Ангел - хранитель

Глава 5.2

Родители, как и следовало ожидать, позвонили в дверь ровно в десять. Вот чему я искренне завидую, так это их точности во времени. Такому научиться нельзя, с этим чувством нужно родиться. Вот я определенно родилась без него. Я опаздываю – всегда и везде. И ведь знаю, знаю, как это делается: обратный отсчет времени, двадцать минут – запас, на всякий случай, никаких поисков более быстрого пути по дороге – и все равно: то в последнюю минуту ключ в замке застрянет, то маршрутка придет полная – не сядешь, то в метро эскалатор поломается – и беги пешком; хорошо еще, если вниз….

Даже ожидая гостей дома – дома ведь, ехать никуда не нужно! – я никогда не успеваю сделать все, что нужно, до их прихода. Всегда что-нибудь доделываю, пока они сами себя в гостиной развлекают. Вот и сегодня: все успела сделать – и приготовить, и стол накрыть – кроме как переодеться и накраситься. Ну все, значит, сегодня разговор начнется с того, как я выгляжу.

– Здравствуй, Танюша. Здравствуй, милая. Дай-ка мне на тебя посмотреть! Что-то ты не очень хорошо выглядишь.

Как еще может выглядеть человек, которому два выходных дня подряд пришлось вставать ни свет ни заря?!

– Мама, я просто не выспалась.

– Нет-нет, Танечка, дело совсем не в этом. Нельзя выспаться на неделю вперед. Режима у тебя нет – вот что плохо.

Ну разумеется, как можно жить без режима-то? Так ведь не будешь знать, ни когда завтракать, ни когда спать ложиться. А есть ведь психи, которые едят, когда проголодались, и спать ложатся, когда устали.

– Да есть у меня режим, мама, он только на ваш не похож.

– Ну если ты пять дней в неделю встаешь в семь утра, а на выходные до полудня в постели валяешься, то такой режим ни к чему хорошему не приведет. О здоровье смолоду нужно думать, Таня, а внешний вид – это зеркало здоровья.

И психического, между прочим, тоже. Если человек живет в постоянном напряжении, то вид у него – хоть с режимом, хоть без – будет бледный.

– Мама, я отлучусь на минутку – хоть переоденусь.

– Танюша, мы тебя и не в таком виде видели. Так что не стоит время впустую тратить – лучше посидим подольше, пообщаемся.

Отец пока помалкивает, ждет, пока артподготовка закончится.

– Ладно, мама, давайте в гостиную пройдем. Чего в коридоре-то стоять?

В гостиной уже накрыт стол, и разговор переходит к следующей теме: как я питаюсь.

– Вот молодец, сколько всего наготовила – ждала нас. Сережа, ну я же тебе говорила, что не нужно завтракать – Танюша нас без угощения не оставит. 

А может, рискнуть однажды – ничего не готовить. Дырка тогда в разговоре образуется – чем же мы ее заполнять будем? Да нет, пожалуй, не стоит. Тема «Нечем родителей угостить» может перерасти в длительную дискуссию о моем материальном положении и растянуться на долгие годы.

– Да, конечно, выйду я из дома без завтрака-то! – отозвался, наконец, отец.

Мать весело рассмеялась.

– Вот видишь, Танюша, ты же знаешь своего отца: у него ведь каждый день только с завтрака и начинается. Так что зря ты столько старалась – лучше бы поспала подольше.

Точно – зря старалась. Они бы меня и так, и так отчитали, могла бы и не тратить столько сил и времени на эти салаты с бутербродами. Решено: в следующий раз – только чай с тортом.

– Ну, что же теперь делать – нельзя хозяйку не уважить. Пошли, Сережа, к столу.

За столом мать, как всегда, принялась распоряжаться едой, словно мы собрались у нее дома.

– Так, что у нас здесь? Оливье? Ну, конечно, что за стол без оливье? Сережа, ты с оливье начнешь?

– Накладывай, накладывай – чего спрашиваешь?

Бутерброды мои мать забраковала. И тут же отправила меня на кухню – нарезать хлеба, напомнив, что отец даже на работе не привык питаться бутербродами. Я пошла на кухню. Когда я вернулась с тарелкой хлеба, у всех в бокалах уже было налито вино. Меня, конечно, никто не спросил, буду ли я пить его – в десять часов утра.

– Ну что, за встречу, – сказала мать, подняв свой бокал. – Редко мы в последнее время встречаемся, нужно бы почаще.

Я чуть не поперхнулась вином.

Ровно через тридцать секунд отец отодвинул свою тарелку с одним словом:

– Недосолено.

Не успела я и рта раскрыть, как мать снова взяла дело в свои руки.

– Танюша, я не вижу соли на столе. Ты забыла? Ну принеси, пожалуйста, как же без соли-то?

Я еще раз сбегала на кухню.

Мать принялась солить салат – прямо в салатнице! – приговаривая:

– Да и немудрено, что у тебя все недосолено. Влюбиться тебе пора, Танюша, влюбиться.

Похоже, сегодня без темы о необходимости замужества мы не обойдемся. Сейчас за новой тарелкой меня погонит…

– Таня, где у тебя чистые тарелки? Я хочу отцу нормальный салат положить.

Я сбегала за чистой тарелкой. После этого наступила небольшая передышка. Я упрямо жевала свои бутерброды, отказавшись от салатов, и готовилась к следующей атаке. К чему же мы сегодня перейдем от питания: к работе или к поискам мужа? Наверное, к последнему, поскольку горячее я не готовила, а торт у меня – из магазина.

Спустя минут сорок, когда родители перепробовали все салаты, а я выслушала ряд критических замечаний по поводу отсутствия абсолютно необходимых ингредиентов и неправильных пропорций – закусывая их бутербродами, которые почему-то никак не заканчивались, я решила вызвать огонь на себя.

– Мама, папа, я горячее не готовила, поэтому вы не против, если мы прямо к чаю перейдем?

– У тебя нет горячего? – Они многозначительно переглянулись и воззрились на меня.

Да, признаю себя виновной по всем статьям обвинения и прошу господ присяжных заседателей приговорить меня к высшей мере наказания.

– Мама, но мы же не в обеденное время собрались. Я думала, что мы немного перекусим, чаю попьем, поговорим…

– Таня, речь идет вовсе не о нас. У тебя к обеду нет горячего?

– Ну и о каком, Люда, здоровье ты с ней говоришь? – включился, наконец, отец.

– Таня, я понимаю, что ты ходишь на работу, и у тебя не хватает времени заниматься как следует своим домом. Но ты два дня провела дома – впрочем, убрала, молодец – и не удосужилась приготовить нормальный, полноценный обед?

Так, все – конец терпению. Они меня что, до седых волос будут отчитывать, как младенца неразумного?

– Мама, ты меня извини, конечно, но ты целый день сидишь дома. Отец деньги зарабатывает, все что нужно, в дом привозит, и тебе остается только чистоту навести и кушать приготовить. А мне, между прочим, нужно и одним, и вторым, и третьим заниматься. И когда человек пять дней в неделю ходит на работу, на шестой день ему хочется просто отдохнуть – понимаешь, просто отдохнуть, а не у плиты париться.

– Вот именно, Танечка, вот именно. Три года назад тебе никто не мешал обзавестись мужем, который заботился бы о тебе так же, как твой отец заботится о своей семье. Но ты же не захотела! И нечего теперь работой прикрывать полное отсутствие самодисциплины.

– Мама, оставь в покое мою личную жизнь, пожалуйста. Она – моя, и она – личная. 

Я встала и отправилась на кухню за чаем и тортом. Нужно дать им время успокоиться. Пусть посидят, пожалуются друг другу на дочь строптивую, а там – глядишь, я их тортом любимым умиротворю.

Но – как выяснилось, когда я вернулась – они использовали мое отсутствие, чтобы сменить тактику и выбрать новое направление удара.

После того как был разлит по чашкам чай, и мать поахала положенное количество минут по поводу моей хорошей памяти, в разговор вступил отец.

– А как у тебя на работе-то дела?

Слава Богу, в этом направлении мне есть что рассказать.

– На работе все отлично. Вот сейчас Франсуа приехал, новую коллекцию гардин привез. Коллекция – просто великолепная; я думаю, заказов у нас будет – море…

– Таня, я про твои дела спрашиваю. Рост служебный намечается, повышение зарплаты?

– Папа, у меня вполне приличная зарплата, мне хватает.

– Таня, зарплата никогда не бывает слишком высокой. Это тебе на обычную жизнь хватает, а в отпуск в хорошее место съездить, в турпоездку – мир посмотреть? Да ты вокруг себя оглянись: все в доме – как при нас стояло, так и стоит. О ремонте я даже не заговариваю, но ты же ни телевизор, ни мебель себе купить не можешь.

Точно, не могу. Не умею я копить деньги, откладывать их на какое-нибудь крупное приобретение. И в кредит ничего мне покупать не хочется; для меня это – словно деньги одалживать, висит потом этот долг, как камень, над головой.

Мать уже еле сдерживалась – в глазах ее горел охотничий огонь.

– Вот, кстати, говоришь, что Франсуа приехал с новыми гардинами. Посоветовалась бы с ним, какие тебе, в твою квартиру лучше подошли бы. Пригласила бы его к себе, на месте все бы ему показала.

– Мама, ты вообще соображаешь, что говоришь? Кем я при этом буду выглядеть?

– Таня, ты будешь выглядеть женщиной, которой небезразличен ее дом, и которая готова выслушать разумный совет. И ничего в этом нет страшного – ему наверняка тоже будет интересно посмотреть, как у нас обычные люди живут.

Черт меня дернул однажды – в сердцах – рассказать ей, как мне надоел этот Франсуа с его повышенным вниманием. Она тут же вцепилась в меня мертвой хваткой: Сколько лет? Женат? Дети есть? Насколько обеспечен? И с тех пор ни единой нашей встречи не проходит, чтобы она не поинтересовалась развитием нашего сотрудничества.

– Мама, мне абсолютно неинтересно, что ему интересно. Ты можешь, в конце концов, понять, что он мне не нравится?

– О том, кто тебе нравится, Танечка, можно было десять лет назад говорить. А теперь тебе нужно более трезво смотреть на жизнь. Еще раз напоминаю тебе: однажды ты уже упустила хорошую партию, не повторяй больше эту ошибку. Чтобы создать семью, у тебя осталось совсем немного времени: после тридцати ты станешь никому неинтересна, да и рожать в таком возрасте – весьма проблематично. Ты что, хочешь на всю жизнь вот так – пустоцветом – остаться?

Так, перешла к ударам ниже пояса.

– Мама, да пойми ты, в конце концов, я не хочу выходить замуж только для того, чтобы произвести на свет потомство. Не хочу, и все! И хватит мне дырку в голове просверливать!

– Да нет, Таня, это ты пойми. Незамужняя женщина ни в ком не вызывает уважения. Не состоялась она, следа после себя не оставила. Ни новую жизнь не создала, ни тепла, ни уюта. Не передала все, чему ее научили, следующему поколению – чтобы они потянули эту ниточку дальше. И на работе – не лучше. Нагружать такую женщину никто не стесняется – ей ведь не нужно домой, к семье, спешить; а зарплату повышать, так для этого мужчины есть, которым семью кормить нужно.

Я замолчала. Меня – опять – словно что-то изнутри толкнуло: Молчи, Татьяна, молчи, здоровее будешь. Не знаю, что – наверно, опыт печальный отстаивания своих прав. В голосе матери звучала такая непоколебимая уверенность в своей правоте, что все мои возражения, что человек – это сначала личность, а потом уж мужчина/женщина, мне самой показались нелепыми. Отец же кивал с видом учителя, который выслушивает свою же лекцию из уст любимого ученика. Ладно, помолчу. Когда я перестаю спорить, они воспринимают это как знак того, что я начала – наконец-то – прислушиваться к их словам. Дам им высказаться, дам им передать все, чему их научили, следующему поколению, а потом это следующее поколение в моем лице подумает, тянуть ли эту ниточку дальше или прямо сейчас в узелок завязать.

Закончился этот душевный семейный разговор около двух часов. Вот тебе, ненадолго заглянули! После того как родители уехали, я отправилась на кухню – мыть посуду и соскабливать осевший в душе осадок.

Всякий раз, пообщавшись с родителями, я чувствую себя полным нулем. Они бесспорно многого достигли в жизни. Отец – как только появилась такая возможность – создал свою собственную фирму: начал с косметических ремонтов и закончил строительством коттеджей, и не летних дач, а полноценных домов. Работа для него всегда стояла на первом месте, а отсюда – и процветающая фирма, и свой дом за городом, и возможность мне – чаду неразумному – квартиру городскую оставить, за что я им от души благодарна. Но почему для них только такая жизнь – правильная? Почему все, что делаю я – глупость и ребячество? Почему я должна быть такой, как они?

Фу, хоть бы Марина скорее позвонила. Нужно перебить чем-то это впечатление, что я – пустоцвет несостоявшийся, тупик генетический, и вообще полная дура. А то – руки прямо опускаются.