ГЛАВА 5. Дарина
3429 Words
{Ошибаться – неотъемлемое свойство любви.
© Виктор Гюго, “Отверженные”}
С каждым днем у меня внутри нарастало ощущение, что я знаю далеко не все. Что есть нечто, что никто мне не говорит. Нечто важное. Поначалу меня распирало от ощущения полнейшей нереальности происходящего в самом лучше смысле этого слова. Из своего обшарпанного детского дома, где каждую ночь я с ужасом ожидала, что вот-вот настанет моя очередь «идти в кабинет к хорошему дяде», я попала во дворец, в сказку. В сон, который мог прерваться каждую секунду горестным пробуждением и не прерывался. Я вдруг получила то, о чем мечтала. Точнее, нет, не так – я никогда не смела даже мечтать о таком. И дело совсем не в деньгах или дорогих побрякушках (хотя я покривлю душой, если скажу, что не пришла в восторг от всего, что у меня есть). У МЕНЯ ПОЯВИЛАСЬ СЕМЬЯ! Не отец-алкаш и смутные воспоминания о братьях, а самая настоящая семья. Где забота и любовь хлещет фонтаном из каждого слова и взгляда, и где ощущаешь ее каждой порой на теле. Мне было так странно получать утром смску от брата или слышать, как поет что-то внизу Карина вместе с Лексой. Мне были странными все эти семейные ужины и завтраки, странными казались и мои два брата. Но я была переполнена любовью и их отношением настолько, что первое время не задавала никаких вопросов. Наслаждалась и жадно впитывала информацию… отрезвление пришло чуть позже. Когда жизнь вошла в привычную колею, и в ней начали появляться дырки. Маленькие. Средние и большие. Пугающие пробелы вместе с вопросами, на которые никто не торопился отвечать. Их становилось все больше, они возникали из ниоткуда и мешали жить, спать по ночам. Я собирала информацию о себе каждый день и в конце дня вечером вдруг понимала, что на самом деле все те пазлы, что я нашла, и отдаленно не складываются в общую картину. Я складываю и складываю, а они не подходят. Они словно вообще из каких-то других картинок. Начало появляться ощущение, что все это какая-то мишура. Кто-то придумал мне вот этот кусок жизни и пытается прикрыть декорациями нечто очень важное. Я начала постепенно, как воровка (о дааа, это я помнила прекрасно, как незаметно просочиться в любую комнату и взять что угодно так, чтоб никто не заметил), осматривать и обыскивать дом. Но чем больше я искала, тем больше убеждалась – я ни черта тут не найду. Декорации выбирал профи, и он постарался скрыть любые несоответствия с придуманным им сюжетом. Здесь все изъяли, вычистили и убрали все, что было связано с годами, которые забыла. Фотографии, но их словно тщательно выбрали, видео мне сбросили на комп… почему-то мой ноутбук оказался безнадежно сломан, а сотовый разбился при аварии. И много вот таких вот мелких вещей, которые наводили на мысль, что все это подстроено.
Мне сказали, что я работала в клинике вместе с Фаиной, но… но потом уволилась, и позже там произошел пожар, и пока что я не устроилась в новое отделение. Я поискала в интернете, но никакой информации о пожаре в частной клинике Фаины я не нашла. А та отшучивалась. Отнекивалась, переводила разговор на другие темы, интересовалась тем, что я помню или не помню. Анализы, всякие тесты, проверки, психиатр и невролог. Вот о чем она вела со мной беседы. А насчет моего прошлого лишь пространственные какие-то рассказы. Неважные и несущественные. Словно моя жизнь не представляла из себя ничего примечательного или наоборот… может быть, я совершила нечто ужасное или нечто ужасное случилось со мной. Я спросила об этом в лоб, и мне сказали, что, конечно, произошло нечто ужасное – они все чуть не потеряли меня. Отчасти правда, и именно поэтому такая явная ложь. Есть нечто, что заставляет всех их молчать. И я начала злиться. Накручивать себя. Думать о том, что именно я могла натворить, до диких головных болей. Никто и не думал мне помочь. Они все отсутствовали до позднего вечера. А моя племянница тщательно меня избегала. Нет, это не было неприязнью. Я ощущала, что она хорошо ко мне относится, как и то, что не хочет много со мной общаться. Я ходила и ходила по этому огромному дому, который перестал казаться мне дворцом, и не находила сама себя. Меня здесь не было, словно я тут не жила. А если и жила, то очень мало.
Хорошо, я сама все узнаю. Я думала, что найму частного детектива и заплачу ему денег, если мои родные не хотят мне ничего говорить. Но я ошибалась, решив, что могу что-то узнать сама – мне отказывали. Все, кого я нанимала и называла свое имя, или сразу сообщали мне, что сейчас не могут взяться за расследование, или говорили, что перезвонят, и не перезванивали, а потом на мои звонки отвечали их секретари. Круговая порука.
До меня дошло постепенно, когда мне отказали совершенно все. Я вдруг прозрела – они получили приказ. Они все знакомы с нашей семьей и пальцем не пошевелят, пока Воронов им не прикажет. Мое первое понимание – кто такой мой брат… кто такие мы все. Потом это понимание ослепит и шваркнет головой о стекло, да так, чтоб осколками всю изрезало, а пока я лишь только начала знакомиться с правдой. Сдирать тщательно пришитые декорации с мясом.
Я ринулась в интернет. Найду частника, фрилансера, не агента. Нашла молодого парня студента, который за определенную сумму согласился нарыть для меня все, что я пожелаю. Он озвучил сумму аванса, и мы договорились с ним встретиться в кафе на окраине города. Больше я о нем ничего не слышала. Он не приехал. Его сотовый тут же стал заблокированным, а страничка с сайта фриланса пропала. Пока я не обманула одного из них, назвавшись ненастоящим именем, и не договорилась о встрече. Приехал мужчина лет сорока, но едва увидел меня, поспешил ретироваться в машину. Я нагло схватила его за руку.
– Пожалуйста! Я прошу вас! Вы должны мне помочь, слышите? Вы же бывший полицейский, я все о вас прочла. Ну помогите мне!
Он посмотрел на меня из-под больших очков в прозрачной оправе.
– Если я вам помогу, то моей семье уже не поможет никто.
От его слов по коже поползли мурашки ужаса, и я почувствовала, как грудь сжало словно в тиски.
– Тогда скажите… может, кто-то другой? Не вы. Я заплачу сколько угодно.
Он усмехнулся.
– Вы такая молоденькая и такая наивная… Странно. Ведь вы из их семьи.
Чуть подался вперед и тихо сказал.
– Нам всем уже заплатили. Всем, кто мог бы вам помочь… еще задолго до того, как вы позвонили или написали. Никто не захочет с вами связываться. Ищите ответы у себя дома, в своей семье.
Сел в машину и уехал. А я смотрела ему вслед, и тиски на груди все не разжимались… а вот и пробуждение ото сна. Ведь все не могло быть так хорошо. Да, дурочка? А ты расслабилась. Вспомнила постоянно припаркованный у дороги джип с затонированными стеклами, как и «мерс», вечно мелькающий где-то рядом, как и того парня в джинсовой куртке с планшетом в руках, который сейчас прохаживался неподалеку от меня.
Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. От меня не просто все скрывают. За мной следят, мой телефон прослушивают, и это наверняка далеко не все. Кто приказал им следить? Брат? Зачем?
Я выскочила из кафе и села за руль, на ходу набирая его номер. Меня охватила ярость, неконтролируемая, клокочущая злость.
– Здравствуй, милая. Что-то срочное у моей сестренки, или я могу перезвонить?
Красивый голос. Глубокий. Бархатный. Всегда на меня действовал успокаивающе. Но сейчас лишь разозлил еще больше.
– Не можешь. Я хочу мои ответы сейчас. Какого черта происходит вокруг меня? ТЫ следишь за мной? Зачем?
– Я? – он засмеялся. – Конечно, нет. Я в офисе и физически не могу за тобой следить.
– Не делай из меня дуру, Андрей. За мной следят твои люди? Ты прослушиваешь мои разговоры?
На секунду воцарилась тишина.
– Я просто пытаюсь тебя уберечь.
– Бред. Ты пытаешься от меня что-то скрыть. Вы все пытаетесь от меня что-то скрыть. И это не мои выдумки. Я чувствую!
– Даша!
– Не надо. Не хочу, чтоб ты снова говорил со мной, как с больным ребенком. Я не твоя дочь. Я взрослый человек, и у меня стойкое ощущение, что со мной играют в какую-то игру.
– Все что ни делается – делается ради тебя и на благо нашей семьи.
– Это ответ робота, а не человека.
Я вышвырнула сотовый в окно и надавила на педаль газа. В этот момент меня занесло. Машину вышвырнуло на обочину. Прочесав все кусты вдоль трассы, она вылетела между деревьями и стала на месте. Я не успела испугаться. Просто оцепенела. Смотрела на потрескавшееся стекло и разбитое зеркало и видела свое расколотое на куски отражение. Кое-где этих самых кусков не хватало. Вот так и со мной. Моя жизнь выглядит именно так – куски зеркала с чужим отражением.
В этот момент раздался треск. Кто-то разбил стекло сбоку, и послышался мужской голос:
– Вы целы?
Я резко обернулась и так и застыла с расширенными от удивления глазами. Я его узнала… а он меня нет.
– Я… цела. Машина… машина, не знаю.
Продолжая рассматривать. Мир тесен, либо все в этой жизни происходит не случайно. Я совсем недавно только думала о нем, и вот он здесь собственной персоной. Димка Плетнев. Мое первое детское увлечение. И на бандита он совсем не похож.
– Дайте руку, я помогу вам выбраться.
Божеее, а он сильно изменился. Вообще на себя не похож. Из худощавого паренька стал здоровенным мужиком с залысинами и опрятным чисто выбритым лицом. Тот его шарм, от которого кружилась голова и подгибались коленки, куда-то подевался.
– Дим! Ты меня не узнал?
Он все еще держал меня за руку и свел темные брови на переносице. Глаза зеленые все такие же яркие.
– Мы… мы разве с вами знакомы?
И тут я рассмеялась, потянулась вперед, и когда стала на ногу, ощутила боль в лодыжке и ухватилась за его плечо.
– О. МОЙ. БОГ! – его глаза округлились. – ОХРЕНЕТЬ! Дашкаааа!
Я киваю и смеюсь, понимая, что подвернула ногу.
– Охренеть, ну ты даешь. Никогда б не узнал… Твою ж.
***
Мы сидели в кафе неподалеку от места аварии, и Димка не спускал с меня восторженного взгляда, а мне и Димкой его теперь странно называть. Он уже совсем не мальчик. А сам без пяти минут полковник. Женился на Наташке, но пару лет назад они развелись. Тесть давно умер. А он вот уже дослужился до подполковника, начальник отдела в одном из крутых районов столицы.
Оказывается, ехал на встречу с сокурсниками за город и ехал следом за моей машиной. Когда увидел, как я вылетела в кусты, бросился на помощь.
– Твою машину отвезут эвакуатором сразу в мастерскую. Сегодня же все исправят. Ни в какие протоколы это не занесут.
– Спасибоооо, – я отпила апельсинового сока и посмотрела на мужчину, – значит, уже нет песен под гитару, районных драк и пива из взломанных киосков?
Он усмехнулся.
– Ну почему, гитара очень даже есть. Вот сегодня думали оторваться и под шашлычки зажечь, как раньше. А вот с драками теперь проблемы – не положено по статусу. Как же ты изменилась. Всегда симпатичной была, а сейчас… блин. Смотрю и слов нет. Замужем, наверное, и дети? Таких красивых свободными никогда не оставляют.
– А вот и нет. Я совершенно свободна. Ну, по крайней мере, я так помню.
– Что значит, ты так помнишь?
В этот момент к кафе подъехал тот самый черный джип, и заметил его скорее Дима, чем я. Потому что его брови опять сошлись на переносице, и он даже весь как-то вытянулся. Я проследила за его взглядом и резко обернулась. Тут же вздрогнула – из машины вылез Макс. Снял очки и швырнул на сиденье, внимательно глядя сначала на меня, потом на Диму. Внутри резко взметнулась волна ярости – так значит, это он на джипе за мной повсюду таскался?!
Максим, не торопясь, тяжёлой поступью поднялся по ступеням, не сводя с Плетнева давящего и мрачного взгляда. Тот весь подобрался и убрал руки со стола. Макс отодвинул стул и, не спрашивая разрешения, уселся между мной и Димой. Сбоку. Так, что теперь каждый из нас был по правую и левую сторону от него.
– Что произошло? – спросил именно у Плетнева, на меня даже не посмотрел, словно разговор не обо мне, и я совершенно пустое место. Я опять отметила про себя эту дикую и давящую энергию, которую он излучал и подавлял собеседника. Я видела, что Плетнев занервничал. У него на лбу выступили очень маленькие блестки пота. Словно он знает, с кем говорит, и боится. На фоне Максима Димка казался каким-то хилым, полноватым и… и жалким. Вдруг исчез весь пафос, с каким он сообщал мне о своих достижениях по службе.
– Эй, крошка, мне эспрессо двойной и без сахара. И… и рюмку коньяка, – повернулся к Диме, – ну, я весь во внимании. Что случилось, где машина?
– Я не на службе, Максим Савельевич, я проезжал мимо, увидел авто в кустах. Решил помочь.
– Какая нынче полиция – само благородство. Как в кино. А ты по номеркам пробил – надо помогать или нет? Или, и правда, бескорыстно?
Я переводила взгляд с одного на другого.
– Не надо так, Максим. Он мне помог и…
– Молчать!
Нет, не крикнул. Совсем нет. Проговорил отчетливо и вкрадчиво. С угрозой. Так и не взглянув на меня. Продолжая смотреть именно на Диму, и я не понимала, что сейчас происходит, только напряжение в воздухе не просто потрескивало, а уже воняло гарью. Я невольно замолчала.
– Протокол не завели, машину увезли в мастерскую. Готова будет сегодня… и нет, номера я не пробивал. Можете считать это благородством.
– Да ну. Я сейчас чуть не прослезился. А потом ты решил напоить и накормить потерпевшую?
– Максим, мы…
– Молчать!
Теперь уже прикрикнул, и я сорвалась.
– Да ты что о себе возомнил? Ты кто такой?
Очень медленно повернулся ко мне, и я судорожно сглотнула раскаленный воздух.
– Мог бы сначала спросить – не пострадала ли я? И поблагодарить Диму… он…
– Диму? – теперь Макс смотрел уже исподлобья, и на губах появилась ухмылка, похожая на оскал, – всего лишь апельсиновый сок заказал и подполковник полиции теперь просто Дима?
– Мы… эээ… мы были знакомы. Учились вместе когда-то.
Резко повернулся к Плетневу.
– Неужели? Как мир тесен.
Потянулся к карману куртки, и я увидела, как резко побледнел Дима. Я потом пойму почему. Пока что я все еще была дурочкой, которая ничего не знала. Максим вытащил бумажник, отлистал несколько долларовых купюр и положил перед Димой.
– Спасибо за беспокойство о моей… о моей родственнице. Можешь идти. В мастерскую позвони и скажи, что за машиной мой человек приедет. Иди, Дима. Работать пора. Бандитов сажать.
Просвистел всем известную мелодию из старого фильма о милиции.
– Не зря ж мы тебе налоги платим. Иди-иди.
Плетнев поднялся со стула, оглянулся на официантку.
– Не переживай – я оплачу. Иди.
– Приятно было тебя увидеть, Даша.
– И мне, Дим. Я позвоню.
Взгляд на руку Максима на столе, на сжавшиеся в этот момент в кулак пальцы. Мне вдруг стало тесно и неуютно. На улице. Не в помещении. Просто тесно и душно. Я подняла взгляд на Макса и снова поразилась насколько яркая у него внешность. И я видела. А точнее, чувствовала, что он зол. Очень сильно зол. И я понять не могла, какое право он имел на эту злость.
– Зачем отключила звонки?
– Я просто вышвырнула телефон, чтоб вы не следили за мной.
Нагло посмотрела в его невыносимо синие глаза, и сердце опять бешено заколотилось где-то в горле. Какие же красивые у него глаза. Безумные, дикие, совершенно невыносимые глаза. Но на мои слова его чувственные, порочные губы изогнулись по краям в самоуверенной усмешке.
– Мы совершенно не простые люди, малыш. Мы можем найти кого угодно и когда угодно. Из-под земли достать, если надо. Ты в следующий раз просто скажи – где ты, и все. Облегчи себе жизнь и нам.
– Вы следили за мной, вы прослушивали мои звонки, вы наверняка взломали мои переписки. Это… это отвратительно. Зачем Андрей так поступил со мной?
– Это не твой брат, – Максим пристально смотрел мне в глаза.
– И кто же это тогда? Тайные спецслужбы?
– Ну почти спецслужбы. Не льсти им. Они, конечно, могут взять у меня уроки... Это сделал я. Я приказал следить за тобой. Ради твоей же безопасности.
Теперь усмехнулась я.
– Я еще раз спрашиваю – кто ты такой, чтоб следить за мной, лезть в мою жизнь и вообще считать, что ты имеешь на это право? Я вообще тебя никогда не видела. Ты мне никто. Родственник со стороны брата. Вот и держи дистанцию. Если я захочу с тобой пообщаться, я тебе об этом сообщу.
Я думала, что удар достигнет цели, что сейчас он психанет и уйдет. Оставит в меня в покое. Я ошиблась. Лицо Макса оставалось совершенно бесстрастным. Только глаза потемнели на несколько тонов, и взгляд снова сделался тяжелым, как свинцовая гиря. Напряжение опять начало нарастать, и я впилась пальцами в стакан с соком.
– Запомни, малыш, только я решаю с кем, когда и почему мне держать дистанцию, и на каком расстоянии. И если я захочу сократить ее до миллиметра, никто мне не сможет помешать…, – вкрадчиво, так вкрадчиво, что теперь я начала покрываться мурашками. А ведь он не говорил ничего такого, ничего особенного, – как и наоборот, увеличить его до сотни тысяч километров.
– Последнее меня бы устроило намного больше. Это никак нельзя устроить прямо сейчас?
Все, что он говорил, звучало одновременно зловеще и как-то… черт. Возбуждающе. Именно это слово приходило на ум. Я боялась его. Где-то на подсознательном уровне. И это был очень странный страх. Я словно знала, что он может причинить мне зло… но не в том смысле, в котором все его воспринимают. Мне казалось, он может вытащить мою душу и сжечь ее на костре. Он походил мне на дьявола. Вот с кем я могла сравнить этого человека.
– Прямо сейчас я могу тебе устроить лишь поездку домой в моей машине.
– Я сама доберусь домой.
– Т-ц-ц-ц, мы, кажется, уже определились, что меня твое мнение не волнует. Да, я подонок, который просто перекинет тебя через плечо и увезет насильно. Мы ведь не станем устраивать здесь спектакль… наша родная полиция тебе не поможет. В этом ты уже тоже убедилась.
Прищелкнул языком. А меня прострелило током. Охренительно красивый мерзавец. Каждое слово выворачивает по-своему. Невозможно с ним разговаривать. Он обескураживает, мгновенно загоняя в угол.
– Ты когда-нибудь слышал о том, что в семье обычно царит доверие? Или я все же наивная дура?
– Я бы с удовольствием тебя огорчил, признав, что ты права в последнем, – и мне захотелось его ударить, – но, да, в семье принято друг другу доверять. Это у меня проблемы. Я не доверяю никому, малыш. Даже себе. Поехали.
– Я никуда с тобой не поеду!
– Та ладно… только не говори мне, что это милая уловка, чтоб тебя подняли на ручки?
Он закурил, пропуская меня впереди себя, сопровождая к своей машине. Я снова припала на левую ногу, хватаясь невольно за его руку, и тихо застонала от боли. В этот момент он отшвырнул сигарету и подхватил меня на руки.
– Могла просто попросить.
– Ты мерзавец!
– Это самый милый комплимент.
В этот момент я почувствовала запах… тот самый, который оставался на моей одежде. Почти на всей моей одежде. Запах, будоражащий во мне каждую эмоцию, каждый нерв. Сейчас настолько сконцентрированный он заставил с наслаждением втянуть его и прикрыть глаза от удовольствия. Сердце забилось намного быстрее, и я невольно сжала его шею сильнее.
– Не бойся, я тебя не уроню, маленькая.
Встретилась с ним взглядом, все еще потрясенная вдыхала этот сумасшедший аромат, не могла даже думать о том, что он принадлежал именно Максу, и легко, неуловимо был везде в моих вещах. Словно… я пропахла этим мужчиной, как пахнут тем, кто мог быть настолько близок ко мне… чтобы…
– Ты так смотришь на меня… как дьявола увидела.
И мне показалось, что он точно знал, о чем я думаю – на его губах… невозможно красивых губах, опять появилась эта улыбка. Он и есть дьявол. Потому что от этого порочного изгиба и такой невероятной близости к моим губам я вдруг забыла, что надо сделать вдох, и получился всхлип. Рука на моей талии дрогнула, и я попыталась отстраниться, а Макс продолжал смотреть на меня так, словно он знает обо мне такое… что мне ужасно не понравится. Но больше всего меня напрягала реакция на этого мужчину. Он до смерти меня пугал своим странным и эксцентричным поведением и одновременно с этим вызывал восхищение своей наглой мощью. Даже когда вот так говорил с Димой… и это неправильно! И эта красота, от которой больно дышать. Жестокая, вызывающе яркая. И рядом с ним наэлектризовываешься до предела, до точки невозврата, когда кажется, сейчас все взлетит на воздух от одного его слова или прикосновения. Самое отвратительное – а ведь он знал об этом. Самоуверенный мерзавец, опасный хищник, прекрасно осведомленный о каждом из своих достоинств и возможностях, совершенно не сомневающийся в том, как на него реагируют женщины. Я вдруг подумала, что мне нужно держаться от него как можно дальше самой. Макс очень опасный тип. Мне ведь совсем не показалось – он не смотрел на меня, как на родственницу. Ни разу.
Мне вдруг стало не по себе: «А что, если между нами что-то было?»
И тут же с каким-то едким разочарованием: «Может, у меня к нему… но не у него к мне. Такие, как он, по таким, как я, могут лишь пройтись грязной подошвой и растереть… а может, так и произошло?».
В этот момент Максим усадил меня на переднее пассажирское сиденье и сам захлопнул дверцу машины. Грубость и галантность – противоречивое сочетание. В этом странном человеке слишком много противоречий.
- Writer
