Я очнулась от резкой боли в промежности. Судорога внизу прошла такая сильная, что захотелось броситься под поезд (до изобретения которого ещё несколько веков на моё горе), только бы не чувствовать и не испытывать вновь подобных мучений. С болью во время менструаций и сравнивать не стоит! Это явно что-то другое!
Девушки уже давно поднялись, позавтракали и принялись за свою обычную работу и обучение, и только мне позволили немного поваляться, как «ветерану ночного труда». Я откинула тонкое одеяло и закричала на весь средневековый Стамбул. Столько крови я не видела даже в Игре Престолов во время Кровавой свадьбы! Как я жива до сих пор?!
— Что случилось, хатун?! — в помещение вбежала Нигяр-калфа, а за ней степенно вошла и Дайе-хатун.
Увидев моё состояние, и то, что осталось от моего белоснежного когда-то матраца, калфа отшатнулась от меня, как от прокажённой, девушка хлопала глазами и не понимала, как помочь, она впала в сильнейший ступор, присоединившись ко мне.
— О! Аллах, помилуй! — прошептала Нигяр, когда речь, наконец вернулась к ней.
— Что там? Почему столько шума, Нигяр-калфа? — не дождавшись ответа, Дайе подошла и посмотрела на меня.
На её лице не было никаких эмоций. Дайе-хатун прожила в гареме достаточно долго, чтобы её удивить, потребуется что-то из ряда вон, например, нашествие инопланетных пришельцев с Марса прямиком в гарем, и то не факт, что Хазнадар это удивит, а уж тем более напугает.
— Немедленно пошлите за лекарем! Нигяр-калфа! Не стой столбом! Хочешь, чтобы хатун истекла кровью и отдала Аллаху душу прямо здесь?! — прикрикнула для верности Хазнадар.
Молодая калфа убежала в известном направлении, так что пятки засверкали и ветер поднялся.
— Займитесь делом! Хватит смотреть и без вас проблем хватает! Живо за работу! — разогнала Дайе собравшуюся публику из новеньких наложниц и присела ко мне.
— Как ты себя чувствуешь, Михримах-хатун?
— Как жертвенный агнец, госпожа…
— Чувство юмора на месте, значит — жить будешь. Ты потеряла много крови, так не должно быть. Надеюсь, лекарь тебе поможет, хатун, — заботливо прошептала женщина и похлопала меня по плечу.
— Спасибо, Дайе-хатун.
Лекарь примчалась спустя пять долгих минут, во время которых мне раз тридцать приходила мысль выброситься из окна, до такой степени было больно и страшно!
Осмотрев меня, она ничего не сказала, отвела Дайе в сторону и что-то ей прошептала. Хмурая Хазнадар отдала несколько распоряжений и приказала Нигяр присматривать за мной, пока той не будет на месте.
— Что со мной, лекарь? Я умру сейчас? Или мне ещё придётся помучиться? — вопросила я, готовясь к самому худшему.
— Что ты такое говоришь, Михримах! — прервала меня Нигяр. — Ты поправишься, не думай о плохом!
— Нигяр Калфа! У меня внутри будто янычары на саблях дерутся! Скажите уже, что со мной?! Сколько мне осталось?!
— Не преувеличивай, хатун, — покачала головой лекарка. — У тебя «vajinal penisin çok yoğun hareketlerinin bir sonucu olarak ortaya çıkan genital organların mukozasına mekanik hasar»*. И всего лишь. Поправишься вскоре, я прослежу, буду тебя навещать часто, чтобы ты не впадала в панику. Ну, я пойду.
— Стой, Лекарь! Что со мной?! Я из твоего бормотания ничего не поняла! Так я буду жить? — я схватила женщину так сильно, что чуть не порвала той платье.
— Нигяр-калфа тебе всё объяснит, а мне некогда. Лежи спокойно и ничего не делай. Я пришлю тебе настойку от боли. Всё, я пошла, поправляйся, Михримах-хатун, — лекарка вырвалась из моих цепких рук и покинула ташлык.
— Спасибо, — крикнула я в спину хатун, а после обратилась к калфе. — Нигяр-калфа, что она сказала? Что у меня за болезнь? Не молчи!
— Успокойся, ненормальная. Ничего смертельного, такое иногда случается.
— Ты сейчас ни разу меня не успокоила! Говори уже… У меня сердце сейчас выпрыгнет…
— У тебя «vajinal penisin çok yoğun hareketlerinin bir sonucu olarak ortaya çıkan genital organların mukozasına mekanik hasar», — сказала калфа, как будто я должна была понять, что значит эта тарабарщина.
— Я поняла только несколько слов: в****а, п***с, г*******и.
— Постыдись, хатун! Люди же слышат!
— Что я сказала постыдного? У меня п***с вместо в****ы вырастит что ли? Хватит смеяться, Нигяр Калфа! Ты решила избавиться от меня? Объясни по-человечески, прошу!
— Михримах, послушай, — девушка перешла на русский. — У тебя «механическое повреждение слизистой половых органов, возникшее в результате слишком интенсивных движений полового члена во влагалище»*, — и уже шёпотом добавила. — Повелитель хорошо постарался, что у вас вчера с ним произошло? Ты можешь мне рассказать, поделиться, не копи в себе, Михримах.
— У нас произошёл секс, как же, по-вашему? — пробурчала я по-русски. — Вспомнила çiftleşme (соитие). Неудачное, как ты поняла. Я ему не угодила, султан меня выгнал, вот такая история, — грустно закончила я и выпила протянутый стакан с водой.
— Пойдём-ка в хамам, хатун. Отвлечёшься, — предложила калфа.
— Только, если ты пойдёшь со мной, Нигяр-калфа.
— Если только ненадолго, на мне новенькие девушки, сама знаешь, сколько с ними проблем.
— Хорошо.
Когда мы остались одни в хамаме, я решила откровенно поговорить с Нигяр.
— Нигяр-калфа.
— Да.
— Почему султан прогнал меня и остался недоволен? Я не понимаю его, не понимаю, что я сделала не так?
— Расскажи мне подробно, что между вами произошло, тогда возможно, я смогу ответить на твой вопрос.
— Слушай…
— У нас считается недостойным султана оставить женщину неудовлетворённой или начать соитие без ласк, — объясняла калфа мою ошибку. — В течение всего процесса женщина должна чувствовать, что она любима и защищена. Ты продемонстрировала ему своё неудовлетворение, тем самым оскорбила его достоинство. Я должна была с тобой всё обсудить перед тем, как отправлять в его покои, — тяжело вздохнула калфа. — Обычно, девушке приходиться учиться около двух лет, прежде чем она попадает в покои падишаха. А тебя на третьей недели угораздило. Даже не знаю, как теперь быть с тобой. Султан посчитал тебя плохой и нерадивой ученицей, раз ты не смогла продемонстрировать своих навыков. В его покои входят только хорошо обученные девушки, не знаю, что нашло на Валиде Султан, раз она отправила неподготовленную наложницу в покои своего сына повелителя…
— Значит, Султан Сулейман считает меня невоспитанной и недалёкой неумёхой?
— Есть такое… Но, ты не расстраивайся, Михримах, по крайней мере, ты ему запомнилась.
— Да как же забыть такой позор?! Всю жизнь мне в кошмарах будет сниться его разочарованное лицо. Женщина не может удовлетворить мужчину! Где это видано? В какой стране и в каком времени? Боюсь, как бы султан не разочаровался во всём женском роде и не сменил ориентацию…
— Опасная шутка, хатун! — отсмеявшись, отругала меня калфа. — Не шути так больше, если жизнь дорога.
— Прости, Нигяр Калфа, это всё нервы. Я действительно испугалась. Эта боль… Там, откуда я родом, мне ничего подобного терпеть не приходилось, даже, когда я ломала себе руку, было не так тяжело…
— Ты не глупая, хатун, по тебе сразу видно, что образование ты получила, хотя я даже не могу понять какое… Такая ты необычная, совсем не похожая на остальных девушек в гареме нашего повелителя. Если шанс подвернётся, я замолвлю за тебя словечко перед султаном.
— Спасибо, Нигяр-калфа, но боюсь, мне уже ничего не поможет. У султана сотни наложниц, готовых исполнить любое его желание по первому требованию. Я на их фоне просто жалкая неудачница.
— Не кори себя, хатун. Дай Аллах, повелитель изменит своё мнение о тебе и всё у тебя будет хорошо.
— Ты очень добрая, Нигяр-калфа. Спасибо тебе, что нянчишься со мной, мне это было действительно нужно, — я встала и обняла девушку.
— Ну, будет тебе, хатун. Не стоит привязываться ни к кому в этом дворце, страшнее места нет на свете.
«Тебе не известно, что такое нацистские концлагеря, атомные бомбы и инквизиция. По сравнению с ними, гарем это рай на земле, Нигяр».
— Никому не доверяй, если хочешь жить, даже мне, — добавила калфа и вышла из хамама, оставив меня наедине со своими мыслями.
Спокойно полежать и восстановиться мне не дали. Хазнадар прислала сообщение, что меня хочет видеть Валиде Султан. Пойду сдаваться, деваться мне некуда.
Я постучала в покои великой султанши и после разрешения вошла внутрь. Просторно и богато, но не вычурная роскошь, чувствуется стиль и вкус хозяйки помещения. Я поклонилась султанше и начала ждать, когда меня будут ругать и винить в плохом настроении падишаха. Султан сегодня даже к матери не зашёл, чтобы поприветствовать, а это нонсенс, друзья мои, такого ещё не было! Сулейман в любом состоянии навещал по утрам свою мать, до сегодняшнего утра, разумеется.
— Твоё имя Михримах? — строго спросила женщина, что привыкла командовать и повелевать своими слугами.
— Да, Валиде Султан, такое имя мне дала наша Хазнадар.
— Я не спрашивала, кто тебе дал это имя!
— Прошу прощения, Валиде Султан.
Султанша тяжело вздохнула и продолжила недовольно сверлить меня глазами.
— Мой сын повелитель сам не свой после вчерашней ночи, полагаю, это твоя заслуга. Можешь не отвечать, слухи быстро расходятся, не думала, что какая-то жалкая наложница способна так расстроить моего сына, что тот даже свою Валиде не поприветствует! Не знаю, чем ты расстроила падишаха, но наказания избежать тебе не получится!
Я молчала и не поднимала глаз. Мне было действительно стыдно, вроде из двадцать первого века прибыла, а облажалась, как последняя необразованная рабыня из жопы мира. Мои щёки заалели, а из глаз готовы были потечь слёзы. Унизительно стыдно чувствовать себя никчёмной. Со знанием истории и канона-фанона, я оказалась бессильна перед традициями людей этого времени.
— Куда смотрели калфы, евнухи и Дайе, когда отправляли тебя в покои повелителя?! Тебя должны были тщательно проверить и проэкзаменовать, прежде чем представить перед моим сыном! Я накажу всех, кто недоглядел!
— Прислуга не виновата, моя госпожа, — я упала на колени и чуть ли не согнулась пополам от резкой боли в интимном месте. — Не наказывайте их, во всём моя вина, я не достаточно внимательно слушала наставников, и прогневала повелителя своим невежеством.
Не хотелось бы, чтобы Нигяр-калфу и Дайе с Сюмбюлем наказали из-за меня. И вообще, отправить меня в спальню к падишаху была идея Валиде Султан, но этого вслух я, конечно же, не скажу, лимит непочтения к правящей семье я уже в этой жизни превысила.
— Не оправдывай их! Это их недосмотр! Скорее бы приехала Махидевран Султан, мой сын терпит такое отношение со стороны безродных наложниц! Безобразие! Я накажу тебя самым жестоким образом, хатун! Так, чтобы всем уроком было!
— Я приму любое наказание, Валиде Султан…
— Что с твоим лицом? Ты вся побледнела? Ещё в обморок мне тут упади… — уже не так гневно пробурчала султанша.
Мне действительно стало нехорошо, боль усиливалась, пора было принимать лекарство и соблюдать больничный покой, но у меня же всё ни как у людей.
— Я в порядке, госпожа.
— Дайе-хатун, сказала мне, что тебе приводили лекаря. Вижу, что тебе больно и стыдно, своё наказание ты уже получила, можешь идти… — в раз изменила своё мнение мать падишаха.
Женская солидарность? Кто знает…
Я собиралась встать, но в глазах резко потемнело, казалось, что в моей вагине происходит ядерный синтез, и меня вот — вот разорвёт изнутри. Ноги стали холодными, и совершенно не хотели слушаться нынешнюю владелицу тела.
В этот момент двери в покои Валиде Султан открылись, и внутрь вошёл падишах. Я собралась с силами и встала, до боли прикусывая губы, чтобы не закричать от бессилия. Валиде выглядела обеспокоенной, она переводила взгляд со своего сына на меня и не знала, как отреагировать на подобную ситуацию. Султан напротив наполнился злобой изнутри, увидев в своих покоях нерадивую рабыню.
— Валиде, прошу прощения, что не смог прийти утром и получить ваше благословение, были неотложные дела, — мужчина подошёл и поцеловал руку матери.
Я поспешила выйти, пока не прилегла в покоях, в которых мне лежать не полагается, в виду низкого происхождения.
Я шла медленно, чтобы не выдать своих чувств, но что-то не укрылось от глаз великого султана, раз он жестом приказал мне остаться.