Белое и черное

Глава 5

Шапиро вернулся домой под вечер. Эльвира сразу заметила, что он не в лучшем настроении.  Обычно, входя в квартиру, он улыбался, но на этот раз был необычно серьезен. Не говоря ни слова,  прошел в комнату,  сел за свой письменный стол. Он смотрел куда-то вдаль, его взгляд был абсолютно отрешенный. Таким взглядом смотрят на то, что невидимо обычному взору, подумала она.

Эльвира села рядом.

- Папа, что случилось?

Шапиро перевел взгляд не дочь. И она могла наблюдать, как возвращается  взгляд отца в этот привычный  мир из далеких и невидимых миров.

- Ничего особенного, - улыбнулся он. – Случилось то,   к чему я давно был готов, и что представлялось мне абсолютно неизбежным. Мне предложили добровольно покинуть университет. 

Эльвира похолодела. Она знала, что все к этому идет. И все же новость застала ее врасплох. 

- Что же теперь будет? – растеряно проговорил она.

Отец удивленно посмотрел на нее. 

- А что должно быть, ничего не будет. Вернее, буду писать книги. На самом деле, они надеются заставить меня покинуть страну. Этого они не дождутся. Это борьба не на жизнь,  а на смерть. И  с этим ничего не поделаешь.

- Но почему именно ты? – Эльвира давно хотела задать отцу этот вопрос, но решилась только сейчас.

- Не знаю, так предопределено. Кому что. Кому быть ортодоксом, кому бороться с ортодоксами. Вот, собственно, и весь ответ. Ты, как преподаватель истории, должна это ясно понимать. Это вечное противостояние. 

Эльвира задумалась.

- Но, папа, если это противостояние вечное, тогда какой в нем смысл? Оно же ничем не кончится. И история как раз это и доказывает. Кто-то бросает вызов устоявшимся устоям, изредка побеждает. Но через некоторое время эти новые устои  приобретают твердость новой ортодоксии. И если вдуматься, то по существу она ничем не отличается от старой. Если я права, то скажи, ради чего борьба? Ради чего ты борешься?

Шапиро покачал головой и снова улыбнулся.

- На этот вопрос у меня нет ответа.

- Как нет? – удивилась девушка.

- Очень просто, нет – это значит, нет.

- Но тогда  я ничего не понимаю. Ты рискуешь всем, даже жизнью. Ведь эти люди способны на все, даже на самую крайность. – Она не решилась произнести слово «убийство».

Но он ее понял.

- Я бы даже сказал, что они всегда подсознательно сориентированы на у******о. Это вселенский закон: все несогласные должны быть уничтожены. И чем человек ортодоксальней,  тем сильней в нем стремление уничтожать не согласных с ним. Если бы наши раввины получили бы безраздельную власть, все бы увидели, во что это вылилось бы.  Однажды я  понял, что нужно каким-то образом положить этому конец. Но только упаси боже пытаться распространить очередную доктрину о том, что не должно быть никаких доктрин. Уверяю, она будет ничуть не лучше.

- Но тогда каким способом  ты хочешь противостоять им? Люди понимают в основном язык идей. И чем они проще, тем легче их осваивают. Разве не так?

Шапиро молча смотрел на дочь. Он думал о том, что он виноват перед ней. Его воспитание привело к тому, что с теми взглядами и воззрениями, что она усвоила, ей предстоит трудная жизнь. Даже женская ее судьба может сложиться не просто, где найти  такого мужчину, который мог бы стать ее мужем? Увы, таких совсем немного.

- Да, ты права, - согласился Шапиро. – Именно точно такой же спор вел  Симон с Христом. Но тот не поверил ему. Он пошел своим путем – и ты, как историк, должна отлично знать, каким получился кошмарным результат. Миллионы убитых, целая историческая эпоха оказалась заморожена в своем развитии. А это более тысячу лет. Да разве и сейчас лучше, сотни миллионов людей оглуплены, их мозги не в состоянии работать, так как забиты давно прогнившими идеями.  И в этой ситуации вбрасывать новые идеи? Нет, это никак невозможно, с ними будут тоже самое, что  с прежними. Их тоже заморозят, превратят в догмы.  Когда-то это надо остановить.

-  Но как, я не понимаю.  – В голосе Эльвиры прозвучала грусть.

- Это все будет продолжаться очень долго. Мы только в самом начале. Даже трудно себе представить, где этот конец. Но тебя не должно это отпугивать.  Меня никогда не смущал тот факт, что я всегда понимал, что никакого результата не достигну. Это было бы слишком невероятно. Но и оставлять без ответа то, что я видел, не мог. Поэтому я и создал это общество. И ничуть не жалею. Оно дало мне надежду, что не все так ужасно в мире, что происходит  конденсация зачатков нового мышления.

- Всего несколько человек из нескольких миллиардов, живущих на земле.  

- Не думаю, что я сумел охватить всех, - улыбнулся Шапиро. – Но я исходил из того, что несколько человек – это все же лучше, чем их полное отсутствие. Сегодня несколько, завтра сто, а послезавтра – десятки тысяч. Да и не в количестве суть.

- А в чем же?

Шапиро вздохнул.

- Понимаешь, мне казалось, что  передо мной поставлена задача. И я ее должен выполнить. Это ощущение пронзило меня еще тогда, когда я нашел тот свиток. Ведь то, что эта миссия выпала мне, было не случайно. И потом оно только укреплялось. И когда я думал об этом, у меня возникало глубокое понимание своей  преемственности; я продолжаю дело Симона-волхва. Степень человеческого заблуждения такова, что оно грозит когда-нибудь уничтожить нашу цивилизацию. Мы сейчас накопили столько могущества, что нам вполне это по силам. Во времена Симона, даже ошибки Христа и других пророков, священников  приводили только к локальным катастрофам. А сегодня  это может стать финалом. И кто-то обязан этому противостоять. – Шапиро о чем-то задумался. Эльвира, затаив дыхание, следила за отцом.  – Видишь ли, иногда мне кажется, что я совершил ошибку. Мы чересчур тихо себя вели, стараясь особенно не привлекать внимание. Да, разумеется, мы писали статьи  книги, выступали с лекциями. Иногда они имели довольно сильный резонанс. Но этого явно не достаточно. Ты права в том, что нам по большому счету ничего не удалось сдвинуть. Да мы по-настоящему и не пытались. Во многом это была игра для самих себя. В каждом из нас существовало стремление к самооправданию, вот мы и пытались закрыть эту брешь. Уж больно тяжело смотреть на то, что происходит вокруг. Нежелание людей пересматривать свои убеждения, отрываться от привычных мыслей, удручает. В этом есть что-то безнадежное. Мы считаем себя разумными существами. Но в чем проявляется наш разум? Без конца повторять одно  и то же. Нет, разум это совсем другое.

- Что же?

Шапиро вздохнул.

- Мы обязательно поговорим с тобой об этом. Как жаль, что я раньше старался в наших разговорах избегать таких тем.

- Но почему, папа?

Шапиро ответил не сразу.

- Я не хотел тебя смущать. Ты и так многое слышала, многое знаешь из того, что не всем следует знать. Не все знания, как и не все лекарства полезны, все зависит от человека. Одному лекарство помогает, а другому тот же самый препарат наносит лишь вред. Но теперь мне кажется, что ты созрела для этих мыслей. Другое дело, нужны ли они тебе? Они изменят твою жизнь кардинально. Я этого боюсь.

- Это моя жизнь, мне решать.

- Разумеется. Но мое влияние на нее может оказаться слишком сильным и пагубным. Кто может знать о своем предназначении?

- Но ты же знаешь?

Шапиро покачал головой.

- Все не столь однозначно. Я много думаю над этим вопросом. И не уверен, что до конца нашел верный ответ.  Да и есть ли он? Если человек полученный ответ принимает за окончательную истину, он рискует остановиться в развитии. В том-то и проблема, что конца нет. Все постоянно меняется. А мы не успеваем за переменами.

Эльвира хотела что-то его еще спросить, но Шапиро отрицательно покачал головой.

- Наш разговор и так затянулся. За один раз всего не скажешь.  У нас будет еще много возможностей поговорить. А теперь, прости,  мне надо заниматься.