Три дня иного времени

Глава XXI

XXI

Отметить «экватор» Никита приглашал к себе в деревню Лукьяново, добраться до которой можно было тремя способами: или на автобусе № 13, а затем — пешком от конечной остановки (полчаса ходьбы), или от автовокзала на пригородном автобусе доехать до Салтыково, от которого до Лукьяново — десять минут пешего ходу, или, наконец, тормознув попутку в сторону Владимира. Все эти способы были лаконично указаны на тетрадном листе в клетку, который мне оставили подруги. Август, ознакомившись с описанием, спрятал его в нагрудный карман пальто и сообщил, что выбирает четвёртый путь, а именно такси. Благо, их стоянку он накануне приметил в центре на Подбелке.

— Такси не поедет за город! — ахнула я.

— Прекрасным образом оно поедет туда, куда мы скажем!

Попросив меня подождать пару минут, Август сел в машину первым и о чём-то потолковал с шофёром. Не иначе как пообещал дополнительную мзду (нет, правда, нельзя так сорить деньгами!). После, выйдя, усадил меня на заднее сиденье, заботливо открыв перед мной и закрыв за мною дверь. Сам сел на переднее (ну не дурень?).

— Мне просто нужно показывать дорогу, — пояснил он извиняющимся тоном. — «Дорогу…» Съем я тебя, не иначе! Что, вы правда довезёте нас прямо до Лукьяново? — недоверчиво уточнила я у шофёра.

— В лучшем виде доставим, барышня, — отозвался тот.

— Волшебник! — рассмеялась я Августу. — Какое ещё волшебство сотворишь?

— Помнишь фильм «Три тополя на Плющихе», Ника? — спросил он вместо ответа.

— Глядела один раз, не понравился, — призналась я честно. — Ни о чём фильм. Встретились и испугались последствий, вот прямо как… один мой знакомый. Тот самый, который сейчас на переднее сиденье сел. Зачем тогда сходились?

— И песня из фильма тебе тоже не понравилась?

— Песня, что песня? — улыбнулась я. — Обычная такая эстрадная песенка, даже слегка пошлая. Её и сейчас-то никто не помнит, а через десять лет кто вообще вспомнит? Мелодия простенькая, и слова тоже дурацкие: Экзюпери какой-то, при чём тут вообще Экзюпери? И не бывает так, чтобы включил он радио — а там вдруг именно та песня, о которой они только что говорили. Ненаучная фантастика.

Август, кашлянув, наклонился к приборной доске, что-то на ней, кажется, повернул. Зазвучала музыка.

Незнакомая вроде бы музыка, но вот вступил голос певца, и мурашки восторга побежали по мне. Та самая песня (как это возможно?!), «Нежность», в редком, не слышанном мною раньше исполнении. Густой, сильный, наполненный чувством м-у-ж-с-к-о-й голос (отчего мужской?), баритон строгого оперного звучания, и симфонический оркестр, освободивший мелодию от эстрадной пошлости, развернувший её потаённое богатство, со вспыхивающими и гаснущими далёкими звёздами партий разных инструментов, широкий, как ночное небо. То, что казалось мне пластмассовой безделушкой, обернулось чистым жемчугом.

На последней ноте Август выключил радио (и хорошо сделал, конечно: нельзя такую музыку ни с чем смешивать).

— Я не думала, что её так можно спеть, — призналась я (заговорила не сразу, у меня пресекло дыхание, горло сдавило). — Беру свои слова назад.

— Вы имеете сокровища, которых не цените, — задумчиво и загадочно отозвался мой спутник.

— Кто «мы»? Мы — ярославцы? Разве Пахмутова — наша землячка? Вот уж не думала… Что это за певец, кстати? Ни разу его не слышала…

Август оставил мой вопрос без ответа. Впрочем, разве он обязан знать всех певцов?