Нереаль - Книга 1. Заключённый

Это история о том, в какие переделки я попал, что пережил на своём веку. Что я рассказываю своим детям и внукам, и что рассказывают своим детям и внукам существа, называющие себя нали. Это история о больших изменениях в жизни целой расы, и отчасти – в жизни всего обозримого человечеством космоса. История о том, как я встретил её, свою единственную. Описанное здесь выглядят невероятно. И тот, кто осмелится продолжить чтение, приоткроет для себя завесу над событиями, произошедшими на одной загадочной планете…   * * *   Планета вращалась по обыкновенной орбите между двумя обыкновенными звёздами. Таинственная планета… Её загадки оказались не под силу даже тем, кто открыл её раньше нас. Она была за гранью изведанного нами космоса и вращалась себе, вращалась… Загадочная не только для пришельцев, но и для тех, кто испокон веков жил на ней. И те, и другие уже знали об её существовании, но третьим, именующим себя людьми, ещё предстояло о ней узнать. Началом стало то, что на границе изведанного космоса, в определённой точке, стали пропадать космические корабли. Несколько предыдущих дней. То, чем не следовало заниматься…   Я проснулся от внезапно раздавшихся громких криков. Дверь в мою квартирку была открыта. Меня схватили и куда-то поволокли. Бесконечные коридоры… Какой-то транспорт… Более-менее, я отошёл ото сна уже в тюрьме. Я сидел на нарах, тупо уставясь в одну точку за силовыми лучами, перекрывающими выход из камеры. Итак, с самого начала. Я – торговец техническими новинками, иногда – изобретатель. Жизнь серая, однообразная. Родился, был воспитан и так далее. После школы – пять стандартных лет службы в армии. Попал в отряд десанта и научился там воевать с чужими на чужих планетах. Было давно, так что почти всё забыл. Отмазаться тогда от армии не удалось, поскольку берут всех, кто хоть немного не похож на психа. А косить под психа может только полный псих – это при современном уровне дурдомов чревато… Во время обучения зарегистрировано повышенное влечение к технике, из-за чего меня определили как технаря и уклон был в основном на технику. Впрочем, полноценного изобретателя из меня не вышло, и я проживал свои дни тем, что был распространителем нововведений в области техники от различных корпораций. Это был всего лишь один из миллионов других магазинов на планете, но в этом городе товар быстрее всего раскупался у меня. Не знаю, чем это вызвано, быть может, я хорошо чувствую технику и могу выжать из неё максимум, а поэтому, соответственно, и разрекламировать товар лучше получалось у меня. Таким образом, до вчерашнего дня я был одним из самых популярных торговцев техникой в городе. А вот вчера мой друг Тим принес мне какие-то штучки и попросил подержать у себя пару дней. Он часто делает что-то подобное. В смысле, оставляет что-нибудь на хранение. Иногда, конечно, бывают неприятности, но у кого их не бывает? Обычно всё обходится, а мне потом перепадает крупный куш – неплохая сумма, пополняющая мой счёт в банке, и возможность ведущего дилерства самого-самого нового. Тим ведь, насколько я успел понять, занимается промышленным шпионажем для одной из многих корпораций, производящих техоборудование. Он ворует изобретения других корпораций для своей. А до всего этого, именуемого жизнью, мы были одноклассниками, вместе пили, вместе лазили по садам, вместе били морды прочим одноклассникам в школе, вместе убегали с уроков, всё вместе. Вот и сейчас вместе. Не только вместе работаем, а вместе и в зале суда. Это иногда случается при нашем деле, и до сих пор мы выкручивались удачно. Но, судя по затравленному взгляду Тима, который сидел на соседней скамье, в этот раз дела складывались не совсем хорошо. Куда ты опять втянул меня, Тим?   * * *   — Дело номер шестьсот девяносто одна тысяча двести пятьдесят восемь, — проговорил компьютер бездушным женским голосом. — Обвинитель – корпорация «Веласко». Обвиняемые Тимоти Крейзенг и Джен Рубецкий. Подозреваются в похищении совершенно секретного образца исследований. Судья, который уже занял своё место за столом на возвышении, нажал на кнопку. Раздался не столь уж неприятный, но громкий и надоедливый звук. Говорят, в древности для этого судьи стучали молотком по столу. Каменный век! Гораздо проще нажать на кнопку, чем, отбивая себе руку, стучать молотком. К тому же звук будет ещё тот. Как в то время судей только не перевешали?   * * *   — Ввиду доказанности похищения обвиняемым Тимоти Крейзенгом данных материалов и найденных при обыске данных материалов у обвиняемого Джена Рубецкого, а также ввиду доказанной важности и высокой стоимости исследований корпорации-обвинителя, обвиняемые присуждаются к высшей мере наказания. У меня аж перехватило дух. Высшая мера! Это как минимум пять лет рудников Колонии! Мда. Невесело. Даже смертную казнь теперь считают второй по строгости мере наказания. После рудников прежним уже не вернуться. Пятьдесят из сотни возвращаются. Один из этой пятидесятки не попадает в психушку. Может, повезёт, а? Только поэтому люди, приговорённые к рудникам, не выбирают смертную казнь: надежда быть этим одним из сотни. Хотя я подозреваю, что этот один – не более чем миф, слух, распускаемый, чтобы люди не вешались в камерах. Тут удача, конечно, не помешает. Один раз она уже повернулась к нам задом. Ведь обычно шеф Тима – корпорация, на которую он работал – успевала вытягивать своего незадачливого сотрудника из всех неприятностей, уничтожать все улики. А вот счас обломала зубы. Видать не по морде пришёлся кирпич. И теперь против Тима – кристалл с записью того, как он ворует всё это дело. При обыске у меня изъяли один из образцов, а на второй не обратили ни малейшего внимания. Видимо, второе устройство по сравнению с первой для корпорации – пшик. Они даже не вспомнили о ней и ни слова не сказали служителям правопорядка, приходившим по мой з*д. Я никогда не проверяю в работе все те устройства, что давал мне Тим. Потому что это может быть что-нибудь от самых безобидных очков с наворотами до мощнейшей бомбы. Разбираться в этих штучках – дело коллег Тима. В тот вечер я нажрался как свинья и бухнулся спать в одежде. Когда пришел Тим, я сунул то, что он принёс, в карманы, и поэтому я сидел в зале суда, а потом – на нарах, и то второе устройство, косвенно из-за которого я там был, осталось у меня в кармане. Быть может, оно у меня потому осталось, что я – торговец подобными штуками, и я не буду я, если у меня карманы не будут набиты подобным хламом. Теперь бы еще понять, как они вышли на меня. Я нахмурился, перехватив виноватый взгляд Тима. Да, приятель, на этот раз ты попал в самый омут. И утянул меня с собой…   * * *   Я вертел эту техновинку в руках. С виду ничего необычного. Экранчик и кнопка. Только таких приспособлений я раньше не видел. По крайней мере, с виду не взрывное устройство, если только кто-то не хочет, чтобы так и подумали: мол, с виду не бомба… В данный момент я уже сидел в камере космокорабля по перевозкам заключённых. В обычной камере, на Тересе, я боялся рассмотреть эту штучку, потому что там были камеры наблюдения за заключёнными. А здесь даже если они и были, то смысла в них особого не было. По крайней мере, никто не станет переться через весь корабль, чтобы отобрать у злобного заключённого его игрушку. При обыске компьютер разрешил мне оставить её при себе как неопасную, как расчёску, фонарик и ряд других мелочей. Она не может испускать никакого проникающего излучения. Что же это? Я откинулся на нарах. Пять лет в Колонии! В кого я за это время превращусь? Лучше тридцать лет тюрьмы!.. Во всяком случае, после тюрьмы у меня рассудок останется. Отогнав пессимистические мысли, я приблизил экран устройства к глазам. Возле экрана был маленький сканер. Что же это за штука? Я нажал на кнопку, зная, что бесполезно – раньше нажимал – однако странно! Раньше на нажатие устройство никак не реагировало. Сейчас же послышался звук, писк, и на экране появилась надпись… Через секунду эта надпись загорелась неярким мягким светом. Что за!.. Я и так знаю, кто я такой! «Заключённый №2235 Джен Рубецкий». Та-ак. Спокойно. Это не то, что я подумал. Мне стало нехорошо. Откуда же оно взяло это? Ах! На груди у меня бирка, прямо на тюремной форме заключённого, именно с этой надписью. Символ в символ. Сразу стало легче. Но зачем эта штука? Я ведь не слепой, сам читать умею. А слепому она и так не поможет. Мысль. Не очень трезвая, правда… Я увидел на нарах выцарапанную моим предшественником надпись. Надпись на моей груди была по-талански. Надпись же на нарах была на другом языке. Я его, впрочем, тоже знал – в школе заставили. Целый предмет был. С уклона изучения древнейших языков, но обязательный и для всех остальных направлений. А называется, кажется, этот язык русским. «Вёл бы себя хорошо – не сидел бы здесь», — гласила надпись. Это уж точно… Я провёл сканером вдоль текста и нажал на кнопку. Разочарование: текст всего лишь символ в символ отобразился на экране. Хотя нет, начинает что-то делать. Символы на экранчике замелькали… Скарж бешеный! Что же это? Да не скарж, а то, что сейчас происходит с прибором. А скарж – это излюбленное ругательное слово в наши дни, обозначает очень мерзких тварей. Я почесал свободной рукой затылок, затем, закинув руки с прибором за шею, от души потянулся. Косточки захрустели, и тут же послышалось: «Би!». Я моментально оглянулся назад, затем, сообразив, глянул на экран. На экране был перевод надписи на таланском. Слово в слово, как понял надпись я. Стало сразу ясно, что это – переводчик. Обыкновенный с-любого-на-таланский переводчик. Не совсем обыкновенный, обыкновенные выглядят иначе. И действуют тоже, ведь если он действительно действовал бы так, перебором, то переводил бы эту надпись еще минут десять. Или это просто новая, ускоренная модель, или… Он ведь сработал сразу после того, как я поднёс его к голове? В порядке эксперимента я нацарапал ещё одну надпись по-русски и поднёс переводчик. Приготовился, было, опять поднести его к голове, но… Бик! Он сработал мгновенно. Причём опять в точности, как понимал фразу я. Это уже не могло быть простыми совпадениями. Слишком много совпадений одновременно. Русский, как известно, язык с множеством значений у каждого слова, в отличие от таланского, где всё просто и понятно. Неужели переводчик прочёл переводы у меня в шариках и роликах? Вряд ли. Вряд ли он прочёл переводы в обоих случаях, поскольку во второй раз он перевёл сразу, а к голове я его даже и не подносил. Но из головы он у меня что-то достал. И это что-то, похоже, есть весь словарь языка. Даже не словарь, а, как бы это сказать, его понимание данной личностью. Круто! Вот это изобретение, однако! Действительно, длинный прыжок вперёд в технике.   * * *   — Э-эй! — стук дубинки по стенке между лучами силового поля вырвал меня из дрёмы. — Чего тебе? — я, сонно моргая, уставился на охранника. — Тебе письмо, зек. Мне ждать ответа? — охранник стоял, помахивая дубинкой. Дубинка, само собой, была вольт на десяток тысяч как минимум. — Жди, — я схватил бумажку, развернул её. Написано было слегка коряво. Ещё бы, если письмом не заниматься со школы. Зачем письмо, когда кругом компьютеры? «Джен, старик! Я сижу неподалёку, камеры на три правее. Послушай! Я тебя не сдавал! Они, скорее всего, следили за мной. Ты мне веришь? Ответь, это важно. Тим». Я вздохнул и накалякал с помощью ручки, предложенной охранником, рядом с «Тим»: «Верю. Джен». Я передал письмо охраннику, тот ушёл, а через минуту вернулся. На бумажке, рядом с «Джен», было выведено одно-единственное слово «Спасибо!» и символ, обозначающий у нас улыбку. — Ответ будешь писать? — Нет, — сказал я, вернул ручку и бумажку. — Благодарю. — За «благодарю» не работают. Вот, блин. Очевидно, он имел в виду передачу писем. Тим каким-то образом, скорее всего, расплатился за его услуги, иначе он не стал бы вообще ничего делать, но этот хитрый охранник знает, что я не знаю этого наверняка, и пытается содрать за услуги что-нибудь также и у меня. — Но у меня нет ничего стоящего, — я попытался изобразить неимущего. — А вот это уже мне решать. Я видел у тебя какое-то устройство. У меня страсть к таким вещицам. — Ты уверен, что мой друг уже не расплатился? — Уверен. Давай это бегом сюда! Дубинки захотел? Похоже, мысль, которая пришла мне в голову несколько часов назад, о том, что никто не рискнёт лезть к заключённому в камеру, оказалась ошибочной. Делать было нечего, и я отдал ему свою игрушку. Дубинки я действительно не хотел. А зол не был совершенно. Дело было даже не в натуре охранника, а в его работе. Если день за днём экспортировать заключённых туда-сюда, то волей-неволей захочешь какого-нибудь разнообразия. — Да, кстати, — сказал охранник напоследок, — нам не повезло. Флот скаржей объявился на стандартном маршруте, поэтому сделаем крюк через малоизведанный участок. Затем он повернулся и ушёл. Я улёгся на нары. Малоизведанный участок? Это плохо. Можем нарваться на кое-что похуже скаржей. Скаржи. Ругательное слово. Но не потому, что у нас было такое плохое слово, и мы так назвали этих чужих. Само слово произошло именно от тварей, называющих себя скаржами, а не наоборот. Со скаржами мы находились в состоянии войны. В переговоры вступали редко, и эти переговоры никогда ни к чему не приводили. Охранник забрал мой (отныне мой!) приборчик, хотя Тим явно с ним расплатился. Тим… Верю ли я ему? Насколько я его знаю, он меня не сдавал. Значит, верю. И это было моей последней мыслью...