Черное солнце

Черное солнце

  Иван, опустив голову, поднялся по расколоченным ступеням и присел у самого входа, приглашая и Сашку.

  - В этом храме крестили мою мать и отца. Здесь же они венчались. Было время, когда сюда приходили люди со всей деревни. Тут было хорошо, светло, мирно. Проводились службы… а теперь…

  - Да, - сама не зная почему, вздохнула Сашка. Она, если признаться самой себе, совсем не понимала, чего это Ванька убивается по какому-то полуразрушенному зданию. Ну, и что с того, что раньше было иначе. Жизнь… она такая, непредсказуемая.

  - А теперь наш председатель решил выписаться перед городскими властями и, знаешь, что придумал?

  - Что?

  - Клуб здесь устроить. Говорит: «надо же где-то молодежи резвиться. А где еще, как не тут?..» Представляешь, дикость какая?

  - А что не так? – Сашка искренне не понимала. Ей показалось, что вполне неплохо, если бы в селе появился клуб. Там танцы всякие, может быть, фильмы. Что такое Храм, она, конечно же, не знала. Кто бы ей сказал об этом, не Наталья с Егором же.

  - Так и ты туда же? – глаза Ивана загорелись искрой презрения.

  - Куда, туда же? Ты объясни. Прости, меня, Ваня, может, я не понимаю чего, так ты объясни, - залепетала Шурка, больше испугавшись реакции Ивана, чем своих слов.

  - Тогда слушай. Раз такая маленькая еще и не можешь сама понять, что к чему, - Иван говорил срывающимся, повышенным голосом. По всему виду паренька было видно, какие бури переживаний рвут его сердце. Чтобы немного успокоить бешено колотящееся от нервного возбуждения сердце, он сделал паузу. Пауза затянулась, и Сашка умоляюще-вопросительно посмотрела на него.

  - Ты вообще, знаешь, кто такой Бог? – Иван тщетно пытался подобрать правильные слова. Когда он готовил свою речь мысленно, слова ловко складывались в идеальную цепочку. Но как только он решил огласить свои мысли, то эта цепочка разорвалась в клочья. Он еще не привык говорить о таком важном, сокровенном со сторонними людьми, тем более, когда эмоции зашкаливали.

  - Да слышала что-то такое. Тетка Наталья говорит, что кто в богов разных верит, тот сумасшедший, - Сашка махнула рукой, думая, что Иван переведет тему в другое русло, но...

  Иван снова замолчал и бросил на Сашку испепеляющий взгляд. Пауза затянулась еще на большее время, в эти минуты Шурка заметила, как бурно вздымается его грудь. Наконец, сердцебиение успокоилось, и он продолжил:

  Тетка Наталья твоя – хороший человек? – решил начать с обходного пути он.

  - Как сказать… она вырастила меня…

  - Вырастила... Ты не ответила на мой вопрос: тетка Наталья, она хороший человек? Помогает ли она кому просто так, от чистого сердца. Что говорит о других людях дома, когда они не слышат? И насколько ценно для тебя ее мнение?

  - Она… обижает меня… и еще выпивать стала… других да, любит словцом крепким назвать, не в глаза, конечно, а так, когда выпьет, тогда и чихвостит… а мнение… не знаю, я не думала…

  - А мое мнение для тебя хоть что-то значит?

  - Да, да, конечно! Очень, очень много значит!

  Иван еще раз посмотрел на Шурку и полез во внутренний карман своей старенькой зеленой курточки.

  - Смотри, - он достал маленький образок иконы Христа Спасителя. На потемневшей от времени иконе лучистым светом сияли глаза удивительной силы и доброты. Сашка невольно залюбовалась, разглядывая каждую черточку лика, каждый изгиб узора рамки.

  - А кто это? – полюбопытствовала она.

  - Иисус Христос. Господь. Сын Божий. Эта икона – наша семейная реликвия. Ее берегли моя бабка и моя прабабка. Мама говорила, что она была написана еще в семнадцатом столетии. Вот сколько веков люди чтили Святыню, берегли, ценили! Даже во время нашествия монголов людям удавалось сохранить храмы, иконы, люди понимали, что в такие страшные минуты можно ждать защиты только от Великой Силы Свыше. И они получали ее. Всегда. Во все времена велась страшная борьба Добра со злом, Бога с дьяволом. А теперь… отказавшись от Бога, люди выбрали себе в помощники дьявола! Ведь так получается… Хамски поправ все законы добра и морали, растоптав всё и вся, новые властители поставили страну на колени. Раньше народ был единым, а теперь каждый за себя. Знаешь, было время, когда путник мог постучаться в любой дом и его пускали. Людям даже в голову не приходило выставить нежданного гостя за порог. А теперь! Попробуй, постучи к кому-нибудь в дом…

  - Так кто ж пустит, прогонят и всё. Если только бабушка какая пустит, и то, вряд ли…

  - То-то и оно. Люди потеряли ориентиры, забывают о добре. Веры нет, значит, нет и морали, уходит сострадание, уважение друг к другу. Всё теперь делается напоказ, чтобы на собраниях хвалили, а Иисус учит делать добро так, чтобы об этом знал только Бог, делать скоромно, не кичась своими делами. Вот как, понимаешь?

  - А почему же тогда так всё?.. – Сашка обвела взглядом и икону, лежащую у нее на руке, и разрушенный храм.

  - Знаешь, мне кажется, что те, кто занял посты новых царей, царьков просто хотят сделать людей очень слабыми. Чтобы кланялись им, а не Богу. Ведь тот, кто живет с настоящей верой в сердце – тот сильный, не сгибаемый, как дуб, который никакой ураган не вырвет. А без веры, без ориентиров, он гонимый, как былинка, куда ветер подует, туда и она летит. Вот ты, Саш, могла бы ты отстоять свою позицию, заступиться за кого-то, если бы возникла конфликтная ситуация? Только честно, сама себе ответь сейчас. Могла бы ты пойти против всех, если бы знала, понимала, что эти все идут не той дорогой и глубоко заблуждаются? Или бы пошла вслед за ними, лишь бы не выбиваться из общего строя?

  Сашка замолчала. Она легко представила себе такую ситуацию и поняла, что пошла бы вслед, ведь встать вопреки всем и всему и сказать «нет» она бы просто не смогла. Девочка опустила голову и пробурчала:

  - Разные бывают ситуации. Не знаю сейчас…

  - Вот, Саша. А если бы в твоей душе был тот огонь, который сейчас горит в моем сердце, ты бы даже не сомневалась, ты бы выбирала пути, где правда, а не где толпа. Будь сильной и крепкой, не бойся высказать свое мнение, если оно правдиво, но бойся уподобиться глупым и злым. Ведь этому и учит вера Христова. Ты понимаешь меня?

  - Угу… - промямлила Сашка. Все эти мысли, так неожиданно высказанные Иваном, казались ей еще недосягаемыми, слишком сложными, но где-то в глубине души, она осознавала, что он прав. Вот только понять и осознать до конца смысл его слов, девчушка пока не могла.

  - Люди… простые русские люди… как мне больно видеть, что они ведут себя, как дрессированные собачки. Ни мнения своего, ни понимания. Что им сейчас вещают с трибун, то они и перенимают, даже не пытаясь осмыслить. Завтра скажут: «пойдемте все вместе бросаться с обрыва», так ведь пойдут же! А за храмы… Я так скажу: человек может быть верующим, а может быть неверующим. Каждый выбирает свой путь. Но если он человек, а не свинья, то должен иметь, хоть каплю достоинства и уважения к самому себе, чтобы не попирать святыни, мысли и чувства других людей, тем более таким варварским способом! Кстати, ты видела морду нашего председателя?

  - Да, страшила такой, жирный… - протянула Сашка, вспомнив отвратительное обрюзгшее, облысевшее от чрезмерных возлияний существо, орущее с высокой трибуны и всегда суетящееся, делая вид активной работы. Только вид, потому как работали все, кроме него, а он лишь менял девок, да устраивал себе пиры.

  - Как, по-твоему, что хорошего сделал он? Как я знаю, ворует по-страшному, пьет, как лошадь, ни одного слова без сопровождения мата не произнесет никогда. Глаза оплыли, смотреть противно. Не удивительно, что этот храм ему стал, как бельмо на глазу. Злых людей всегда коробит от добра и света.

  - Да, недобрый он человек…

  - Недобрый и глупый. Вот это и есть пример той свиньи, про которую я тебе говорил. И те, у кого поднялась рука, чтобы купол разрушить и крест сбросить, тоже свиньи, и те, кто сейчас в кремле сидят, по чьей воле весь этот беспредел происходит, тоже свиньи, потому что Люди бы так не поступили! Они не достойны звания людей, и нутром своим, чуя это, потому и ненавидят Христа, который есть абсолютная чистота, высшая степень благородства и совершенства, красоты внешней и внутренней. Просто, признав бы Его, они бы признали и собственную ущербность. А так не хочется им этого! И меняться не хочется тоже! Силы воли нет, ума нет, чести и достоинства нет тоже. А возомнить себя гением и властелином мира, это ведь проще, слаще! А знаешь, Саш…

  - Что?

  - А ведь, когда я тонул тогда, помнишь, я понял, что это конец, и начал изо всех сил молиться, как мама в детстве учила. И вдруг, когда уже начал захлебываться услышал «Не бойся. Ты будешь спасен». Я отчетливо это услышал, мне это не послышалось и не показалось. И тут ты вдруг подоспела. Я знаю, что это Господь тебя послал тогда. Даже не сомневаюсь. И сколько таких ситуаций было в моей жизни, не перечислить. Но я всё бережно в сердце храню и берегу. Вот и думай теперь, Саша, кто сумасшедший на самом деле, тот ли, кто с Богом в душе живет и к добру стремится, кто имеет свое мнение и свободу духа, или же кто пьет до потери сознания, кто, не задумываясь, убивает и насилует, да матерится, кто направляет свою энергию не на созидание, а на разрушение. Ответ напрашивается сам собой.

  - Здорово ты сказал, Вань, - с расширенными от удивления глазами, прошелестела Сашка. О том, что и она тогда слышала голос, Шурка умолчала. Слишком уж все это было сложно для нее сейчас. Нужно всё собрать воедино и осмыслить… И откуда у тебя мысли то такие… умные?

  - У меня двоюродный дядя в городе в академии работает, профессор. Вот, когда он к нам иногда в гости приезжает, то о многом говорит… только с нами на волнующие его темы и говорит, потому как высказать их вслух среди людей чужих боится… ведь сегодня это равносильно самоубийству. Вот у него я некоторые мысли и перенял.

  - Понятно.

  Запал энергии и слов Ивана иссяк. Он снова погрузился в свое меланхоличное раздумье, забыв о том, что рядом сидела Сашка.

  Да. Хорошо, что в этот момент слова Ивана не подслушал кто-нибудь из сторонних наблюдателей, иначе ему было бы не сдобровать. За меньшее люди получали двадцать-двадцать пять лет по «политической статье», имеющей массу хитрых пунктов, под которые можно при желании подвести любого, а за такие вот смелые слова по ленинско-сталинским меркам и вовсе полагался расстрел: массовыми казнями Дракон, засевший в кремле, пытался выкорчевать даже само понятие воли, силы, свободы и мысли. Подобно Гитлеру, этому безумцу, решившему создать новую расу, полностью подчиняемую фюреру, второй безумец создавал свою расу, именуемую «социум». И в чем-то и тот, и другой преуспели… Дракон о двух голов выжарил ядовитым пламенем душу из двух наций, но, слава Богу, что все-таки не до конца. Дракон о двух голов, спустя годы падет, а душа, как семечко, долгое время лежавшее в земле, уцелеет и прорастет с наступлением тепла. Но пока что Дракон упорно изрыгал пламя ненависти и испепеляющего всех и каждого хаоса.

  - А у меня сегодня день рожденья, - неожиданно оживился Ванька.

  - Правда? А я и не знала! И сколько же тебе исполнилось?

  - Шестнадцать уже.

  - Взрослый…

  - Ну, да.

  Сашка задумалась, и спустя мгновение, набрав в легкие побольше воздуха выпалила на одном дыхании:

  - Ванечка, с днем рождения тебя! Много-много добра тебе и всего того, чего ты бы сам себе пожелал! – Сашка не знала, что же можно было еще сказать хорошего. Больше всего на свете она хотела бы подарить ему что-нибудь, чтобы сделать приятное. Но какой подарок, кроме добрых слов она могла сейчас преподнести?

  - Спасибо, - улыбнулся Ванька. – Пойдем внутрь? Пока тут еще не совсем все испортили.

  - Давай, - уже с другим настроем, нежели в начале разговора ответила Сашка.

  Друзья вступили в темноту разрушенного, но по-прежнему величественного храма. Сквозь узкие зарешеченные окошки внутрь проникали солнечные лучи, создавая мистическую картину переплетения света. Высоко над головой возвышался купол. Обрамленный чудом сохранившимися фресками, он завораживал, направлял на глубокие мысли, пробуждал душу от долгого сна забвения.

  Сашка никогда не была в таких местах, и сейчас затаив дыхание разглядывала фрески, потемневшие от цементной пыли, осевшей всюду метровым слоем после учиненного большевиками разгрома. «Нагорная проповедь Иисуса», «Иоанн Креститель», «Тайная вечеря»… изображения такие реалистичные, всепоглощающие, сотканые из добра и света, отвести от них взгляд было просто невозможно.

  Сколько они простояли в тишине храма? Сашка вряд ли смогла бы сказать точно, но спустя некоторое время она вдруг заметила какую-то тень, медленно плывущую в дальнем отсеке церкви, там, где света из-за отсутствия окон не было вообще.

  - Что это? Что это?! Смотри! – Сашка испуганно вцепилась в рукав Ивана, в ее голове пронеслись самые жуткие догадки.

  - Где? – удивился Иван и впился в темноту внимательным орлиным взглядом. – Я ничего не вижу.

  - Да вот же! Вот же! – Сашка громко запричитала и указала трясущейся рукой в угол, в котором только что мелькнула тень.

  - Подойдем поближе, я, правда, ничего не вижу.

  - Я боюсь. Не надо. Мало ли что…

  - Трусишка. Как же мы узнаем, что там такое? Ты всегда так будешь бояться всего? Так нельзя…

  - Не знаю… может, и не всегда… но сейчас мне страшно.

  Сашка будто бы вросла в землю. По телу пробежала волна нервного озноба, так страшно ей не было уже давно, но Иван, не обращая внимания, а может быть, и нарочно, чтобы заставить ее перебороть свои многочисленные страхи, потянул Шурку за собой. Та упиралась, буквально ехала за другом, который упрямо тащил девчушку следом.

  - Ну, вот и пришли. Посмотри. Ничего страшного здесь нет. Да открой же глаза, глупышка! – засмеялся Иван.

  Шурка открыла сначала один глаз и быстренько снова зажмурилась. Но, поняв, что при беглом взгляде действительно ничего страшного, вроде бы не было, она осторожно открыла оба глаза. Ее взору предстало небольшое отделение с несколькими коридорами, уводящими в неизвестность. Но тени уже не было.

  - А может… она ушла вот тем коридорчиком? – не унималась Сашка.

  - Может и ушла. Но сейчас здесь нет никого. Успокоилась?

  - Не-а.

  - Да… дела с тобой. Ну, пойдем. Тебе, наверное, домой уже пора.

  - Это точно. Тетка, небось, обыскалась уже.

  Иван перекрестился на фрески и вышел прочь. Сашка только лишь обернулась еще раз, посмотреть, не появилась ли вновь та загадочная тень, которую она видела отчетливо. Вот только кто это был, друг или же враг, и живой ли? А может…

  По дороге назад Иван немного разговорился. Он рассказывал Шурке о своем отце, который погиб четыре года назад, работая в шахте.

  - Он был очень хорошим человеком. Я иногда обращаюсь к нему, и мне кажется, что он меня слышит. Мне его очень не хватает…

  - Я понимаю тебя, - грустно ответила Саша, - я ведь вообще сирота.

  - Эх, ты, подружечка моя, - по-братски приобнял ее Иван, но не заметил, как та вся замерла, растаяла, осела. И когда он снова с задорной улыбкой пошагал вперед, Сашка была не в состоянии сделать даже шага.

  На пути, совершенно неожиданно, словно из-под земли, выросли какие-то мальчишки. Шурка по привычке вжалась, ожидая новой трепки, но вовремя вспомнила, что сейчас она не одна, рядом – защитник, Иван, а он уж точно ее в обиду не даст.

  - Эй, Ванька! – окликнул его тот, что стоял посередине, рыжий, коренастый паренек, чуть старше Ивана. – Мы тебя ждем, ждем, а ты пропадаешь где-то, да еще и не один, - на последней фразе вся компания неприятно осклабилась.

  - Действительно, Ванек, как это понимать, сам сказал, в два часа приду, а сам и думать забыл. Не по-товарищески это, - возмущенным голосом проворчал второй, высокий и очень тощий паренек с таким же длинным, вытянутым лицом.

  - Да, ладно вам, ребята, - мило улыбнулся Иван, - припозднился немного, но у меня причина была.

  - Мы уже поняли, что за причина, - захихикал третий.

  - Я пойду, - невнятно прокурлыкала Шурка, обернувшись к Ивану, - пока.

  - Пока, Саш. И подумай о том, что я тебе рассказывал. Пойми, всё это очень важно. Очень, - ответил он.

  - Хорошо, - утвердительно кивнула Шурка и заплетающимся шагом пошла сквозь строй вперившихся в нее взоров. Ох, как же ей не нравилась эта ситуация… почему-то. Она не привыкла к такому, чрезмерному и, похоже, что недоброму вниманию. Да и Ивану было, как-то неловко, это Сашка ощутила каким-то шестым чувством.

  Когда Шура скрылась за поворотом, первый рыжий и коренастый подлетел к Ваньке и шуточно похлопав его по плечу, с загадочной ухмылкой пропел:

  - Когда свадебка-то? Пригласишь хоть или тоже забудешь?

  - А невесту мог бы покраше выбрать, а эта какая-то совсем кривая - прогнусавил длинный.

  - Негоже друзей забывать ради девчонки какой-то, тем более она мелкая еще совсем и, действительно, мышь серая. Сдурел что ли, Ванька, или опоила тебя чем? – немного картавая воскликнул последний.

  Но Иван, было, немного растерявшийся, быстро собрал нужные мысли и боевой дух. Резко выдохнув, он развернулся на дружков и прорычал:

  - В общем, так! Во-первых: никому и никогда я не позволю как бы то ни было оскорблять или же нелестно отзываться о ней! И запомните, ее Саша зовут! Во-вторых, я не перед кем не собираюсь отчитываться, где был и зачем был. И, в-третьих… - Иван понизил голос почти до шепота, который относился скорее к самому себе, а не к пацанам:- она мне не невеста. Она мой друг… самый лучший и ценный друг, который спас меня. И за это я буду оберегать ее, пока живу. Поняли?! – уже громче задал вопрос он.

  - А то что? – не унимался рыжий.

  - А то моя доброта закончится быстро, и появятся кулаки. Хочешь попробовать? – выдвинулся вперед Иван, он был настроен решительно.

  - Да я старше тебя на полтора года. Сейчас забью как мамонта, потом плакать будешь, - продолжал язвить рыжий.

  - Подойти, попробуй, а потом говори. Болтать всякий может, - ухмыльнулся Ванька.

  - Ну, что ж… сам напросился.

  Рыжий со смехом кивнул остальным и, как бы ненароком ткнул Ивана в грудь. Этого хватило, чтобы накопившаяся за этот непростой день ярость вылилась наружу стихией. Рыжий сам не понял, что произошло, но катился он долго и далеко, перевернувшись в воздухе раза два. Больно ударившись о землю, он больше не захотел проверять крепость Ванькиных кулаков. Остальные тоже зажухли. Шутка не удалась.

  - Повторяю, вы поняли за Сашу? – переведя дух, рявкнул Иван.

  - Да поняли, поняли. Чего драться то? Мы по-дружески, а ты какой-то странный сегодня.

  - Обычный. Знаете, если человеку говорят, что он стал вдруг не таким, это вовсе не значит, что он стал хуже… просто он стал не таким удобным, как прежде. Игры сегодня не будет. У меня дела, - развернувшись на сто восемьдесят градусов, Иван пошагал солдатским шагом к дому. Парни так и остались стоять, молча смотря ему в след.

  - И чё это было, а? – начал приходить в себя рыжий.

  - А я знаю чё ли? – пожимая плечами, ответил длинный.

  Сашка почти дошла до дома, вся в своих мыслях, но знакомый голос окликнул ее:

  - Сашенька, Белова, это ты!

  Шура обернулась. В нескольких шагах стояла Мария Ивановна, как всегда красивая, собранная, подтянутая.

  - А ты, как я погляжу, изменилась, в лучшую сторону. Прямо не узнать, такая Аленушка из сказки, - приветливо улыбаясь, щебетала Мария Ивановна.

  - Спасибо, - скромно поблагодарила за добрые слова ее Саша.

  - А я вот уезжаю, - вздохнула та.

  - Как уезжаете? – Шура искренне расстроилась, ведь, значит, что одним хорошим человеком в поселке станет меньше. А ведь таких, очень хороших людей здесь по пальцам пересчитать можно, большинству уже давно на всех плевать, лишь бы самим жилось хорошо. А Мария Ивановна в первую очередь за других переживала, другим помогала, и только потом вспоминала о себе.

  - Да так уж вышло. Вроде бы хорошо, повышают меня, в город переводят за хорошую работу, а с другой, как-то грустно, что ли. Вас, моих лапушек оставлять не хочется.

  - Да как же мы без вас! Может, не уедете, а, Марья Ивановна? Вы ведь нам так нужны! – Сашка еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

  - Сашенька, понимаешь, такая возможность, она тоже не всем дается. Но я ведь буду приезжать, обязательно, так что ты не думай. И всегда буду помнить о вас обо всех, и мысленно буду рядом.

  - Я тоже буду всегда помнить о вас, Марья Ивановна. Конечно, пусть будет так, как вам лучше. Пусть на новом месте у вас всё будет хорошо, - постаралась взять себя в руки Саша.

  - Спасибо, моя хорошая. И тебе счастья долгожданного и друга надежного, - улыбнулась женщина одной из своих самых обаятельных улыбок.

  - А я, вроде бы, как нашла, - игриво вскинув головку, пошелестела Сашка и… смутилась. По ярко зардевшим щечкам Марья Ивановна поняла, о чем может идти речь и, мысленно порадовавшись за девчушку, только спросила:- он хороший?

  - Очень! – выпалила девочка.

  - Тогда береги эту дружбу. А знаешь, Саш… вот тебе мой адрес городской, сейчас напишу тебе. Если что, ты всегда можешь приехать ко мне. Двери моего дома всегда будут открыты для тебя. Хорошо?

  Марья Ивановна проворно достала из сумки карандаш и, чиркнув на кусочке бумаги адрес, протянула Сашке.

  - Ой… здорово, буду хранить, как самую великую ценность, - пролепетала девчушка, прижимая кусочек бумаги к сердцу.

  - Вот, хорошо, что я встретила тебя. А то, как-то быстро всё вышло, не хотелось бы уезжать вот так, не попрощавшись. Я пойду, - Мария Ивановна ласково обняла девочку, и та прильнула к ней, как к теплому солнышку. Когда женщина ушла, поток слез, который все-таки удалось сдержать при ней, хлынул бесконечным водопадом, и остановить его уже было невозможно.  

Девочке удалось утихомирить свои разбушевавшиеся эмоции только через полчаса, и дождаться, когда прохладный ветер обдует лицо и покрасневшие глаза, она пошла домой.

  Дома, как всегда ждала порция ярости, беспричинной ругани, каких-то немыслимых упреков, а потом ругани между Натальей и Егором, которые в последнее время никак не могли прийти к взаимопониманию, все более отдаляясь друг от друга.

  В час, когда крики совсем уж оглушали, и от них начали звенеть стекла, маленькая Танюшка поскреблась в коморку Саши.

  - Сашуль, можно к тебе? – жалостливым голосенком проскрипела Танюшка, шестилетняя озорная девчушка, в принципе не плохая по натуре, но пока еще легко поддающаяся влиянию недоброго воспитания не знающих ничего о добре и мире родителей.

  - Конечно, Танечка, заходи, - радушно ответила Саша.

  - Чего они так? Надоело уже.

  - Да кто их знает, чего?..

  - А поиграй, хоть ты со мной. А то мне так грустно… скучно… а лучше сказку расскажи, а? Позалуйста, - Танюшка специально произнесла последнее слово  на манер малышей, чтобы растрогать сентиментальную сестру. Как всегда, сработало.

  - Ну, давай, садись поудобнее, почитаю тебе сказочку, - Сашка тихо вздохнув отложила учебник с тетрадями и достала книгу со сказками. – На чем мы остановились в прошлый раз?

  - Ты рассказывала сказку про Снежную Королеву. А теперь я хочу про Золушку.

  - Про Золушку?

  - Да, да, хочу сказку, сказку! – от былого удрученного вида малышки не осталось и следа. Стоит сказать, что и Шурка оживала вместе с этой задорной девчушкой. Только с ней в этой семье она и смогла найти общий язык. Хоть в критических ситуациях она и не могла быть Шуре защитой и поддержкой.

  - Итак, давным, давно, в далеком королевстве жила добрая, хорошая девушка. Она была красивая и приветливая, очень хозяйственная… но так как еще в раннем детстве осталась сироткой, и ее воспитывала мачеха, то была бесконечно несчастной. Каждый день бедная Золушка терпела издевательства мачехи, каждый день должна была выполнять тяжелейшую, самую грязную работу, но никогда не жаловалась ни на что…

  Сашка погрузилась в чтение вслух сказки и сама заметила некоторые аналогии со сказочным персонажем. «Эх, - подумала она про себя, - если бы Иван оказался тем сказочным принцем, который вытащил бы меня из этого кошмара»…

  И снова школьные будни.

  В этот день класс бурно обсуждал новость: в школу пришла новая директриса.

  - С ума сойти! – трещала без умолку староста Ольга Кравцова. – Я слышала она приехала из Подмосковья, представляете, с какой дали?

  - И чего это ее сюда к нам занесло? – съехидничала ее подружка, Лерка.

  - Ну… не знаю, от родителей слышала, что как бы на повышение предложили поехать сюда. Она сначала долго отказывалась, а потом согласилась. Там-то она простой учительницей литературы была, а здесь все-таки директор.

  - И то верно, - подтвердила Лерка.

  - Интересно, какая будет… - задумчиво пропела Вика. – Прошлая ничего такая была, строгая конечно, но справедливая.

  - Да уж! Справедливая… А как нам за Шурку вставила! Мне, если честно, не очень приятно было слушать ее нравоучения. Шурка сама виновата была, что такое отношение к себе заслужила, - хмыкнула Лерка.

  - И то верно. А скажите, девчонки, верно, как-то после трепки Марии Ивановны, и вправду до Шурки больше никакого дела нет. Вам не знаю как, а мне точно. Что есть она, что нет, - горделиво выпятившись прощебетала Ольга.

  - Да и мне все равно. Это Наташка все никак не успокоится, на дух ее не переносит, - в унисон ей ответила Катька, которая только теперь решила высказать свое мнение вслух.

  - Ой, заговорились мы с вами, девчонки! Звонок-то уже прозвенел! – стрекозой прострекотала Лерка и пулей побежала на свое место.

  У окна, как всегда тихо, мирно перешептывались Сашка с Серафимой, но и они смолкли, когда двери класса распахнулись, и на пороге показалась незнакомка.

  Жестким, крутым шагом она прошла к своему столу и встала, окинув ребят властным взглядом. Мария Ивановна тоже была не из мягкотелых, но то была справедливая суровость, которая чувствовалась в каждой черточке ее лица, в каждом движении и в каждом взгляде. Здесь же было что-то другое… демоническое что ли. Если есть на Земле энергетические вампиры, так это то самое, потому как, где бы ни появилась эта женщина, там всегда будет царит напряженная, неблагополучная атмосфера, а люди после вынужденного общения с ней всегда будут чувствовать себя, как выжатый лимон. Всегда.

  Женщина выдержала долгую, непомерно долгую паузу. Уже давно в классе наступила звенящая тишина, уже давно никто не отвлекался на что бы то ни было, а она все равно продолжала сверлить подростков свирепым взглядом. Школьники же тем временем исподлобья изучали ее. Роста она была чуть выше среднего, и телосложения не крупного, но, то ли из-за массивного подбородка, который делал ее больше похожей на мужика бурлака, то ли из-за неумения и нежелания следить за собой и придать образу нотку женственности, а, то ли от той необъяснимой напряженности, которую она создавала своим появлением, эта женщина казалась необъемной скалой, эдакой громилой, которую, ни на танке не объедешь, ни пешком не обойдешь. И, действительно, к такой лучше только на танке… и тот зашибет.

  Поставив руки в боки, тем самым показывая свой воинственный настрой, женщина заговорила. Голос у нее был под стать образу, холодный, даже ледяной, отрывистый, лишенный каких-либо интонационных красок и эмоций. Будто бы робот, а не человек.

  - Здравствуйте, ребята, - удивительно, эти такие обычные и вполне дружественные слова звучали в ее устах настолько жестко, словно «упал, отжался…70 раз». Школьники съежились, невольно опустив глаза в парту. – Зовут меня Бирюкова Динара Реджеповна. Я новый директор вашей школы и, по совместительству ваш новый учитель литературы. Для начала я хотела познакомить вас с новыми учениками нашего класса, - обернувшись к открытой двери: - девочки, заходите.

  В класс таким же уверенным, даже самоуверенным шагом вошли две девчонки близняшки. Чернявые, с густыми бровями на восточный манер, они в тоже время не являли собой восточной кротости, напротив, во взгляде, в манерах проскальзывала какая-то вызывающая наглость. Сами того не замечая, эти девчата давно привыкли смотреть на всех свысока, считая окружающих какими-то существами низшего сословия. Оно и не удивительно, ведь их папочка занимал видный чиновничий пост, а представители этой категории, люди, которые еще не так давно были «пролетариат в полном понимании этого слова», а теперь прошли метаморфозу из грязи в князи, всегда стараются себя вести, будто бы они потомственная элита. Это мировоззрение, как правило, передается и детям.

  Но так как отношения между видным чиновником и Реджеповной были из разряда хуже некуда, то разъехаться по разным уголкам страны стало единственно верным решением, разводы в те времена не приветствовались, и это еще мягко сказано.

  Дочерей Реджеповна забрала с собой и решали вгрызаться в свои права и блага на новом месте с хваткой голодной акулы.

  - Познакомьтесь, ребята, это Эра и Майя. Надеюсь, вы подружитесь.

  Реджеповна жестом приказала сидящему на первой парте близорукому мальчишке собрать свои вещички и пересесть за другую пустую парту в середине другого ряда и усадила на главенствующее место дочерей. Те расселись с медлительностью дворянок. И, не удостоив одноклассников беглым взглядом, погрузились в какие-то свои мысли, далекие от учебного процесса.

  Как странно. Появление таких вот, поплевывающих свысока индивидуумов, на большинство оказывает воздействие аналогичное удару плети – человек, не обладающий всепоглощающим чувством достоинства и гордости (не гордыни, никогда не путайте эти два такие разные понятия), теряет пыл протеста и прогибается под плетью. Так и ребята. Они, в данном случае, не могли порадовать силой мысли и индивидуальностью, и в своей массе являли собой образ стаи, где вожаком избирается сильнейший, тот, кто и укусить может, и добычу заберет. На Сашку появление новеньких произвело такое же впечатление, где-то в глубине души она признала превосходство девочек с такими странными именами в духе новой эпохи. Одна лишь Серафима не обратила на хозяек положения особого внимания, ее гораздо больше волновала довольно сложная тема урока, к которой она сейчас и готовилась, упершись взглядом в книжку.

  - А теперь мне бы хотелось познакомиться с вами. Давайте так, я называю по журналу фамилию, а вы поднимаетесь со своего места и представляете короткий рассказ о себе. Кто родители, откуда родом, ну, и может быть, что-нибудь от себя. Так… кто у нас идет первой… Афанасьева Наташа.

  - Я, - поднялась уже знакомая нам белобрысая нам девчонка, которая и натравила ребятню на Сашку несколько дней назад.

  - Ну, короткий рассказ о себе, я же говорила, - Динара Реджеповна впилась в девчонку взглядом паука тарантула, отчего та как-то явно обмякла и потеряла дар речи.

  - Мама… в колхозе работает… папа… тоже. Родилась здеся. Всё.

  - Коротко и ясно, - опустила глаза в журнал директриса, забыв дать девчонке команду «вольно», отчего та так и продолжала стоять, не зная, куда себя деть, мечтая провалиться сквозь землю.

  - Белова Саша, - зыркнув на до сих пор стоявшую как тополь на плющихе Наташку: - присаживайся.

  Наташка, не рассчитав сил, плюхнулась на стул с размаху и попыталась скрыться за высокой партой. Отчасти получилось.

  - Белова где? – нетерпеливо повторила Реджеповна, повысив голос.