Тобою дышать больно

Глава 6

Алла

Если выходя из номера Алексея мне было просто стыдно за свою выходку, то простившись с администратором и усевшись в такси, я почувствовала, что мой мир подлежит генеральной уборке и пересмотру, потому что оставить все, как есть, означало гибель мозга, сознания, воли и индивидуальности. Войдя в квартиру, я вяло бросила у двери пакет с платьем. Ну, ладно телефон и банковская карточка уцелели в моем пьяном вояже, но это чертово платье… Как я его не потеряла? Не порвала до сих пор и не выкинула?

Опускаюсь по стене прямо в коридоре, поджимая колени, и позволяю себе, наконец, серьезно разрыдаться. Память – самый враждебный в человеке контент. Когда и без того хочется в петлю, она умудряется подбросить дровишек в виде всех гадких воспоминаний, и рыдаешь уже не из-за недавнего происшествия, а по всем пунктам сразу, самозабвенно и страдальчески. Да, именно страдальчески сейчас получалось, поскольку я по жизни ужасный терпила, а не обаяшка-блондинка.

Школа. Холодный осенний денек в классе, этак седьмом. Очередная успешная работа по математике, которую в этот раз я не дала списать, потому что сама не успевала сделать последний пример.

- Пришла, заучка? Теперь поиграем! – высокий белобрысый Сеня вытаскивает из-за пазухи маленького крольчонка и торжественно держит его за уши, подняв высоко над своей головой.

Я в ужасе понимаю, что сейчас он что-то потребует, и слезы уже бегут по моим щекам потоками.

- Пожалуйста… не надо… он же живой… - задыхаясь от горя и готовясь кинуться к пушистому зверьку, шепчу.

- Раздевайся, заучка! А то сверну ему шею! – писклявый голос парня разносится эхом по лесопарку за школой, а двое его приятелей широко улыбаются в предчувствии спектакля.

Так уже было, всего месяц назад, тогда я не успела, и котенок в руках Сени в одно мгновение превратился в дрожащее от судорог тело. Расстегнув куртку, я снимаю ее и бросаю рядом на золотой ковер из листьев. Шапка, шарф, связанный мамой свитер…

- Вся раздевайся, - облизывая яркие губы снова говорит садист, потряхивая животное, чтобы не дергалось.

Я продолжила, не сводя глаз с пушистых длинных лапок, выделывающих в воздухе кульбиты. Зачем я это делаю? Неужели кролик важней меня самой? Я умная девочка и знаю, что в мире всегда кто-то умирает, так почему именно сейчас я не могу противостоять? Как больная шла за ними от школы, зная, что иду на собственную казнь, как привязанная какой-то незримой ниткой!

- Трусы снимай, - уже тише говорит Сеня, пожирая мое худое тело похотливыми глазами.

Слезы давно закрыли от меня все вокруг, кроме этих мягких лапок, поэтому тянусь к своему белью ходящими ходуном от дрожи руками…

- Сучонок… - Сеня почему-то падает навзничь, и мягкие лапки несутся по золотому ковру из листьев, скрываясь за деревьями.

Грубые руки натягивают на меня колготки и юбку, напяливают свитер, а я стою и смотрю вперед невидящим взглядом. Кто одевает меня обратно, кто-то дал убежать пушистым лапкам…

- Эй, девочка! – мои плечи дернулись, и я перевожу взгляд на молодого парня, который надевает на меня шапку. – Очнись! Кролик убежал…

Я не могла выразить словами благодарность за его поступок, лишь насмерть сжала кулачками полы его куртки, и заревела в голос, выпуская наружу весь накопившийся кошмар. Он опустился со мной на землю и держал на коленях, пока я не стала судорожно всхлипывать. Подняв на него глаза вновь, я запечатлела его образ в памяти навсегда. Красивый и немного старше меня, с высокими скулами и пронзительными серыми глазами. Тогда он показался мне самым красивым человеком на свете, и льдисто-серые глаза бережно хранила в памяти много лет.

Конечно, после этого случая по школе поползли слухи, что замечательные и добрые ребята-одноклассники пошли показывать мне кролика в лесу, а Сеню ударил маньяк-насильник, с которым я кувыркалась до темна. Сене проломили лицевую кость, поэтому после месяца в больнице, он явился в школу с перекошенной рожей, а вот я, доведенная до предела дразнилками и издевками, упросила родителей перевести меня в другую школу, почти на окраине Москвы. Так я поселилась в съемной квартире, а родители навещали меня пару раз в неделю. Никаких гулянок устраивать я просто не могла, потому что шарахалась теперь от всего, и учеба занимала все мое время. С серебряной медалью я окончила школу и сразу поступила в универ.

Родители гордились мной, продолжая жить во Владимире и иногда приезжать ко мне, но все реже. Со второго курса я смогла начать подрабатывать, и уже могла обеспечивать себя наполовину. А доучившись и принеся боссу свой свеженький пахнущий типографией диплом, получила место штатного логиста в «Мосзаказе», где проработала еще два года уже с официальным стажем. Естественно, не бывает неба без облаков, и на моем просветлевшем горизонте замаячил Сема, сынок обеспеченных родителей, занимающий пост коммерческого директора, однажды заметивший меня в лифте. Он был старше всего на пару лет, но гонору хватило бы на все пятьдесят. Возможно, и получилось бы с ним ужиться, но постоянные косяки стройными рядами сыпались именно на мою голову. Не верно просчитанное количество единиц в поставке, перепутанное название заказчика, не те реквизиты, утерянная накладная и множество всего прочего. Большую часть дня я бегала по отделам компании с выпученными глазами и переделывала, переподписывала, исправляла, созванивалась и просила прощение.

Когда ситуация стала выходить из-под контроля, директор задал мне простой вопрос, как так выходит, что все бумаги, идущие через меня, постоянно переделываются. И я ответила, что вынуждена переделывать за Семеном Ароновичем практически каждую бумагу. Босс нахмурился, разглядывая меня, как букашку, но не сказал ни слова, поскольку в руках я как раз держала то, что утром принес Семен, и то, что должно было быть на самом деле.

Он отправил меня работать, куда я и отправилась, ничего не подозревая, а вечером, задерживаясь, как обычно, в лифте мне пришлось ехать с Семеном, который от души лапал мое дрожащее тело и плевать он хотел на мои слезы. К счастью, здание «Мосзаказа» было всего лишь девятиэтажным, и лифт шел не долго. Семен выпорхнул с гордо поднятой головой, а я почти выползла, пошатываясь с прокушенной губой и порванными полами блузки. Пожилой охранник вызвал мне такси, качая головой, и бросил напоследок:

- Нашла бы ты место в другой логистике, этот мажор не оставит тебя в покое, а Петрович рекомендацию даст хорошую.

Мысль, конечно, отличная, да только снова я уползала, как побитая лопатой змея, болезненно виляя хвостом. Вроде и огрызнуться бы, но нет. Почему нет? Сейчас, уже прилично за двадцать. Я вдруг осознала, что с самого начала просто терпила, бесконечно смиряющийся с обстоятельствами, терпящий то чьи-то прихоти, то издевательства. Какого черта вообще? Во мне сто семьдесят сантиметров и пятьдесят с лишним веса, не дюймовочка, даже в теории, я могу оказать сопротивление, но замираю и лишь плачу, дрожу, надеюсь…

Нарыдавшись дома, намыливалась потом в душе так, что кожа покраснела, и я решила хоть немного побыть сильной. Хоть как-то, ведь окружающие меня девушки и женщины были совсем другие. Они играли с мужчинами, дразня их своими телами, вплетаясь в интриги, с одним спали, другому подмигивали, и со стороны это выглядело как сплошная дрессура, как бы мужчины не выделывались о силе своего пола. Одна только сметчик Любочка укладывала троих на лопатки не глядя, напяливая такой разрез блузочки, что и в постель ее не тащили, сразу подмокали в брюках эти «сильные полом».

На следующий день я подала заявление на увольнение, пройдя по всему офису с сиреневой губой и синяком на шее. Если бы людская жалость имела вес, то меня завалило бы насмерть еще в бухгалтерии… Босс не особо спрашивал, но сказал, что к вечеру выдаст мне характеристику и рекомендацию. Даже не спросил, куда я собралась и почему, видимо, вчерашняя история в лифте стала достоянием общественности… Сейчас было плевать, потому что я собиралась не просто посидеть дома недельку до выхода на новое место. Во мне кипела и бурлила жажда изменить себя, и разорвать этот порочный круг собственной замкнутости и кроличьего принятия проблем: отпустят – беги, бьют – терпи.

Промаявшись еще сутки с передачей дел и получив расчет, я наконец-то подошла к дверям секции самообороны для женщин. Не оставалось ничего другого. Выбор был слишком очевиден, или я потеряю девственность в свои обалденно «перехоженные» двадцать шесть при банальном изнасиловании, или это случится хотя бы с небольшой толикой моего на то желания. Озвучивать я это не буду, потому как меня и без того было видно насквозь. Губа еще не зажила, а ударить человека для меня было тяжелой наукой. Проглатывая любые формулы и просчитывая любые поставки даже с Китая на крохотном кусочке салфетки, я испытывала физический ужас, если случайно толкала кого-то в транспорте, извиняясь и краснея, как ненормальная.

- Здравствуйте, - обратилась я к мужчине, который олицетворял «старшего» в уже открывшемся взору рассаднике женских сердец.

Несколько девушек и пару женщин с крупными габаритами, пыхтя и кряхтя, с раскрасневшимися лицами неумело колотили подвешенные к полотку мешки, груши, по-мужски остервенело размахивая руками в боксерских перчатках.

Широкая мужская спина и стройные ноги, короткая стрижка-ежик. Вроде бы обычный мужчина, но когда обернулся на мое приветствие, сердце отказалось идти дальше, и мое тело безвольно полетело в пустоту, сопровождаемое светом из алюминиевого плафона, висящего под потолком…