Addiction

Глава 4.

Дышать становится легче, когда не нужно сутками думать о контроле над всем университетом. Удивительно, но у меня появилось время для хобби: я начала бегать перед сном, прочитала несколько новых огромных книг, впервые провела отбор в команду черлидеров не в спешке, а в несколько этапов, и сейчас мои девочки вовсю тренируются перед предстоящей игрой. Еще появилось время на учебу, мы с Андером, порой, допоздна решали математику, и наш коллективный разум был небезнадежен. По-отдельности, правда, получалось не так хорошо. Андеру понравился Нью-Йорк, иногда он даже просил меня и Катрин показать ему какие-нибудь новые места. Я уговорила его попробовать себя в американском футболе, и он быстро вошел в основной состав команды, годы занятий теннисом не прошли даром — физическую форму он восстановил быстро. Шон был капитаном команды и сначала, конечно, не хотел даже рассматривать его в качестве игрока, но Андер был талантлив, Лэнгфорту пришлось уступить, сейчас, по словам Муньоса, они даже поладили. Гусману, по словам Андера, было противно все, что связно с Нью-Йорком, и он единственный из испанцев, кто за два месяца так и не смог найти себе здесь места. Что привело его сюда? Неужели Надя? Она встречается со своим Нилом, кажется, еще с конца прошлого учебного года, и ехать за ней в другую страну, игнорируя этот факт — верх глупости. Что угодно я могу думать о Гусмане, но идиотом его точно не назовешь. Любовь делает нас слабыми и напрочь отключает логичность мышления. У входа в кампус я останавливаюсь, глубоко вдыхая воздух, он обжигает мои легкие после долгой пробежки. Встряхнув головой, стараюсь отогнать от себя мысли о Гусмане, он, как я и хотела, не лезет не в свои дела, бережет Надю или их порочную связь, так какого черта я опять о нем думаю? Нервно поднимаюсь по лестнице на свой этаж, не испытывая привычного удовлетворения после пробежки, и удивляюсь, что дверь не заперта, значит, Крис вернулась из своего двухдневного загула непонятно куда и непонятно с кем. — Надо же, ты жива, — бросаю я, закрывая дверь, и только потом чувствую резко бросившийся в нос запах мужского парфюма, слишком знакомого, я не могу спутать. — Гусман? — я прохожу вглубь комнаты, он здесь совсем один, рассматривает фотографии в рамках на моей книжной полке. — Привет, Джослин, — он изображает подобие улыбки, поза его абсолютно расслаблена, хотя мне кажется возмутительным его пребывание здесь, и я это не скрываю. — Бегаешь? — Нет, крестиком вышиваю, — раздраженно бросаю я. — Ты что тут делаешь? — Жду Крис, — он, наконец, отвлекается от фотографий на моей полке и оборачивается лицом ко мне. — Она вышла в душ. Я быстро перевожу взгляд на ее расправленную кровать, на открытое настежь окно, затем на внешний вид Гусмана: взъерошенные волосы, расстегнутые верхние пуговицы рубашки, открывающие обзор на красные отметины на его крепкой шее. Картинка быстро складывается в голове, и он довольно улыбается, наслаждаясь удивлением на моем лице. — Везде успеваешь, да? — я отворачиваюсь, делая вид, что мне все равно, расстегиваю спортивную кофту и бросаю ее на свою постель, оставаясь в коротком спортивном топе. Крис знает правила, мы не приводим в комнату парней, так какого черта? Убедившись, что могу контролировать выражение своего лица, вновь смотрю на него. Гусман без стеснения исследует мое тело взглядом, я повторяю его мимику, с интересом рассматривая красные засосы на шее. — Решил уравновесить, — он делает шаг ко мне, сложив руки в карманы. — Ты много обо мне знаешь. Теперь я о тебе тоже. Достаточно. Ход неплохой, но он блефует. Крис, хоть и не обладает острым умом, под страхом смерти ничего не расскажет, по крайней мере ничего, что может меня дискредитировать. Я знаю это отчасти не просто потому что мы дружим со школы, а потому что она ничего такого обо мне не знает, ровно так же, как и любой другой человек на этой планете. Все мои пороки знал лишь один человек, это был Эрик, но он унес мои секреты с собой в могилу. — Используешь мою подругу в своих грязных играх? — я цокаю языком. — Ай-ай-ай. Как некрасиво, как не по-джентльменски, хорошо, что Крис до сих пор любит своего бруклинского мальчика, разбей ты ей сердце, я бы разбила тебе лицо. Он усмехается, качнув головой. Его запах, несмотря на распахнутое окно, на октябрьский ветер, гуляющий по комнате, кажется, пропитал здесь каждый миллиметр. — Ты меня недооцениваешь, в меня очень легко влюбиться, — он улыбается, обнажая ямочки, и глаза его игриво загораются. — Я использую твою подругу, ты используешь моего друга, я думаю, мы снова сыграли вничью. Хорошо, Гусман, хочешь поиграть — мы поиграем. Я улыбаюсь и смело сокращаю расстояние между нами, вскинув подбородок. — Андер мой друг, жаль, что ты не можешь с этим смириться, — он закатывает глаза, не верит мне. — Хотя я тебя прекрасно понимаю, я бы тоже злилась, если бы мой друг детства предпочел мне едва знакомую девчонку. Его глаза становятся ледяными в секунду, усмешка пропадает, и я чувствую, что почти вывела его на эмоции. Больная тема, значит. Хорошо, надавим еще. — Вы отдалились, и ты пытаешься винить меня, но открой глаза, Гусман, ты виноват сам. — Убеди меня, Джослин, — он слишком самоуверенный, я начинаю раздражаться. — Хорошо, — я делаю шаг в сторону и медленно обхожу его, цепляясь взглядом за каждый сантиметр его тела, он следит за мной краем глаза, слегка поворачивая голову. Пусть тоже понервничает. — Ты только и думаешь, что о себе, и может, о Наде. — Ты не знаешь, что у меня в голове, — он говорит без эмоций, словно его ничего не задевает, мне остается лишь надеяться, что он просто хороший актер. — Верно, — я останавливаюсь и снова смотрю в его глаза, утопая во льдах Атлантического океана. Мне почему-то становится трудно дышать. — Но я знаю, что ты серого цвета, а Андеру не хватает красок. Я смотрю только ему в глаза, но чувствую, как его руки сжимаются в кулаки, дыхание учащается, становится более рваным, неспокойным. Он вдыхает, чтобы ответить мне что-то, но в этот момент открывается дверь, и в комнате появляется Крис. Гусман продолжает лишь излучать радиоактивный негатив, молчит. Я перевожу взгляд на подругу, и она поджимает губы, знает, что нарушила правило номер один. Я указываю пальцем на выход, и она послушно возвращается в коридор. — Это что такое? — сдавленно спрашиваю я, когда закрываю за собой дверь, и мы обе оказываемся в коридоре. — Джози, прости, пожалуйста, нам некуда было пойти, Андер дома, я подумала, ты будешь на пробежке до десяти, как обычно… — Джози, — дверь открывается, и Гусман нарочито сладко произносит мое имя, я вздрагиваю от того, как неестественно оно звучит из его уст. Он видит это, и доволен собой. Я не разрешаю кому попало называть себя так, но почему-то не могу возразить. — Не ругайся так на Крис, это я виноват. Крис улыбается, как влюбленная дура, смотря на него, но под моим тяжелым взглядом надевает на лицо непроницаемую маску. Чувствую себя полной идиоткой, и не сразу нахожу, что ответить. — Иди в комнату, Крис, здесь сквозняк, заболеешь, — даже я почти верю в его заботу, хотя и смиряю его скептическим взглядом. Хотя здесь действительно прохладно. — Только закрой там окно. — Джози, мне, правда, холодно, я пойду? — Джослин, — поправляю я. — Делай, что хочешь, Крис. Она быстро целует Гусмана в щеку и, пряча взгляд от меня, скрывается за дверью в нашу комнату. Это часть моего маленького мира, в который я не люблю пускать посторонних, а Гусман сплясал на всех моих правилах свой испанский танец, и теперь смеется надо мной. Я со злостью смотрю на него. — Не расстраивайся, Джози, Крис очень тебя любит. Не понимаю, за что, но это так. — Меня. Зовут. Джослин, — я выделяю интонацией каждое слово. Мне больше не нравится эта игра. — Знаешь, надоело, я тебя предупреждала. Прямо сейчас пойду к Нилу и расскажу ему твой маленький секрет. Я делаю шаг в сторону. — Делай, что хочешь, — голос Гусмана останавливает меня. — Мне наплевать, что думает Надя. Я раздраженно вздыхаю, он знает, что мой единственный рычаг управления им потерял свою силу. Чувствую, что он подходит ко мне вплотную, чувствую его горячее дыхание у своего уха. — Ты манипулятор, — кто бы говорил. — Хотела управлять мной, я этого не люблю. — Тебе крышу сорвало, — я словно врастаю в пол, не могу пошевелиться, чувствую спиной мышцы его живота. В нем живет монстр, и он рвется наружу. — Страшно? Я не поведусь на это. Он меня провоцирует. Нагло, грубо провоцирует. Гусман Нуньер здесь никто, и он не достоин моего внимания. Я не боюсь ничего и никого! Я резко оборачиваюсь к нему, его самодовольное выражение лица не выбивает из колеи, наоборот, подстегивает меня. И моя любовь к соревнованиям побеждает. — Нет, — смело говорю я. — Что бы ты ни придумал — хорошо, я в деле, хоть войну мне объявляй. Но я хочу, чтобы ты отвязался от Крис. — Войну? — Гусман удивлен. — Очень по-американски, — издевается. — Все куда проще, мы заключим пари. — Пари? — переспрашиваю я, Гусман вытягивает вперед правую руку, я недоверчиво смотрю на его раскрытую ладонь. — Я отстану от Крис сейчас же. Но раз мы сошлись на щепетильной теме любви, — я смотрю в его глаза и не вижу ничего, совершенно пусто. — Ты выберешь жертву для меня, а я для тебя. Времени у нас ровно два месяца. Этот человек должен влюбиться. Вспоминаю его слова: «в меня очень легко влюбиться», но, смотря на него сейчас: холодного, отчужденного, озлобленного… Не знаю, что за девушка согласится ввязаться в эту сомнительную сказку про красавицу и чудовище. — Хорошо, — я улыбаюсь. — Но добавлю кое-что. Проигравший отчисляется и навсегда покидает Нью-Йоркский университет, — Гусман внимательно смотрит мне в глаза, проверяет, не блефую ли я. Нет, совсем нет, он надоел мне, я не хочу видеть его рядом с собой и своими друзьями. — Два месяца, — напоминает он. — Сегодня тринадцатое октября. Я коротко смотрю на часы. — Половина девятого вечера. Мы пожимаем друг другу руки. Это словно сделка с дьяволом. — Андер, — произносит он, и внутри меня что-то с треском рушится, я испуганно вздрагиваю. — Я хочу, чтобы в чувствах тебе признался Андер, — он наслаждается своим триумфом, а я со страхом осознаю — неважно, чем закончится это пари и кто уйдет, я потеряю Андера в любом случае. Гусман вновь на шаг впереди, и я знаю, что это нужно остановить прямо сейчас, пока никто не пострадал. Но я, гордо вскинув подбородок, ядовито ухмыляюсь. — Я, — его лицо меняется, становится напряженным, взгляд твердым, внимательным. Он думает, что ослышался. — Твоя жертва — это я. Удачи, Гусман. Не дав ему ничего сказать, я по-дружески хлопаю его по плечу, Гусман плотно сжимает челюсти и остается неподвижен. На дрожащих ногах я захожу в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Прижимаюсь к ней спиной и закрываю глаза, в надежде хоть так спрятаться от собственных страхов. Но это невозможно. Я только что начала обратный отсчет. Обратный отсчет до конца света.