Озарение

25

Дана нисколько не сомневалась, что едва за ними закроется дверь ее квартиры-студии, как они тут же бросятся в объятия друг друга. Но события неожиданно для нее стали развиваться  по другому сценарию. Юлий, завидев картины, стал их рассматривать. Причем, так глубоко ушел в это свое занятие, что Дане стало казаться, что он напрочь забыл о том, что она находится рядом и ждет от него совсем других действий.

Юлий внимательно разглядывал полотна, некоторым он посвящал всего несколько мгновений, перед другими стоял довольно долго. Дана, как привязанная следовала за ним от картины к картине,  при этом ее нетерпение возрастало в геометрической прогрессии. Вот она  уж не ожидала, что он такой большой любитель живописи; по нему этого не скажешь.

Внезапно он резко обернулся к ней.

- Твои? – спросил он.

- Мои, - ответила Дана.

- Художница?

- Да.

- Понятно.

- Что тебе понятно? – не без раздражения поинтересовалась она.

- Твой стиль, твоя  манера…

- Не понравилось?

- Почему же, одна картина понравилась.

Дану захлестнула обида – тоже мне знаток.

- И какая же?

Юлий показал рукой на одно полотно. Это была даже не картина, а скорей этюд к ней. Дана написала его после посещения мастерской Нефедова под мощным воздействием его творчества. То был скорей просто некий порыв, который вдруг возник в ней, и которой она зафиксировала на холсте.  Она и сама точно не представляла, что хотела изобразить, это были неясные даже не образы, а скорей цветовые гаммы, которые казались сами ложились  на холст.  

Весь ее порыв длился не больше часа, он выдохся так же внезапно, как и возник. И больше она к этой работе не только не возвращалась, но даже не смотрела на нее. Прислонила обратной стороной к стенке – и забыла о ней. Удивительно, как он ее нашел и разглядел.

Дана даже забыла на время о сексе, о котором беспрерывно думала с момента своего знакомства с Юлием. Ее заинтересовало, почему из всех картин он обратил внимание именно на эту, которая к тому же  представляла собой всего лишь набросок? В этом, по ее мнению заключался какой-то непонятный парадокс.

- Чем же эта картина тебя привлекла? – спросила она.

Его ответ удивил ее.

- У тебя хорошая школа, но все чересчур выверено. Ты глядишь на все со стороны,  не приникаешь вовнутрь. А потому сначала посмотришь, вроде бы хорошо, а потом становится скучно.

- А чем отличается эта картина?  

Юлий задумчиво посмотрел на Дану.

- В ней как раз есть то, чего нет в других, - экспрессия. Ты вся поглощена ею. Я понял, чем ты тут занимаешься, ты трахаешься.

- Трахаюсь! – изумилась Дана.  Она вдруг вспомнила, что когда писала эту картину, то в какой-то момент ощутила сексуальное вожделение. Правда, оно быстро прошло, но ведь все же возникло! Выходит, он прав. –

 - И с кем я тут трахаюсь? –спросила она.

- Откуда мне знать, - пожал плечами Юлий. – Да и какая разница. Главное, что трахаешься. Все остальное не важно.

- И откуда у тебя такие тонкие познания в живописи? – поинтересовалась Дана.

- Я пять лет ходил в художественную школу.

- И что потом?

- Потом я ее бросил.

- Почему?

- Надоело.  Я и  музыкой занимался – тоже бросил.

- Ты все бросаешь?

- Все, что не мое.

- Что же твое?

- Мне нравятся машины, я занимаюсь автогонками. Когда мчишься на огромной скорости,  то, кажется, что перемещаешься в другое измерение.

- И что за измерение?

- Понятие не имею, просто другое. Зачем мне знать, какое, если хватает ощущений. Не надо им мешать.

- Не будем, - согласилась Дана.

Юлий вплотную приблизился к Дане.

- Трахаемся?

- Трахаемся.