Или или

17

 Наташа внимательно наблюдала за Молевым. Она стояла у окна, прикрывшись занавеской, чтобы ее не заметили, и смотрела со своего второго этажа на мужчину.  Он сидел возле бассейна и глядел  на воду.

Ей очень нравилось, как он сидит. Раньше она никогда не обращала внимания на этот момент, сидит человек, ну и сидит, какая разница. А сейчас  она внезапно прозрела,  что в том, как он это делает, кроется нечто невероятно притягательное. И Наташа вдруг поняла, что способна  любоваться этим зрелищем сколь угодно долго.

Она сама до конца не понимала, что же ее так привлекало. И лишь постепенно что-то стало проясняться. Молев действительно сидел как-то  по-особенному, его стройное тело с длинными тонкими ногами казалось таким легким, даже невесомым, что возникло ощущение, что оно парило над землей. И одновременно в этом теле ощущалась  непривычная свобода, не связанность с окружающим пространством. Именно это больше всего подкупало ее; как бы она тоже хотела быть свободной от всего, что составляет ее повседневное существование, не быть привязанной к миру вещей и обстоятельств. Но пока для нее это  недостижимая мечта. И когда она станет реальностью, пока неизвестно.

Но с другой стороны… Наташа задумалась. Конечно, она крепко  привязана к этой обители, как в мыслях иногда называла она свой дом, и разорвать эти соединяющие с ним путы в ближайшее время она вряд ли не сможет. По крайней мере, у нее не хватит на это смелости и решимости. Но ведь духовно она может уйти из этого мира в другой, телесно оставаясь на прежнем месте. Никто этого ухода даже не заметит. И в этом его огромное преимущество.   Вот только одна проблема, она пока не представляет, что это за другой мир. Смутных мыслей, настроений, чувств и ощущений о нем  много, но всего они совершенно разрознены, как слова из разных предложений, не создают общей картины. Она неоднократно пыталась их связать воедино, но так ничего путного из этих попыток не получилось. Все путалось в ее голове, она лишь понимала одно: у нее нет ни соответствующих знаний, ни соответствующих представлений о том, куда ей следует направляться.

В такие минуты Наташа думала о том, что большинство  людей живет себе спокойно, их не мучит вопрос, что им делать, как жить? Они без раздумий идут по пути, который как бы сам собой расстилается перед ними. И не чувствуют никакого дискомфорта, их не гложут сомнения.  Им хорошо и покойно. Но почему у нее все не так, ее с детства что-то все время беспокоило, не позволяло принимать все, что подкидывало ей жизнь,  безропотно. Ей казалось, что все не так, все не верно,  все обманывают друг друга, потому что не искренни. А когда она неожиданно узнала то, что узнала, то окончательно уверилась в том, что мир не благ. Она до сих пор ясно помнит, каким это было для нее тогда потрясением. А сейчас? Этот вопрос она задавала себе часто, но ответа не поступало.  И это мучило ее.

С той  ночи прошло много времени, но  память  сохранила такую  ясную картину, как будто бы это случилось вчера. Мама давно болела, и ее состояние с каждым днем становилось хуже. Наташа догадывалась, что дело близится к концу, но думать об этом было так страшно, что когда к ней забегала такая мысль, по всему телу проносилась  холодная дрожь. Она видела, как переживает отец, как заботится о жене. И это вызывало в ней, маленькой девочке, прилив нежности к нему.

Но однажды все кардинально изменилось. В тот день матери стало хуже, и ее отвезли в больницу.  Обычно Наташа  ложилась спать рано и быстро засыпала. Но в эту ночь она внезапно проснулась, хотя такое случалось с ней крайне редко. Ей показалось, что в квартире раздаются какие-то звуки.  

Она встала, выглянула из своей светелки. В гостиной не было никого. Но она снова что-то услышала непонятное. Почему-то стараясь даже не дышать, она двинулась к   спальне родителей. Остановилась перед дверью и слегка ее приоткрыла.

То, что она увидела, потрясло девочку. На кровати лежал голым отец, рядом с ним в таком же виде лежала женщина. Но это не была, да  и не могла быть ее мать.  Тогда Наташа еще крайне смутно представляла о некоторых аспектах отношений мужчины и женщины, но она сразу поняла: то, что сейчас происходит перед ее глазами, это ужасно, недопустимо. Ее любимый папа не должен так поступать, особенно в тот момент, когда мама борется с тяжелой болезнью.

Незамеченная она вернулась в свою комнатку и, положив на голову подушку, горько зарыдала. И проплакала почти до утра. Она ничего не сказала отцу, но с той ночи ее отношение  к нему кардинально переминалось. Исчезло не только уважение, но любовь и преклонение, и поселилось презрение к этому человеку. Когда они хоронили мать, Наташа смотрела на отца и вспоминала увиденную картину. И ее охватывало отчаяние и гнев. 

 Она пыталась бороться с этими чувствами. Но всего, чего добилась, то, что  со временем презрение стало меняться на равнодушие и отчужденность. Это продолжало ее мучить, Наташа  понимала, что это не правильно, отец – все же самый близкий ей человек. Но ничего изменить в себе уже не могла.

   Она уже не помнит точно, когда это случилось, но однажды ночью во время бессонницы к ней пришла то ли мысль, то ли видение – до конца ей не было в тот момент ясно, что же это такое. В темноте вдруг возник какой-то неясный образ мужчины. А в голове вдруг появилась  мысль, что однажды появится человек,  который объяснит ей, что же с ней происходит.

Образ растаял так же внезапно, как и возник. И Наташа так до конца и не поняла, что это было: видение, галлюцинация или что-то реальное.  Но остался  след в памяти и в душе;  с тех пор она ждала  человека, который ей все объяснит. Или даже не объяснит,  а поможет  очутиться в каком-то ином измерении. Иногда она даже думала о себе, как о представителе  какой-то иной цивилизации. Правда, что это за цивилизация, ответа не поступало.  Иногда она так уставала от этой непонятности, что испытывала отчаяние.

И вот теперь… Наташа снова посмотрела вниз на Молева. Уйдя в свои мысли, она и не заметила, как в его руках появился ноутбук, на котором он быстро что-то печатал. Она невольно залюбовалась его работой. Как ловко и красиво это у него выходит, как быстро и легко его длинные тонкие пальцы следуют за полетом его мысли. Ей вдруг нестерпимо захотелось узнать, что он пишет?

Наташа решила спуститься вниз. Ей было не очень удобно отрывать его от работы, но желание пообщаться с ним было слишком сильным. В конце концов, она ненадолго, только узнает, чем он сейчас занят. И вернется к себе, тем более надо готовиться к сессии. Она и так запустила учебу, чего раньше с ней никогда не случалось.

Наташа подошла к Молеву, который продолжал все так же быстро стучать по ноутбуку. При виде ее он на секунду приостановил  свое занятие, посмотрел на нее, затем продолжил в том же темпе. Она не посмела прервать его работу, молча сидела неподалеку и наблюдала за ним. Он же  продолжал работать, как будто ее рядом и не было. И даже ни разу больше не повернул голову в ее сторону.

Внезапно Молев прекратил печатать и закрыл ноутбук. Затем посмотрел на девушку.

- Хотите что-то у меня спросить? – как ни в чем ни бывало произнес Молев.

- Да. - Наташу вдруг охватило волнение. – Могу я узнать, что вы сейчас писали?

- Конечно. Я пытаюсь  описать историю любви Кьеркегора.

- А разве у него была любовь? Мне почему-то он казался отшельником.

Молев кивнул головой.

- Так оно и было, он был подлинным отшельником  в самом глубоком понимании этого слова. Ведь отшельник – это далеко не всегда тот, кто живет, отгородясь от мира, в каком-нибудь ските. Я убежден, что среди таких людей немало тех, кто постоянно думает о мирском. Отшельник – это тот, кто живет исключительно сам по себе, руководствуется только собственными представлениями о благе. А в миру или отдельно от мира - это, поверьте, второстепенный вопрос.

- Я верю. Мне кажется, вы абсолютно правы.

- Не знаю, прав ли я. Но это  я понял, изучая его жизнь.

- Вы хотели рассказать про его любовь?

- Ах да, про любовь. - Молев откинулся на спинку  шезлонга, вытянул вперед длинные тонкие ноги. – У него была возлюбленная, ее звали Регина Ольсен.    

- Я недавно читала об их романе. Я хочу понять другое. – Наташа замолчала и посмотрела, словно бы прося помощи, на Молева.    

- И что же вы хотите понять?

- Смысл того, что случилось. Они же могли быть счастливыми. Более того, они были всего в одном шаге от счастья. Почему он вдруг так резко побежал от него. Испугался? Мне почему-то кажется, что тут было что-то иное. Или я не права?

- Я сам пытаюсь понять, что же произошло, - улыбнулся Молев, не сводя глаз с девушки. – Но могу я вам задать вопрос?

- Конечно, сколько угодно.

- Почему из стольких любовных историй в мире вас привлекла именно эта, не самая удачная? И уж точно не самая занимательная. В ней трудно найти что-то положительное и увлекательное.

- Не знаю.  Но мне интересна эта история. Может, это вам покажется странным, но то, что она имеет несчастливый финал,  привлекает меня гораздо больше, чем, если он был бы счастливым.  Меня словно это завораживает.  Наверное, это выглядит не слишком привлекательно.

- Вот вы какая! Любопытно. Знаете, Наташа, я полагаю, что и Кьеркегору такой исход был гораздо более интересен. Нет, это, наверное, все же не совсем подходящее  слово. Попробую выразиться по-иному. Несчастная любовь вносила в его жизнь гораздо больше смысла, чем, если бы она оказалась счастливой. Сами посудите, во что бы это в таком случае вылилось? Он  стал бы обычным бюргером, отцом многочисленного семейства. Другого просто в той ситуации не дано. Но тогда он бы лишился себя. Подлинное творчество немыслимо без принесения себя в жертву; творчество, которое обходится без такого жертвоприношения,  является фальшью и обманом.  А для него это был неприемлемый вариант. Мне кажется, он рано осознал, что хочет пожертвовать собой   

- Но почему он выбрал такую судьбу, любой другой на его месте  поступил бы иначе?  

- Мне трудно ответить на этот вопрос за него. Могу лишь ответить банальностью: таково его предназначение.

- Но вы же пытаетесь в книге найти ответ.

- Пытаюсь, - согласился Молев. Он посмотрел на Наташу. - Мы пытаемся это сделать с вашим отцом.

- Хорошо, пусть так, -  после короткой паузы согласилась Наташа - Но я вас прошу мне разъяснить. Я почему-то уверенна, что вы кое-что поняли.

- Ну, хорошо, я попробую. Хотя это скорей версия, точной причины мы никогда не узнаем.

- Я понимаю.

- Странно, но еще недавно мне мои мысли показались  бы  полным бредом.  А сейчас я их воспринимаю чуть ли не как откровение. Мне кажется, что Кьеркегор подсознательно понимал, что ему требуется не счастливая, а несчастная любовь. И делал все от себя зависящее, чтобы такой она и была.

- Но почему? Разве цель нашей жизни не является достижение счастья?

- У обычных людей – да. Но счастье нас делает мелкими, ограниченными, оно замыкает нас в своем коконе, из которого не хочется вылезать. Он считал, что счастье – это жалкий удел бюргеров, оно манило его сильно, но еще сильней отталкивало от себя. И эта юная девушка, которой было всего семнадцать лет, попала в такую можно сказать, судьбоносную переделку.  Понимаете, Наташа, в чем дело, чтобы понять, что двигало этим более чем странным человеком,  надо проникнуть в его мысли. Для него   подлинная человеческая жизнь представлялась как отчаяние, которое является  следствием греховной природы человека. Но только так и не иначе появляется  единственная возможность прорыва к Богу. А счастье закрывало эту дорогу. А если она закрыта, то куда же идти. И вообще, какой смысл куда-то двигаться. Любое движение, если оно не к Богу, было для него бессмысленным. Вот и получается, что счастье для него было несчастьем, а несчастье являлось истинным счастьем. В одной из своих работ  он писал о том, что страх возникает из осознания невозможности преодоления собственной смерти и риска неправильного распоряжения собственной свободой. Страх, таким образом, является ситуацией, в которой проявляется человеческая свобода. Больше всего его беспокоило то, что он неправильно распорядится своей свободой. Для него это был даже не принципиальный вопрос, а вопрос жизни и смерти. И кстати, дальнейшей своей  жизнью он доказал, что это были не только отвлеченные мысли, они целиком воплотились в его судьбе. - Молев пристально посмотрел  на девушку. – Надеюсь, я  вам хоть как-то объяснил?

- Да, - кивнула Наташа головой.  – Вы замечательно все объяснили. И мне даже кажется, что я что-то поняла. – Она улыбнулась мимолетной улыбкой. – Но не о вашем Кьеркегоре, я поняла про себя.

- Про себя? – удивился Молев. - Полагаете, все, что я сказал,  имеет некоторое отношение к вам?

- А вас это удивляет?

- Признаться, да.

Несколько мгновений они смотрели друг друга в глаза.

- Мы еще поговорим на эти темы, - произнес Молев.

- Я очень на это надеюсь, - проговорила Наташа, покраснев. Внезапно она сорвалась с места и вбежала в дом.