Или или

25

Хотя Дубровин жил с дочерью сначала в одной квартире, теперь   в одном доме, однако общались они мало, редко и недолго. Такие отношения возникли у них лет семь или восемь назад – точно он не помнил.  Причем, если память его не подводила, то это произошло крайне резко. До этого Наташа не чаяла души в отце, да  и он любил и гордился не по годам умной и эрудированной девочкой. И даже строил об ее будущем различные радужные планы. Почему-то  в нем жила уверенность, что она прославит их семью. Эта уверенность полностью не исчезла до сих пор, хотя и была сильно поколеблена.

Все произошло неожиданно и без какой-то внешней причины. В  один день все резко переменилось. Наташа перестала общаться  с отцом, точнее, общалась исключительно по мере необходимости. И в крайне сухой манере. Дубровин ничего не понимал, пытался ее расспрашивать, в чем дело. Но Наташа лишь смотрела на него исподлобья, как на врага, и твердила неизменное, что все в порядке, что у нее все хорошо. Просто ей нечего ему  сказать.

Через какое-то время он оставил попытки о чем-то допытаться, а с течением времени привык к такой форме общения с дочерью. И даже стал считать ее вполне естественной – современная молодежь, как известно, ни во что не ставит своих родителей.  Они им нужны лишь как источник средств существования. К тому же  со временем они стали более  разнообразней общаться, хотя их разговоры никогда не выходили за рамки бытовых вопросов. И чем жила Наташа, что ее беспокоило или радовало, он понятие не имел. Да, в общем, и не интересовался. Раз однажды она закрылась от него, как раковина,  так пусть  в ней и остается. Он не собирается ее оттуда извлекать.  Она сама выбрала такой образ  жизни. А он делал и будет делать для нее то, что должен делать хороший отец. 

И все же в глубине души такое отношение к нему дочери уязвляло его, он был уверен, что не заслужил его. К тому же тут скрывалась какая-то тайна. Хотя проникнуть в нее никак не удавалось. И это периодически его раздражало. Иногда ему хотелось, чтобы Наташа  однажды исчезла бы из их дома. Например, вышла бы замуж и переехала жить к мужу. Можно даже в другой город.  А еще лучше в другую страну.  И тогда та тяжесть, что давила на него  изнутри, постепенно бы рассосалась.

Дубровин внимательно смотрел на всех, кто приходил к дочери в гости, но до последнего времени не было никого, кто походил  на потенциального жениха. Правда, недавно появился один парень, Дубровин даже узнал, что зовут его Вадим.  И он стал надеяться, что тот уведет с собой Наташу. Но надежда жила недолго, он видел, как тот выходил из ее комнаты. Было заметно, как сильно он раздражен, если не взбешен. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, что только что произошло. Она отказала ему в своей милости. Значит, придется им продолжать совместное бытие.  

Когда Дубровин понял это, то неожиданно для себя испытал сильное огорчение. Есть люди, которым противопоказано совместное житие. И не важно, какие между ними существуют родственные узы, пусть даже самые   тесные. Это ничего не меняет, скорей лишь осложняет ситуацию, так как таким людям трудней разъехаться. Не случайно, что ненависть, раздоры между самыми близкими людьми  наиболее ожесточенные. И кончаются хуже всего.  

Но сейчас он хотел поговорить с дочерью. Дубровин решил, что лучше всего сделать это в ее комнате. С того момента, как  они переехали в дом, он был там только один раз – как раз в день их переезда.  И с тех пор тщательно обходил ее стороной. И теперь, когда он направлялся к Наташе, то поймал себя на том, что немного волнуется. Как она его примет? А вдруг выгонит. Такое тоже нельзя исключить.

Однако Наташа встретила отца без удивления. По крайней мере,    внешне это никак не проявилось. Она сидела в кресле, поджав ноги, и читала книгу. Прежде чем она положила ее на полку, ему удалось прочитать название. К изумлению Дубровина это была книга по философии Кьеркегора. Кажется, в этом доме происходит самое настоящее помешательство на этом человеке, невольно подумал он.

- Я тебе не помешал? – спросил  Дубровин, стоя у входа.

- Нет, проходи. Я уже почти кончила заниматься, - ответила дочь.

   Дубровин сел на стул напротив Наташи и осмотрелся. В комнате ему не понравилось, здесь было как-то некомфортно, он бы даже сказал, что для молодой девушки тут царил аскетизм.

- А у тебя приятно, - произнес он.

- Мне кажется, вполне обычно.

- Нет, приятно, - стал настаивать Дубровин, хотя для чего  это делал, он и сам  до конца не понимал.

- Да какая, в сущности, разница, папа.

- Нет, ты не права, это важно, в каких условиях живет человек. В зависимости от этого у него в значительной степени формируется мировоззрение. Но я не об этом хотел с тобой переговорить.  Вернее, я пришел к тебе с одной просьбой.

- Слушаю тебя.

- Даже не знаю, как и сказать. Ты знаешь, что мне помогает написать книгу о Кьеркегоре Виталий Молев. Мне кажется, вы даже с ним общаетесь.  

- Да, мы беседовали, - подтвердила Наташа.

- И  как он тебе показался?

- Мне кажется, что он очень талантлив. Из него выйдет великий писатель.

- Да, ты так думаешь. – Дубровин почувствовал, что уязвлен. – И почему  в этом ты уверена?

- Мне трудно тебе дать ответ. Он не такой, как другие. Он мыслит, не так, как все мы.

- А я, по-твоему, мыслю, как все? - Дубровин с напряжением ждал ответа.

- Да, как все, папа, - ответила дочь.

Сейчас не время обижаться или тем более вступать в полемику, подумал   Дубровин. Он пришел сюда не за этим.

- Может, ты и права. Но ты знаешь, я хотел бы в этом сам окончательно убедиться. Тем более, он помогает мне писать важную и сложную книгу. И мне нужно быть уверенным, что могу ему доверять. Вот я и прошу тебя мне помочь.

- Но в чем? Я не понимаю, как я могу тебе в этом помочь?

- Сейчас объясню. Однажды Молев обмолвился, что написал роман. Я  бы и хотел с ним ознакомиться.

- Так, попроси.

Дубровин негромко вздохнул.

- Видишь ли, в чем тут дело, когда он это мне говорил, то с явным намеком, чтобы я помог его где-то издать. Каюсь, мне тогда не хотелось этим заниматься. В общем, я поступил не очень красиво. И мне теперь неудобно его просить  дать почитать. К тому же я по-прежнему не хочу способствовать изданию его творения. По крайней мере,    пока не увижу, что это стоит того. А он может обидеться, что повлияет на нашу совместную работу. Как видишь, дело деликатное. Ты поможешь?

Несколько мгновений дочь напряженно о чем-то думала. И Дубровин даже близко не представлял, по какому руслу бегут ее мысли.

- Хорошо, если получится, я сделаю это.

- Вот спасибо, - искренне обрадовался Дубровин. - Не буду больше тебе мешать. – Он направился к выходу. Внезапно остановился. - Мне кажется, ты читала о Кьеркегоре. Тебя интересует этот философ?

- Да, папа. Он открывает глаза на многое. Начинаешь думать и видеть по-другому.

- Ты полагаешь. Как-нибудь мы можем поговорить о нем.

- Я пока не готова. Но если ты хочешь…

- Полагаю, это будет полезный разговор. Еще раз спасибо. – Он вышел.