоть и не отличному, но и не самому плохому.

Конечно, жизнь в интернате не была сказкой. Скромную, но умную девушку пытались вечные жители этой школы вначале сломить, а затем и просто в свою компанию завлечь, только ей это не было нужно, посему часто красовалась перед зеркалом впечатляющими синяками, по цвету очень похожими на спелые сливы из родительского сада. Однажды одна из особенно ярых противниц, Яна Печкина, слегка косоглазая, но от этого совсем не страдающая, даже рассекла губу Насти, зазевавшейся во время потасовки и поймавшей лицом пряжку тяжелого ремня, главной функцией которого до этого момента было только держать линялые джинсы на тощей заднице интернатовки.

 - Как же так, Настюш, - сетовал в медпункте Георгий Павлович, любимый классный руководитель,  глядя влажными от слез глазами на то, как накладывают швы. - Что же вы не поделили? Мальчика?

А что могла ответить она? Ничего. Оставалось только терпеть грубые руки медсестры и сглатывать слюну, холодную от анестетика. Останется шрам - ну и пусть, значит, заслужила его по собственной глупости.

Так и повелось: Настя училась, защищалась, выгрызала себе дорогу в жизни, пока не получила документ о первом своём образовании. Покидать интернат, а, главное, Георгия Павловича, ей совсем не хотелось, но она понимала всю необходимость этого. Так что, когда ей исполнилось двадцать лет, старше других выпускниц, она наконец сделала шаг навстречу своему будущему, оставив позади учебное заведение.

Какое-то время её изрядно побросало по неприятностям: опоздав с подачей документов в колледж, она решила устроиться на работу в ближайшем кафе, сняв крошечную комнату, скорее каморку, насквозь пропахшую крысами и перегаром, рядом с ним. Но управляющий обвинил в воровстве и выставил за дверь. Наивно доверилась хозяйке той самой квартиры и оказалась изнасилованной в «счёт уплаты долга». Многое произошло, но в конце концов, на двадцать втором году жизни, Анастасия Ивановна поступила на первый курс местного университета, решив, что ради лучшей жизни можно разок раздвинуть ноги перед потным деканом.

Учеба, работа, общежитие - бесконечный круг, повторявшийся вновь и вновь, иногда сводил Анастасию с ума, но затем она осознала, что всё иначе, чем видится. Пусть и не самый большой, но город, пропахшая всеми человеческими запахами общага - дом с душем и туалетом. Учеба, а не труд на полях в любую погоду и воспроизведение потомства. Оставалось только терпеть назойливые завлекания декана в его кабинет «по очень важному вопросу», да поменьше о себе распространяться.

Выпускной из университета, давшего ей столь много, прошёл для Насти тихо. Друзей она так и не завела, как и не научилась пить алкоголь. "Это к лучшему", - думала девушка, глядя на своих пьяных одногруппниц, похожих в тот момент не на прилежных учениц, пришедших получать знания, а скорее на шалав из неблагополучных семей. С мужчинами у неё тоже не складывалось. Привыкшая вначале к строгому отцу, а затем и жестокому мужу, вынужденная держаться за место в университете, подставляясь местному светилу науки, у неё не было особого желания ещё и отношения заводить.

Единственное, ей казалось правильным, что дочь она сюда не потащила, обрекая её на холодные казенные стены и рацион, состоящий из картошки, макарон и дешевых соевых сосисок местного производства. Удивительно, что за эти годы буквально прозябания в нищете, девушка своей красоты не растеряла, наоборот, расцвела, как цветок, попавший в тепличные условия. Так что в поистине самостоятельную жизнь она выпорхнула с дипломом и симпатичной мордашкой и сразу же нашла работу в отделе кадров одной из фирм, занимавшейся поставкой знаменитых сибирских металлов за рубеж.

Так, в постоянной работе, Анастасия Ивановна и завертелась. К тридцати пяти годам она сменила три компании, поднялась по карьерной лестнице до одного из партнеров, взяв кредит, чтобы оплатить членский взнос, заматерела, что иногда и мужчины её гнева боялись, переехала в Москву и смогла удачно выйти замуж за местного магната, Мирова Владимира Игоревича, и чувствовала себя вполне счастливой, состоявшей женщиной, впрочем, позабыв о том, что где-то там, в российской глубинке живет её дочь.

И теперь эта ошибка, ребёнок, снова всплыла в её жизни.

Владимир вызвал Настю для разговора в свой рабочий кабинет, что бывало, если он хотел показать всю серьезность ситуации. Она вошла в комнату, отделанную темным деревом, и сразу встретилась своими глазами с пронизывающим её буквально насквозь взглядом мужа. Тот сидел в своем кресле, отделанном темной кожей, согревал в руках бокал виски.

Молчание затягивалось. Мужчина постукивал пальцами по столешнице, и это ещё сильнее нервировало женщину. Наконец он заговорил:

— Знаешь, мы ведь никогда не обсуждали тему детей, — указал ей рукой на стул перед собой.— Ты была молода, я занят своей работой не меньше твоего, но теперь пришло время.

Стул без мягкой обивки и спинки вынуждал сидеть Настю прямо, будто проглотила спицу, потому чувствовала она себя допрашиваемым арестантом, но уж точно не любимой женой. Владимир всегда был таким: властным, строгим, прямым и не терпящим возражений. Поэтому она его когда-то и полюбила, ей нужен был мужчина, способный своей твёрдой рукой направлять женщину, одергивать в случае чего и не позволять расслабляться.

— Мне нужен ребёнок, — его слова прозвучали громко, как выстрел в ночной тишине, и оказались неожиданными.

— Мы ведь с тобой не планировали никогда, — ответила Анастасия Ивановна и тут же осеклась — в их доме все решения принимал её муж.— То есть, я понимаю твоё желание, но не думаешь же ты, что я не четвёртом десятке лет буду рожать?

— Милая,— вроде и ласково сказал, но в голосе только сталь, — если ты так думаешь, то, возможно, тебе пора вернуться к девичьей фамилии? — Посмотрел выжидательно, заранее зная, что она не посмеет его оставить.— Разве ты готова оставить этот дом, свой бизнес? Помни об условиях брачного контракта.

Может, она и хотела бы забыть об этой бумажке, омрачившей день её долгожданной свадьбы, но не получалось. Тогда, почти почти семь лет назад, она поклялась сама себе, что брачный контракт Владимир просит, чтобы она не ушла от него, потому что любил. Теперь же она поняла, что документ был нужен для манипуляции. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Кроме одной глупой новосибирской овечки, не сумевшей поумнеть за годы жизни с этим человеком.

— Мне обязательно рожать? — Решила уточнить она, — сейчас очень развито суррогатное материнство.

— Нет, ребёнок должен нести гены Мировых,— никаких компромиссов муж не приемлет. - Обоих. Это важно не столько для меня, сколько для бизнеса. Меньше поползновений. 

И в этот момент Анастасия Ивановна совершила самую большую ошибку  в своей жизни. Она сказала о давно забытой даже ею дочерью.