Елена Васильевна меняет профессию

Глава 7. Когда власть делили, нас позвать забыли

1 июня 1527 года. Елена Васильевна.

— Елена Васильевна! Не можно! Не можно! — кричал боярин чуть ли не у меня над ухом и топал ногами.

Я принимала мужчину в своих палатах едва ли не с восходом солнца. Времени катастрофически не хватало, мне казалось, что вечно недовольные бояре в один прекрасный момент от меня избавятся. Мои реформы им не нравились. Мой пол им не нравился. Мои платья им не нравились. Очевидно, средневековые чиновники уже десять раз пожалели, что позволили мне стать регентом. Ну, что я могу сказать… Сами виноваты!

Я глубоко вздохнула, привела мысли в порядок и спокойно сказала, глядя прямо в красные глаза боярина:

— Не можно? Это ещё почему? Земли монастырские людям нужны. Не так давно перестали дань Золотой Орде платить, люди стали жить лучше, стали плодиться и множиться. Земли свободной не хватает. И вообще, я уже приняла решение. Все церковные и монастырские земли и их крестьяне переходят в собственность государства. Мне дворянам за служение нечем платить!

— Одумайся, Великая княгиня! Нам же всем могилу роешь! А как же слуги божьи?! Останутся без дохода? Иосифляне бунт поднимут! Поднимут! — запричитал длиннобородый боярин.

— Пусть только попробуют. Хватит нам за ересь сжигать своих же людей на кострах. Это уже давно не модно и даже как-то дико, что ли… — я устало поднялась с кресла. — Разговор закончен. Можешь быть свободен.

Боярин, нахмурившись, спешно поклонился и, пятясь, вышел из моих покоев.

Нестяжатели и иосифляне мне порядком так надоели. Точнее говоря, надоели вторые…

В течение всего правления Василия III, в Русской церкви шла борьба двух идейных течений, которые получили условные названия нестяжательского и иосифлянского.

Идеи движения нестяжателей базировались на византийском исихазме Григория Синаита. Это — мистико-аскетическое учение, зародившееся в XIV веке у греческих монахов на Афоне. Они утверждали, что существует вечный свет, который явился на горе Фавор во время Преображения Господня. Его могут узреть те, кто ведёт праведную монашескую жизнь. Чтобы увидеть этот свет, греческие исихасты погружались в мистическое созерцание, полное сосредоточение на чем-нибудь до тех пор, пока им не начинало чудиться сияние вокруг него. Чтобы достичь такого совершенства, необходимы были строгий аскетизм, пренебрежение к собственной личности, полное смирение перед Божьей волей.

Чтобы достичь идеала, необходимо соблюдать общехристианские добродетели — нестяжание, послушание, целомудрие. Истинный подвижник не должен иметь личного имущества, особенно богатых одежд и украшений. Имущество отвлекает ум от духовной жизни и привязывает человека к земле, к миру. Эти принципы распространяются не только на монахов лично, но и на монастыри в целом. Им не положено обладать богатствами, прежде всего — земельными. Монастырскую собственность необходимо секуляризировать (конфисковать церковные и монастырские имущества в пользу государства).

Движение оппонентов нестяжателей — иосифлян. Основателями течения в 1490-е годы были архиепископ Великого Новгорода Геннадий и учёный монах-католик (!) Вениамин. Около 1497 года они сочинили первый программный документ иосифлян — «Слово кратко противу тех, иже в вещи священныя… соборные церкви вступаются». Всех, кто покушается на владения церкви, в этом трактате называли «лихоимцами».

Однако учение иосифлян было гораздо шире, чем просто защита своих имущественных прав (в литературе их позицию нередко примитивизируют, сводя её к скупердяйству, «стяжанию», борьбе за имущество церкви). Иосифляне сформулировали доктрину «воинствующей церкви». Согласно этой доктрине, священникам надлежит активно вмешиваться в мирские дела, направлять действия светских властей. При этом подданным «больше достойно повиноваться власти духовной, чем мирской», — писал Вениамин. Церковную деятельность иосифляне рассматривали как своеобразную религиозно-земскую службу, особое «Божье тягло».

Истинный христианин не должен погружаться в самосозерцание и отречение от мирского. Ему надлежит активно сражаться за веру и дела церкви. А поскольку любая война, любая власть требуют для своего обеспечения денег, то церкви положено быть богатой. Ей необходимо обладать материальной базой для успешного несения «Божьего тягла», управления мирскими делами и наставлением людей на истинный путь.

Позиции нестяжателей были чище, благороднее и ближе к евангельскому учению.

Да, «духовное делание» вело к христианскому самосовершенствованию, но оно влекло уход человека из мира, из социальной жизни (недаром среди «заволжских старцев» было распространено скитничество как форма индивидуальной, отшельнической монашеской жизни). Да, по сравнению с ними иосифляне выглядели хищной, агрессивной церковью — воистину «воинствующей». Но они без колебаний строили страну, вмешивались в дела государей и царей, наставляли мирян, пытались очистить от скверны неверия и сомнения общество. Со всеми издержками, неизбежными при этом процессе, иосифляне прославились как интриганы, доносчики, жёсткие церковные иерархи, расправлявшиеся с инакомыслящими.

Какая церковь нужна русскому народу? Богатая и властная? Вмешивающаяся в дела мирские? Или же людям нужно нечто другое? То, чего они не будут бояться, то, что запустит в их сердца свободу…

Я в этом вопросе поддерживаю нестяжателей, хоть к православию отношусь индифферентно. Между добровольным познанием себя и насилием за инакомыслие — я выбираю первое. Свою симпатию к нестяжателям я не скрывала даже при жизни Василия Ивановича, хоть моя предшественница и поддерживала иосифлян, я резко оборвала эту гнилую связь. А когда стала регентом, то сразу же принялась за утверждения проекта по секуляризации церковных земель. Дело почти год не двигалось с мёртвой точки из-за митрополита Даниила, который был на стороне иосифлян. Этот человек не желал отдавать богатства церкви в светские руки, не хотел лишаться власти и влияния, но ему пришлось уступить. Вчера я подписала указ, который велела зачитать во время заседания Боярской думы. Я ждала митрополита с минуты на минуту, этот «святой отец» уже пытался со мной поговорить, но я откладывала наш с ним разговор, хотя понимала, что вечно прятаться не получится.

— Зря ты иосифлян обидела, Елена Васильевна! — в мои палаты вошёл митрополит Даниил через час, как вышел боярин. — Церковнослужители и монахи это просто так не оставят! У Бога отбирать последнюю копейку… грех!

Я возвела глаза к потолку. Что в двадцать первом веке, что сейчас жрецы пытаются быть главными посредниками между Богом и человеческой душой. «Платите церкви, и Бог вас неприменимо услышит!» Это невыносимо видеть и слышать что тогда, что сейчас. Я уже не говорю о том, чтобы во всём этом участвовать! Вроде с виду высокодуховные люди, а заглянешь в душу, так одна жадность, властолюбие и гордыня.

— Ты раб Божий, вот и служи Богу! А в дела мирские нос не суй! — не сдержалась я и повысила голос, что прежде себе не позволяла в отношении священников. — Ты православный христианин, вот и следуй заповедям Христа! Следуй его примеру, раздай всё богатство людям и иди проповедуй добро. Золото, земли и власть тебе в твоей миссии только мешать будут, — я сжала кулаки и прямо посмотрела на митрополита.

— Не богохульствуй, Елена Васильевна! Бог всё слышит! — мужчина поднял палец вверх, словно бы грозя карами небесными.

— Не только слышит, митрополит Даниил. Но ещё и видит… — сквозь зубы процедила я, и позвонила в колокольчик, чтобы стража открыла двери и выпроводила посетителя из моих палат.

— Бог тебя накажет… — бросил напоследок митрополит Даниил, испепеляя меня своими чёрными глазами.

Мужчина в ярости вышел из палат, не дождавшись того, что я упаду в ноги и покаюсь, и я сразу же выкинула его из головы. Есть и другие нерешённые вопросы помимо религии. Стражник закрыл за митрополитом дверь, я повернула голову, взгляд мой упал на стол заваленный пергаментами. Только утро, дела ещё разгребать и разгребать.

С дорогами на данный момент дела обстоят просто прекрасно. Бояре и землевладельцы мои приказы выполняют неукоснительно, но я всё же не могу отделаться от подозрений, что среди власть имущих и земле имущих затесалось некоторое количество попаданцев. Ну не могли же средневековые люди с их медленным темпом жизни за несколько месяцев привести в божеский вид половину дорожного покрытия на Руси! Не могли!

Просто какой-то строительный бум на землях русских в последние месяцы. Все города что-то строят, перестраивают, воздвигают, сносят… очень бурную деятельность развели. Но кроме этого никаких доказательств того, что обязаны мы этим попаданцам, у меня нет. Вселенцы на контакт не идут от слова совсем, «тайный приказ попаданцев» себя не оправдал. Кроме Георгия Андреевича никто ко мне с ценными знаниями не спешит. Но и одного этого вселенца я бы не променяла и на тысячу таких, как Агриппина.

Золото, серебро, алмазы и другие, нужные в хозяйстве драгметаллы, медленной, но уверенной струйкой потекли в Москву. Новгородскому и Псковскому монетным дворам предстояло проделать огромную работу. Но мало начеканить качественных денег, надо ещё и старые из оборота изъять, но когда все русские земли перейдут к единому денежному обращению, я смогу вздохнуть свободно. Эта реформа улучшит торговлю как внутри империи, так и за её пределами, что, безусловно, благоприятно скажется на уровне жизни народа.

— Великая княгиня! Великая княгиня! — боярыня Челяднина вышла из соседних комнат с Софией на руках. — Великая княжна есть желает!

Я взяла подросшую русскую принцессу на руки, расстегнула платье, девочка жадно впилась в мою грудь, внимательно смотря мне в глаза. София растёт и радует глаз. Хоть я и не участвовала при её зачатии, а всё равно люблю девочку. Я проносила княжну в животе много месяцев, поэтому чувствовала её своей частью. Мне в радость было давать ей молоко, смотреть ей в глаза при этом священном ритуале. В такие моменты мы становились друг к другу ещё ближе.

— Может, всё же кормилицу нанять? — спросила боярыня. — Ты, государыня, совсем осунулась, может, побережёшь своё здоровье? И фигуру…

— Мне не трудно. Это самое малое, что я могу сделать для княжны Софии. Молоко моё ей идёт на пользу. Здоровье ребёнка на первом месте.

— Брат Иван приходил… — замялась Агриппина. — Хотел повидаться с Соней, но я не впустила.

— Правильно сделала. Никто не должен знать истинное происхождение княжны. Кстати… — я достала из кучи пергаментов самый дорогой и надушенный. — Что это, боярыня?

Женщина покраснела и опустила глаза. Стыдно? Как же…

— Я, конечно, всё понимаю, ты молодая, гормоны и всё такое, но твои сексуальные предпочтения меня пугают. Твоя переписка с удельным князем Старицким, где ты признаёшься мужчине в своих чувствах, могла попасть не в те руки. Ты понимаешь это, Агриппина? — я постаралась придать своему голосу суровости, но делать это с ребёнком на руках было не так-то просто.

— Что плохого в том, что я хочу выйти за Андрея замуж? — пошла в наступление боярыня. Взгляд её стал смел, я бы даже сказала дерзок.

— Ничего в этом плохого нет, Агриппина. Хочешь выйти замуж за удельного князя? — я обвела боярыню Челяднину взглядом сверху донизу. Пылкая натура. Бесшабашная и алчная. Но всё же ближе Агриппины Фёдоровны у меня в этом мире никого нет. София мала, мои чаянии ей не понять.

— Да! — громко ответила вселенка.

— А что насчёт мнения жениха?

— Он согласен! — на эмоциях выпалил подросток в теле женщины.

— Рассчитываешь в будущем стать императрицей? — без какого-либо удивления поинтересовалась я. Читать мысли и желания Агриппины так легко, что мне даже как-то неловко.

— Да!

— Ну, я за тебя рада. Хочешь, осенью свадьбу сыграем? — без шуток спросила я.

— Ты это серьёзно?! — боярыня уставилась на меня своими большими чёрными глазами. Не верит? Зря.

— Да. Бояре уже единогласно выбрали себе в императоры Андрея Ивановича. Придёт время, и удельный князь будут править землями русскими из Москвы. Великий княжич Иван будет при нём наследником, а ты, если хочешь, будешь его женой и императрицей по совместительству.

— Что?! И ты так просто отдашь мне власть в руки?!

Я поднялась с кресла, уложила княжну в колыбель и подошла к боярыне.

— Мне не нужна власть, Агриппина. Мне нужно, чтобы у Ивана и Софии была адекватная «мачеха». Знаю, что ты о детях хорошо позаботишься. Бояре своих дочек пропихивают в жёны к Андрею Ивановичу, я не могу рисковать. Если ты станешь императрицей, я буду спокойна. Хотя, твоя кандидатура боярам не понравится, будут противиться этому браку… — я нахмурилась. — Брата твоего я хоть и не выделяю среди прочих, но боярам всё одно — не угодишь. Так что, ты поторопись, если хочешь остаться при сыне, да ещё и в более удачном положении. Я препятствовать не буду, — я по-дружески похлопала женщину по плечу и села за стол. Работа ждать не будет.

Час спустя. Агриппина Фёдоровна.

Я сидела на ступеньках у Успенского собора и смотрела на свои ноги. Столько месяцев я была осторожна, но Елена всё равно узнала про мою тайную связь с удельным князем Старицким! Я думала, что будет скандал и меня с позором отправят в монастырь, я даже шантажирскую речь приготовила! А эта Елена меня сама хочет подложить под будущего правителя! Вот не дрянь ли она после этого?!

— Агриппина Фёдоровна! Боярыня! — кремлёвская девка подбежала ко мне, но увидев моё хмурое лицо, смутилась и убавила голос. — Агриппина Фёдоровна, князь Андрей приехал в Кремль… с пожитками.

— Что?! — я подскочила с места. — Насовсем приехал?! Но не рано ли?! Я думала, что у нас есть ещё год или два!

— Бояре тайный совет собрали, приняли решение сместить Елену Васильевну в качестве регента…

— Что?! — моё сердце упало в пятки. — Ты что несёшь, полоумная?! Откуда такая информация?!

— Андрей Васильевич прямо сейчас на великокняжеском престоле восседает! Своими глазами видела! — девка три раза перекрестилась двумя перстами.

— А как же Елена Васильевна?! Что будет с Великой княгиней?!

— То мне не ведомо, боярыня. Меня сюда государь послал, приказал вас готовить… к венчанию…

Несколько часов спустя. Елена Васильевна.

— Откройте дверь! Вы не можете ограничивать мою свободу! Я регент Великого княжича! Будущего Императора земель Русских! — я била в дверь руками и ногами, но стражники не реагировали.

Всех моих верных людей от меня оградили, Великого княжича унесли вместе с его сестрой, все документы и карты с печатями изъяли. Сейчас в моих палатах царил хаос. Я барабанила в дверь уже несколько часов, но никто так и не пришёл ко мне. Это переворот. Я знала это и без объяснений стражи. Бояре хоть и видели, что я стараюсь на благо империи, но всё одно — видеть меня на заседаниях считали ниже своего достоинства. Женщина для них не авторитет, несмотря на все мои благие намерения.

Карта Русской Империи готова, половина дорожного покрытия земель уже эксплуатируются, школы для всех слоёв населения строятся, деньги печатаются, казна пополняется, торговля оживляется. Я виновата только в том, что родилась женщиной. Патриархат, чтоб его…

— Внимание! Император земель Русских — Андрей Иванович! — раздался мужской бас стражника из коридора и двери в палаты отворились. — И его супруга, Императрица земель Русских Агриппина Фёдоровна!

Бывший удельный князь и бывшая боярыня при полном параде вошли внутрь. Золотом расшитые одежды, куча драгоценностей, шапка Мономаха на императоре, корона с алыми рубинами на императрице. Морды величественные, надменные. Я подскочила с места, сделала поклон новоявленной императорской чете, хоть это и задело мою гордость.

— Здрав будь, император Андрей Иванович. Здрава будь, императрица Агриппина Фёдоровна.

На мои приветствия не ответили. Но император сделал небрежный жест рукой, позволяя мне подняться.

— Теперь эти палаты принадлежат мне! — тем временем безапелляционно заявила Агриппина. — Так, государь? — женщина взглянула на молодого правителя и робко улыбнулась.

— Так, Агриппина Фёдоровна. Эти палаты твои, государыня императрица… — мужчина обвёл меня цепким взглядом, поглаживая руку своей супруги. — Можешь всё обставить по своему вкусу, выброси всё лишнее, избавься от хлама…

— А что делать с Еленой Васильевной? В монастырь? — с предвкушением спросила бывшая боярыня.

Я сжала кулаки. Хотелось выдрать клок волос бывшей боярыне.

Государь внимательно оглядел свою супругу, после перевёл взгляд на меня.

— Зачем добру пропадать? Великая княгиня останется в Кремле.

— Великая княгиня?! — прошипела Агриппина. — Ты оставишь ей титул?! Но ведь я же императрица!

— Да, с этим никто не спорит. Как и с тем, что Елена Васильевна — Великая княгиня. И она ею останется… покамест.

— Не лучше ли вдовую княгиню в монастырь, государь? — тихо шептала Челяднина красная от злости. — Что ей делать в Кремле? Власти у Елены Васильевны больше нет, она не регент, а о детках я позабочусь… — женщина обворожительно улыбнулась и приобняла императора.

В этот момент произошло то, чего я совсем не ожидала. Андрей Иванович резко оттолкнул свою супругу, что та чуть не впечаталась в стену. Лицо мужчины налилось гневом, ладони сжались в кулаки.

— Это не тебе решать… «государыня». Елена Васильевна моего брата убила, а ты, Агриппина Фёдоровна при том участвовала, я за то обиду держу… сильную! — государь резко подошёл ко мне и схватил за руку. — Иди за мной!

Бывшая боярыня потрясённо осталась стоять у стенки в своих новых покоях, в то время как меня чуть ли не волоком Андрей Иванович тащил в свои покои.